Служебное задание: Обмануть Дьявола - Иринья Коняева
Под водой булькало, грохотало, ревело. Ни о какой умиротворяющей тишине и речи не шло. Чуть в стороне виднелось белое пятно света — солнце.
Ещё через мгновение наше погружение закончилось. Дна мы так и не коснулись.
Не знаю, что изменилось, что произошло, что повлияло — страх, паника, истерика, иррациональный ужас или волшебная балийская река, но я вынырнула другим человеком. Обновлённым. Сильным. Уверенным в себе. И капельку злым.
Страх смерти здорово прочищает мозги! Даже если он был относительно контролируем сознанием.
— Юуху–у–у! — закричал Воеводин на всю округу. Счастливо. Свободно. Отвязно.
— Юху, блин! — выдала я ошарашено. — Вот тебе и юху.
— Ты чего, Ань? Испугалась? — заметил он, что я не рыдаю от восторга. — Иди ко мне.
Он сделал несколько гребков в сторону и, почувствовав дно, вывел нас уже шагом к большому нагретому солнцем валуну, большей частью находящемуся над водой. Усадил меня на тёплый камень, обнял.
— Ты знал, что там глубоко? Был уже здесь? — спросила требовательно.
— Нет. Но водопады всегда вымывают приличное углубление. Этот довольно мощный, так что опасности не было. Ну, совсем крохотный процент, — всё же уточнил он честно.
— Мы всё–таки могли расшибиться! — констатировала я адреналиновую зависимость у этого соблазнительного пациента. — Или на камень острый напороться. Или ещё что–то! — сверкая глазами, выговаривала ему недовольно.
— Но ведь всё хорошо? Сейчас всё хорошо? — Владислав улыбался и спрашивал прекрасно зная ответ.
— Да! Но в теории…
— Не забивай голову ерундой. Мы выжили, не пострадали, поорали от страха и получили удовольствие. Почувствуй, как кровь бурлит в венах, кипит, жаждет драйва. Отпусти себя. К чёрту тормоза!
Мужчина улыбнулся уже почти коснувшись моих губ своими. Впился в приоткрытый, готовый поссориться рот, яростным, бесшабашным, восхитительно брутальным поцелуем. И я резко ослабела. Обмякла в его руках. Поддалась напору.
Только вот у организма были иные планы. Никакой слабости в конечностях! Прочь ванильные эмоции!
И уже я обнимаю его плечи с силой, цепляю гладкую кожу ногтями, целую неистово, бешено. Стону безудержно, исступлённо. Кричу без стеснения, дико и необузданно. Так, как надо. Так, как хочется здесь и сейчас. Так, как чувствую. Не помня себя, отдаюсь мужчине и сама беру то, что мне нужно. Без стеснения. Без ложной скромности. И без удержу.
— Обалдеть, — выдыхает Воеводин, приходя в себя.
А я могу только тихонько стонать в ответ.
Мир не сразу обрёл краски. Моя личная жизнь только началась, а уже столь бурные потрясения. Думала, всё, что было прежде — великолепно. Оказалось, что это было только начало.
Владислав Васильевич взял меня на руки и понёс к месту нашего пикника. Осторожно и медленно наступая на камни.
Когда меня усадили на тёплый, даже немного горячий от солнца плед, я всё ещё была варёной. Руки и ноги плохо слушались, подрагивали от сладких спазмов. Пальчики на ногах сами собой поджимались и разжимались.
— Вина?
— А? — бестолково спросила, пытаясь прийти в себя.
— Я налью, — принял решение за меня мужчина. — Это было действительно незабываемо, согласен.
— Я до сих пор под впечатлением, — включилась в диалог. — Спасибо, люблю красное вино.
— А шампанское? Или я поил тебя кислой дрянью, а ты терпела?
— Нет, я люблю шампанское. Оно очень праздничное и романтичное, идеально подходило ко всему… происходящему вчера.
Я улыбнулась и немного зарделась. Вот ведь кожа противная, сразу сдаёт меня.
— Сухое или полусухое? Только умоляю, не говори, что сладкое. Сладкий алкоголь омерзителен! — закончил мужчина передёрнувшись всем телом.
— Я люблю сухие вина. Кислую дрянь, как ты говоришь, — рассмеялась в ответ.
— Это не я так говорю, а молодые барышни. Я могу пить только брют или сухое вино. Но женщины часто сладкоежки.
— Молодые барышни с университета пьют полусладкую или сладкую шипучку, так как она доступна по цене и не так противна как кислая дрянь, — весело произнесла я и рассмеялась. — Хотя, если честно, я никогда не пила в университете алкоголь.
— Шутишь? — с круглыми глазами спросил Воеводин.
— Нет. Я же училась за счёт организации и по индивидуальному договору. Мне было запрещено всё. И алкоголь, и отношения с мальчиками. Ужасно, да?
— Не то слово! — совершенно серьёзно подтвердил Владислав Васильевич.
— А как по мне, то нормально. Логично ведь, что компания хочет получить здорового сотрудника, а не запойного пьяницу с начинающимся распадом личности.
— Тем не менее, контролировать личную жизнь человека никто не имеет права, тем более компания. Я ещё понимаю, родители, — в сердцах высказался мужчина и умолк, посмотрел на меня внимательно. — Может, это было требование твоей мамы?
— Не знаю. — Беззаботно пожала плечами. — Может быть. Но вообще, мама у меня не такая. Ей бы и в голову не пришло. Хотя…
Я надолго замолчала. Мама моя как раз оказалась в такой ситуации на первом курсе университета. Вынуждена была взять академический отпуск, а далее жизнь сложилась таким образом, что ей пришлось работать, работать и ещё раз работать, учиться уже не получалось, надо было поднимать меня.
Затем появился брат. Про его отца мне не было известно ровным счётом ничего.
Быть может, мама так попыталась уберечь меня от своих ошибок?
— Может, и мама, — тихо ответила Воеводину. — Она сама дважды ошиблась… Да, себя ошибкой как–то не хочется называть. Но из солидарности с братом, побуду, — я цокнула языком, закусила губу. — В общем, вполне вероятно, да, ты прав. Она могла таким образом уберечь меня от повторения её ошибок.
А ведь если бы она доучилась, получила высшее образование, от неё не отказались бы родители, не бросили её, поддерживали бы…
Очень надеюсь, сейчас она рада, что у неё двое детей, и ни о чём не жалеет. Да и, что ни говори, а мама нас любила и любит безумно. Страстной, немножко истеричной любовью курицы–наседки. И старалась уберечь от всего на свете. Может, где–то чересчур.
— В нашей семье кардинально другие взгляды на жизнь. Закончил школу, поступил в универ — держи свой паспорт, деньги на месяц проживания, дальше сам.
— Кошмар какой!
— Да почему? Хорошая традиция. В жизни важно не столько образование, сколько умение этой жизнью жить и пользоваться. Ну и разумеется, когда ты чего–то достигнешь и докажешь семье,