Наталия Шитова - Притворщики

Гарон, исполненный вальяжного достоинства, двигался к подъезду. Двое дюжих охранников в длинных пальто следовали за ним на почтительном расстоянии. Георгий Гарон, без всякого сомнения, умел произвести впечатление на всех. Некоторым это дано от природы. Его аппетитам и размаху можно было позавидовать. Многие деловые люди города искали благосклонности Гарона. И он, должно быть, уже и не считал своих верных вассалов. Не считал он, видимо, и свои жертвы.

— Ну, здравствуй, Казьмин, — проронил Гарон, поравнявшись с Валерием. Он остановился и сделал жест своим бодигардам.

Валерий молча кивнул и тоже остановился, глядя в умное холеное лицо своего врага.

— Не удостоишь словом? — уточнил Гарон в ответ на молчание.

Валерий передернул плечами:

— На что вам мое слово?

— К девчонке Саврасова ходил? Ну и как она? — вкрадчиво проговорил Гарон, бросая взгляд на окна верхних этажей.

— Что же вы творите, Гарон? — пальцы Валерия сами собой сжались в кулаки.

— Я-а-а? — презрительно протянул Гарон. — Ты совсем ума лишился, Казьмин.

— Хотите сказать, не ваших рук дело?

— Окстись. Мало ли шпаны шарится по подъездам да чердакам? — усмехнулся Гарон.

— А что вы здесь забыли?

— Здесь вчера произошло чудовищное несчастье… Я обычно приезжаю лично выражать соболезнования близким тех, с кем у меня был общий бизнес. Пусть даже сотрудничество оказалось крайне неудачным… Мне надо узнать, не нуждается ли бедняжка в помощи.

— Оставьте девушку в покое. Не смейте ее трогать!

— Ты думаешь, я чудовище? — брезгливо поморщился Гарон. — Тебе кто угодно скажет: Гарон всегда поступает по совести. А где была твоя совесть, Казьмин, когда ты помогал убийце моего сына избежать наказания?

— Ваш сын был подонком.

— Это был мой ребенок, — глухо ответил Гарон.

— А это мой брат. Поэтому я буду его защищать в любых обстоятельствах. Вот и все. И как бы мы не пытались выяснить отношения, все останется на своих местах. Так стоит ли продолжать?

Гарон угрюмо замолчал. Несмотря на всю неприязнь, которую Валерий испытывал к Гарону, тот казался разумным человеком. Но даже умные люди порой так легко теряют почву под собой, когда речь заходит об их близких.

— Видишь ли, Казьмин, я человек занятой. У меня не так много возможностей душу потешить, — издалека начал Гарон. — И я не могу отказать себе в удовольствии посмотреть на то, как ты приползешь ко мне и будешь в соплях умолять, чтобы я оставил тебе хоть что-то из того, что тебе дорого…

— Бог вам судья, Георгий Максимович. Жаль, что вы меня не поняли.

— Ты голову-то слишком высоко не задирай, — назидательно сказал Гарон. — Подумаешь, тайна непознанная. Что тут понимать-то? Что ты за свое кровное на все готов, это я давно понял. Но ты плаваешь мелко, потому что гордый и дурак. Так что я тебя все равно рано или поздно проглочу.

Валерий невольно усмехнулся:

— Смотрите, не поперхнитесь…

— Не переживай, не поперхнусь.

Со стороны, должно быть, казалось, что два старых знакомых мирно беседуют. Ничто в лице Гарона не дрогнуло, когда он с удовольствием и смаком описывал Валерию его мрачную перспективу.

— Чего вы добиваетесь от нас, Гарон? — вздохнул Валерий.

— Твой шальной братец лишил меня сына и благодаря тебе непростительно дешево отделался. Так что мы с тобой еще пободаемся…

— Начинайте точить рога, — бросил Валерий.

Гарон сощурился:

— Ай, молодца… Неумно себя ведешь, Казьмин.

— На все, что бы я вам ни сказал, у вас один ответ. Так не все ли равно, как я себя веду?

— Ну гляди, храбрец, отсчет пошел… — он сделал знак бодигардам и двинулся к подъезду.

Валерий осторожно перевел дыхание. Кровь ритмично шумела в ушах, но это не очень мешало. Инъекция, сделанная в пятницу пока берегла организм от нервных перегрузок.

Валерий побрел к такси. От того, что из уст Гарона прозвучали прямые угрозы, ему не стало ни жарко, ни холодно. Он уже давно чувствовал себя в состоянии войны и на снисхождение судьбы не надеялся. Ему было, что терять на этой войне. Поэтому он не имел права сдаваться.

Илья мягко затормозил напротив Полининого подъезда.

Она взяла сумку и поспешила вылезти. Илья тоже выбрался из машины.

— Я провожу тебя до квартиры, — сказал он.

— Спасибо, ни к чему, — буркнула она.

Илья с досадой поджал губы:

— Сердишься? Не надо, пожалуйста.

— Все нормально. Я не сержусь. Просто я в состоянии сама подняться по лестнице.

Илья помрачнел, стиснул кулаки, тяжело вздохнул. Полине стало не по себе. И почему он на все так болезненно реагирует? Сразу же начинаешь чувствовать себя последней стервой.

— Провожать не надо, но может, просто зайдешь? Кофе угощу.

Он мотнул головой:

— Если я зайду, боюсь, не скоро выйду. А мне все же надо спешить к Валерке. Мы и так потратили на дорогу сюда слишком много времени.

— Тогда поезжай.

Полина шагнула к нему, он тоже сделал шаг навстречу.

— До завтра, — чуть улыбнувшись, Илья протянул руку, провел по волосам Полины, по виску…

Она вздрогнула и отступила назад.

— Что-то не так? — встревожился он.

— Извини… Просто этот жест… — промямлила Полина. — Валера делает так же.

Илья в замешательстве уставился на свою руку, повертел ладонью, пошевелил пальцами:

— Да, я знаю, — сухо сказал он. — Это у нас с ним от мамы…

Он вдруг сунул руку в карман и, глядя в сторону, быстро проговорил:

— Ладно, я поехал. Пока.

Он повернулся и стал обходить машину.

— Илья, я не хотела… — вдогонку ему начала Полина.

Он, не оборачиваясь, резко взмахнул рукой, не желая слушать.

«Мерседес» рванул с места и поехал прочь.

Полина побрела к подъезду. Лимит слез на сегодня уже был исчерпан. К тому же от стыда плакать не полагается. Зачем было так его обижать? Дура набитая…

Она открыла дверь, вытерла ноги о коврик, швырнула сумку в угол и опустилась на пуфик. Медленно расшнуровала кроссовки, отставила их в сторону. Потом встала и, не снимая куртку, прошлепала в носках в кухню.

Критически оглядев содержимое полупустого холодильника, Полина наполнила чайник и поставила его на плиту. Сейчас зажечь конфорку, раздеться, умыться… Верочке позвонить, что ли? Рассказать о своем длинном языке? Нет, не стоит. Путь лучше никто ничего не знает…

Вдруг из глубины квартиры раздался отчетливый резкий звук. Полина узнала его. Так скрипела дверца ее платяного шкафа… Сердце ухнуло в пятки. Полина неподвижно замерла посреди кухни, прислушиваясь. Она молилась, чтобы все это ей только почудилось. Но из комнаты послышался отчетливый скрип половиц. По квартире Полины вообще сложно было пройти, не издавая звуков: пол был старый, рассохшийся, половицы реагировали практически на каждый шаг. Если что-то скрипит, значит, кто-то ходит.