Логово дьявола - Анна Зайрес

Во рту у меня пересыхает, сердцебиение неровное, когда огонь проносится по моим венам и концентрируется в самом сердце. Он был так далеко, а наши видеочаты оставались в основном на безопасные темы, и я каким-то образом позволила себе забыть о сексуальном напряжении, которое тлеет между нами и готово разгореться в пожар при малейшей искре. Я убедила себя, что вообразила себе это чувство затравленной добычи… это тревожное, но странно волнующее осознание того, что я нахожусь во власти этого опасно соблазнительного мужчины.

— Это… — я сглатываю, не зная, стоит ли рисковать. «Это твоя вещь? Женщины попрошайничают?

Темный жар в его глазах усиливается. «Мое дело , зайчик, это ты. Я хочу тебя всеми возможными способами… сладко и грубо… на коленях, и на спине, и сверху, оседлав меня… Я хочу лизать твою киску на десерт после каждого приема пищи и сливать свою сперму тебе в горло каждое утро. Я хочу трахнуть тебя так сильно, что ты закричишь, а потом я хочу обнимать тебя часами. Больше всего я хочу утопить тебя в удовольствии… так много удовольствия, что ты не будешь возражать против случайных укусов боли… На самом деле, ты будешь умолять об этом.

Ой. Мой. Бог.

Я смотрю на него, мое дыхание короткое и неглубокое, мой клитор пульсирует, а соски твердеют. Мое тело ощущается как один из его ядерных реакторов в расплавленном состоянии, жар под моей кожей такой обжигающий, что я могу спонтанно воспламениться . Или приезжайте. Если я сейчас нажму на свой клитор, я точно смогу кончить.

Я облизала губы, пытаясь игнорировать пульсирующую боль между ног. «Итак… ты увлекаешься вещами. Типа, странные вещи.

Как только слова слетают с моих губ, я вздрагиваю от того, как юношески и ванильно я звучу. И я не ванилька. По крайней мере, я так не думаю. Мои сексуальные фантазии всегда имели более темный оттенок, и один или два раза меня связывал парень, а в другой раз отшлепал. Ничто из этого меня не возбудило, но опять же, моему парню это не очень нравилось. С ним это было неловко и вынужденно… как-то по-детски.

Чувствую, с Николаем ничего подобного не будет.

Мужчина не знает, что такое ребячество и неуклюжесть.

Конечно же, его губы изгибаются в еще одной мрачно-чувственной улыбке. Голосом, похожим на раскаленный шелк, он бормочет: «Хлоя, зайчик… Мне все нравится — лишь бы это было с тобой».

На этот раз мое сердце переходит в состояние расплавления. Потому что это звучит очень похоже на… «Ты хочешь сказать, что не хочешь видеть других женщин?» — выпаливаю я, и мне тут же хочется пнуть себя за то, что я снова звучу так, как будто я учусь в старшей школе. Он просто флиртует, не беря на себя никаких обязательств исключительности. Мы даже не…

— Я не знаю, — мягко говорит он, заставляя мои мысли резко остановиться. — Я не хочу никого, кроме тебя. Я не был с того момента, как мы встретились.

"Ой". Я смотрю на него, не в силах придумать, что еще сказать.

Это большое.

Огромный, правда.

Здесь нет никакого возможного недоразумения, никакого шанса, что я веду себя как глупый романтик.

Николай говорит мне, что он хочет меня и никого другого… что по сути мы исключительны.

— Это тебя пугает? — спрашивает он смущающе проницательно. — Это слишком много для тебя?

Это. Слишком много. И все же… — Нет, — говорю я, собираясь с духом. "Это не. И я… я тоже не хочу никого видеть.

Его ноздри раздуваются. "Хорошо. Как только ты станешь моей, я не буду добр ни к одному человеку, который попытается тебя украсть.

Испуганный смех вырывается из моего горла, но Николай не улыбается в ответ. Его взгляд по-прежнему прикован ко мне, выражение его лица мрачное, и, к моему удивлению, я понимаю, что он имеет в виду именно это, что это вовсе не шутка.

Я пытаюсь сделать это в любом случае. — Собственник?

— С тобой, — говорит он, не отрывая взгляда, — очень.

Мое сердце снова останавливается. "Почему я?" — спрашиваю я, когда восстанавливаю голос. — Это потому, что я единственная женщина здесь, на расстоянии вытянутой руки? Это удобно или… — я замолкаю, когда веселье осветляет темное золото его глаз, подчеркивая зеленоватые пятна.

«Если бы я был так склонен, — мягко говорит он, — я мог бы каждую неделю привозить новую женщину — и я часто делал это до твоего приезда. В кандидатах, желающих совершить поездку, недостатка нет, поверь мне, зайчик.

О, я ему верю. Еще до того, как я наткнулся на эти бульварные фотографии, я знал, что у него, должно быть, есть целая конюшня великолепных женщин в его побегушках. Как он мог не с его внешностью, богатством и сексуальной привлекательностью?

Удивительно не то, что женщины готовы прилететь, а то, что они не разбили лагерь в лесу.

"Тогда почему?" — неуверенно спрашиваю я. "Почему я?"

Он наклоняет голову. — Ты веришь в судьбу, зайчик?

"Судьба? Как Бог или судьба?

— Или предопределение. Все мы связаны, как нити в гобелене, который был соткан задолго до нашего рождения».

Я смотрю на него, ошеломленный. "Я не знаю. Я никогда не задумывалась об этом».

Его губы изгибаются в слабой улыбке. "У меня есть. И я думаю, что в какой-то момент при плетении этого гобелена ваша нить соединилась с моей. Наши пути должны были пересечься, дата нашей встречи была назначена задолго до того, как я увидел тебя. Все, что произошло в нашей жизни, привело нас к этому моменту, к тому месту и времени… все хорошее и плохое». Его голос грубеет. «Особенно плохие».

Как смерть моей мамы. Если бы не это, я бы никогда не был в этой поездке, никогда не видел список вакансий, никогда не встречал его. Это не значит, что это суждено. Но Николай, кажется, верит в это, и я должен признать, что мы не были бы здесь сегодня, если бы не жестокий переворот в моей жизни. И, вроде бы, без каких-то потрясений в его.

— Что плохого случилось с тобой? — мягко спрашиваю я. — Или это длинная история, которую ты мне обещаешь?

Его улыбка приобретает печальный оттенок. "Более менее. К сожалению, зайчик, тебе пора спать, а мне нужно встретиться с братом. Как насчет того, чтобы я позвонил тебе завтра примерно в то же время,