Медленный фокстрот - Александра Морозова

Вместо ответа Даня остановился, повернул меня лицом к себе – и поцеловал. Прямо посреди улицы, украшенной к Новому году огоньками на каждом фонарном столбе, с вереницей спешащих в обе стороны людей.

– Ощущение, будто я ждал этого всю жизнь, – прошептал Даня, едва оторвав свои губы от моих.

Он взял меня за руку, и мы пошли в сторону парка, пряча каждый в своем воротнике тепло поцелуя, тихий восторг и нежную ласку.

Машину я оставила возле дома, и в ресторан мы поехали на такси, чтобы я могла отдохнуть, а не нервничать за рулем.

– И куда мы идем? – спросила я.

– На каток, – ответил Даня как само собой разумеющееся.

Я остановилась. Он тоже.

– Мы так не договаривались.

– Да брось, Лайм! Будет весело.

Глава 31

Десять лет назад

Даня

– Просто оттолкнись от дурацкого бортика, и покатились со мной.

Никогда бы не подумал, что Лайма такая трусиха. Битый час уговаривал ее отпустить бортик и попытаться проехать на коньках хотя бы чуть-чуть, но она мертвой хваткой за него держалась и начинала паниковать, стоило ей почувствовать хоть небольшое скольжение.

– Нет, Дань, я не могу. Я упаду на лед и что-нибудь себе сломаю! А у нас соревнования через месяц!

– Да никуда ты не упадешь. – Господи! Зачем я вообще вытащил ее на этот дурацкий каток? – Просто убери руку с бортика, оттолкнись и катись ко мне. Я тебя тут поймаю.

Лайма упрямо замотала головой. Она продолжала держаться за бортик, как за спасательный круг.

Ну как так – дожить до четырнадцати лет и не научиться кататься на коньках?!

Я поглубже вдохнул и выдохнул. Мы друзья, напомнил я себе. Мы друзья.

– Так, Лайм, посмотри на меня, – сказал я и раскрыл руки. – Посмотри на меня.

Лайма наконец оторвалась от созерцания льда у себя перед ногами и подняла глаза.

– Отлично, – кивнул я. – Теперь оторвись от бортика и попробуй просто немного постоять на коньках.

Лайма разжала пальцы, приподняла ладонь на пару сантиметров от бортика, но тут нога у нее заскользила, и она снова схватилась за свою спасительную стенку.

– Так ты не научишься, – выдохнул я.

– Ну и ладно! Зачем мне вообще нужны эти коньки?!

Она топнула ногой, забыв, что стоит на льду, и в этот раз даже бортик ей не помог. Неуправляемые в ярости ноги разъехались, и Лайма грохнулась на лед.

Я тут же подкатил к ней.

– Жива?

– Жива, – шмыгнув носом, ответила она.

– Так, стоп, – сказал я. – Давай только без слез.

– Никто и не плачет! – закричала она.

Началось.

Лайма не умеет проигрывать. И не терпит, когда у нее что-то не получается. И бояться не умеет – если она начинает бояться, то сразу грызет себя за то, что такая трусиха.

Какое-то время все это бродит и булькает внутри нее и она молчит, а потом выливается наружу и обрызгивает всех, кого только можно.

– Давай руку, – велел я.

Лайма подняла руки. Я помог ей подняться, но не отпустил ее ладони.

– Так ты снова схватишься за бортик, и все начнется с того места, на котором остановилось, – сказал я. – А я хочу, чтобы ты попробовала проехаться и поймать равновесие. Давай вместе.

Лайма всхлипывала, но я делал вид, что не замечаю. В одну руку взял ее ладонь, другой придерживал за талию сзади, чтобы ей не надо было смотреть мне в лицо.

Когда я осторожно двинулся вперед, она вскрикнула и крепче сжала мою ладонь.

– Подбери хвост, – сказал я.

Я немного покатал ее сам – мои ноги шевелились, ее, как санки, катились по льду, потому что я толкал ее тело. Только Лайма пыталась сама оттолкнуться, как непременно спотыкалась и падала бы, если бы я ее не держал.

– Плавнее, – советовал я. – Ты как будто еще ходить не научилась, а уже пытаешься бежать.

– А как хоккеисты на коньках еще и с клюшками за шайбами гоняются?

– Они некрасиво катаются. Грубо, как мясники. Фигурное катание и хоккей – две большие разницы.

– А сейчас ты чему меня учишь?

– Держать равновесие.

– А к чему мы ближе – к хоккею или фигурному катанию?

– К прыжкам на сосновых ветках.

Лайма рассмеялась.

Кризис миновал. Истерики не будет.

– Ладно, – сказал я. – Давай теперь ты попробуешь ехать со мной, но сама. Чуть согни колени. Представь, что ты не на коньках едешь, а танцуешь, просто тебе нельзя отрывать ноги от пола. Только чтобы оттолкнуться.

– Пока это вообще не похоже на танцы.

– Сгибай колени, – я своим коленом чуть подтолкнул ее. – Вот. Теперь смотри: вес тела на одну ногу – другой толкаешься. Потом на другую – толкаешься первой. Только назад не отклоняйся – грохнешься. Давай.

Лайма попробовала. Получилось лучше. Она даже негромко взвизгнула – самой понравилось.

С моих плеч свалилось все, что я со старанием собирателя-шизофреника накапливал все свои четырнадцать лет. Лайма поехала сама, и теперь уже я подкатывался за ней!

Казалось, будто это я сегодня научился кататься на коньках, а не она.

– Все, – сказала Лайма и отпустила мою ладонь. – Не держи теперь.

– Уверена?

– Да, Дань. Я хочу сама.

Я осторожно убрал руки, готовый в любую секунду снова схватить ее, если она потеряет равновесие. И в этот момент мне почему-то очень, до ожога в груди, захотелось, чтобы она ненадолго его потеряла или хотя бы просто испугалась и снова схватила мою руку.

Но я тут же откинул эти мысли подальше. Лайма такая умница, и у нее наконец получилось – как можно ждать того, чтобы она опять цеплялась за меня мертвой хваткой?

Лайма оттолкнулась и проехала на несколько шагов вперед.

Она выглядела как фарфоровая кукла в своем светленьком приталенном пальто, которое книзу раздувалось широким куполом, как застывшее в кружении платье, и в новеньких белых коньках – подарке от мамы на Новый год.

Тетя Вера и мне подарила новые коньки, черные, со сверкающим заточенным лезвием – она всегда старалась делать нам с Лаймой равноценные подарки. После старых коньков, что мне отдал один мой приятель, чтобы я научился кататься, они казались прямо-таки волшебными и сидели четко по ноге, как танцевальные туфли.

Лайма скользила от меня все дальше – такая тонкая и хрупкая, и я, испугавшись, как бы она не разбилась, бросился за ней, но, догнав, лишь слегка хлопнул по плечу:

– Давай наперегонки!

Глава 32

Наши дни

Даня

– Долго еще будешь лежать? – спросил я, подъехав к Лайме. –