Танцуй, детка! - Саша Шу
И тут я слышу знакомый скрипучий голос, и хотя мужчина в маске, я отлично знаю, кто это: отвратительный жирный Бошан не мог не поучаствовать в этом представлении, и я даже не уверена, что будет лучше, чтобы я досталась ему или тем двоим?
– Десять тысяч пятьсот! – выкрикивает он свою ставку, и несмотря ни на что я благодарна ему, что он уже поднял меня на пятьсот баксов. Мне уже не важно, какой ценой для себя я достану эти деньги, пусть это будет хоть десять Бошанов, я сделаю всё, что они скажут!
– Одиннадцать! – практически сразу же раздаётся уверенный мужской голос, и со своего постамента я могу разглядеть в темноте стройного подтянутого мужчину в дорогом костюме и с белоснежной улыбкой.
Хоть бы он не сдавался, мысленно я молю его, потому что он, по крайней мере, наверняка не воняет так, как дряблый Джабба, и не раздавит меня своим гигантским животом, горько усмехаюсь я про себя. И хотя я понимаю, что это просто глупо, я всё равно продолжаю глазами искать такое близкое и любимое лицо… Конечно же, его здесь нет! Зачем ему вообще это всё нужно? Ему нечего доказывать этому миру: он и так миллиардер, так что даже принцессы не погнушаются заниматься с ним сексом.
– Не забывайте, друзья, Аиша ещё и самая лучшая танцовщица в нашем городе! – подзадоривает клиентов Артур. – И сегодня она будет танцевать только для своего господина! Что захотите, как захотите и где захотите!
Он даёт мне условный знак, и я приспускаю немного вниз драпировку, которую придерживала до этого руками, и она сползает лёгким облаком вниз, обнажая самый низ моего животика прямо над тем местом, где начинается желанная разделительная полоска на лобке.
– Двенадцать! – слышу я очередной выкрик из темноты, который сразу же перебивает жёсткий уверенный голос:
– Четырнадцать! – и я отчётливо понимаю, что эту ставку сделали те двое, и меня обдаёт ледяным ужасом: что они смогут сделать со мной за эти сутки?!
– Пятнадцать! – слышу я голос Бошана, и теперь он звучит для меня прекраснее всех мелодий мира.
– Отличная ставка! – восклицает Артур, и тут же подзадоривает своих клиентов, чёртов обманщик. – Я даже готов закрыть на этом аукцион, что скажете, друзья? Прекрасная цена за то, чтобы вскрыть первым этот сочный влажный ароматный персик! – выкрикивает он в толпу, и мне кажется, что Тарантино с Гаем Риччи на пару поработали над сценарием для сегодняшнего спектакля.
Лицо Бошана расплывается в довольной улыбке, с которой он оглядывает остальных участников аукциона, уже уверенный в своей власти надо мной сегодня, как тут раздаются новые и новые голоса:
– Шестнадцать!
– Восемнадцать!
– Двадцать! – снова те двое, и я, по прописанному сценарию ещё больше отпускаю своё покрывало, и теперь оно медленно сползает на пол к моих ногам сахарным воздушным облаком, открыв любопытным взорам присутствующих переливающуюся драгоценными камнями ракушку, которая прикрывает мой холмик и держится на двух тонких лямочках со стразами.
Надо отдать должное театральному гению Артура: все взгляды прикованы к моей инкрустированной ракушке, и мне кажется, что я даже слышу, как кто-то громко сглатывает слюну. Впрочем, возможно, мне просто показалось. Я поражаюсь тому, как мужчины, как сороки, любят всё яркое и блестящее: да будь я полностью голая с раздвинутыми широко ногами, это бы их так не возбудило, как крошечный стеклянный камушек, обещающий им все сокровища пещеры Али-Бабы.
– Настоящая драгоценность! – выкрикивает в микрофон Артур, как торговец на восточном базаре, и продолжает, подстёгивая своих клиентов, как свору кобелей, собравшихся вокруг течной сучки:
– Двадцать тысяч – раз, господа! За драгоценный ключик от этой сладкой дверцы, друзья! Двадцать тысяч – два!
– Двадцать пять! – слышу я еще один голос из темноты, и медленно поворачиваюсь на своём постаменте вокруг своей оси, чтобы все мои покупатели смогли разглядеть меня получше со всех сторон.
– Какая красотка, джентельмены! Двадцать пять тысяч – раз! – продолжает Арчи. – И птичка напела, что наша девочка любит пожёстче, – добавляет он от себя, а на моей белой коже пылает пунцовый след от укуса, который он оставил на мне сегодня. Я невольно провожу по нему ладонью, и вижу, как десятки пар глаз жадно смотрят на мои руки сквозь прорези в своих чёрных масках.
– Двадцать шесть! – слышу я, и про себя отмечаю, что почти догнала по стоимости какой-нибудь «Фольцваген Гольф»: я делаю грандиозные успехи, мои родители точно могли бы гордиться мной! И Даня. Тут истерический смех начинает раздирать меня изнутри.
– Тридцать! – доносится до меня голос с ледяными жёсткими нотами, я поднимаю глаза и проваливаюсь сквозь свою прозрачную стенку в чёрный туннель холодного расчётливого взгляда. Он точно знает себе цену. И мне, если уж на то пошло.
И тут, словно по взмаху волшебной палочки, а точнее, словно по наговору злой колдуньи, сверху начинают падать крупные ледяные капли, ударяясь о стенки моей прозрачной тюрьмы без крыши, заливая моё лицо, волосы, живот, бёдра и мгновенно промокшую шаль. Я уверена, что это часть плана: Артур, как ни в чём ни бывало продолжает наш аукцион, а гости, укрытые сверху надёжными навесами ещё только больше возбуждаются от влажных струй воды, стекающих по моему застывшему как статуя телу.
– Тридцать один! – рычит Бошан, и я слышу в его голосе неприкрытое желание.
– Тридцать пять! – перекрикивает его элегантный седой мужчина в простых джинсах и футболке.
– Отлично, господа, кто больше?! – подбадривает всех Арчи, и сейчас он мне напоминает зловещего чёрта из табакерки из сказки Андерсена, который хотел украсть прекрасную танцовщицу. – Тридцать пять тысяч – раз! – начинает он свой отчёт.
– Сорок! – ставки становятся всё выше, и мне уже совершенно всё равно как я выгляжу со стороны. Теперь мне более чем достаточно.
Я стою, задрав свое лицо к чернильному небу, и по моим щекам стекают ледяные осенние струи, смывая с меня всю тушь, помаду и румяна. Я вытаскиваю из волос шпильки, и теперь они густым каскадом мокрого шёлка почти закрывают мою развилку на ягодицах. Потоки дождя обтекает по сторонам полукружия моих грудей с призывно торчащими в небо сосками, зажатыми в золотые колечки с цепочками
