Ешь. Молись. Разводись - Элен Блио
Ничего не знаю, просто упиваюсь своей беспомощностью и его напором, мощью, силой, мужественностью.
Хочу его. Просто хочу.
Без угрызений совести.
Пусть сегодня мне будет плевать.
Сегодня мы в моём городе, сегодня я королева.
— В отель поедешь со мной?
— Поеду. — стону ему в губы. Поеду на край света, глупый, сам не понимаешь?
Понимает он всё, наверняка, ему нравится эта игра.
Только вот я не играю.
Почему-то я нифига не играю.
— Мила… — моё лицо в его ладонях, глаза так близко, в них плещется тепло, море, солнце, нежность, страсть, всего понемногу, — Всё серьёзно, девочка, ты понимаешь, что всё это серьёзно?
Понимаю ли я?
Или мне уже всё равно?
Мне не двадцать лет, мне даже не тридцать.
Я всё очень хорошо понимаю. Я поступаю гадко. Очень гадко. Что бы там ни было у него с женой. Как бы там ни было.
У меня свой персональный котёл в аду. За всё.
Но я готова к нему сейчас. Может потом, завтра, через месяц, через год, через десять я пожалею. Но не сегодня.
Как мне мокро и горячо. Его пальцы там. Давят и гладят. И губы жадные до боли, и горячечный шепот, вырывающиеся из губ тихие, злые слова. Он матерится, и от этого я теку еще сильнее.
«Блядь, блядь, как же с тобой охуенно, сладко, горячо так, где же ты раньше была, девочка Милана?»
Ни хрена я не девочка. Была.
Замужем я была раньше.
В Москве жила.
Была добропорядочной московской девочкой. Женой. Матерью. Верной. Строящей домашний очаг. Видимо, плохо.
Да, плохо. От хороших ведь не сбегают к балеринам?
Или от любых всё-таки сбегают?
Не важно сейчас.
Палец, один, боже как это… второй… мамочки… мы в машине, там водитель, понимаю, что он ничего не слышит, но почему-то это еще сильнее заводит.
Грехопадение в ноль. Полное. На дно.
Боже.
Движения пальцев, такие откровенные, наглые, трет мне промежность, долбится внутрь, кусает за шею, вылизывает. Еще сильнее проникает, глубже. Пошло как, как же это пошло…
Пошло кончить от его пальцев в машине.
Но как же сладко.
Боже, Мила, как низко ты пала.
Боже, как это хорошо!
Он стонет мне в ухо, шепчет что-то сбивчиво, неразборчиво. Не могу отдышаться. У меня был оргазм наконец-то. Ноги дрожат. Хорошо мне. Я в нирване. Низ живота словно в сладкой патоке.
— Охренеть…
Да, именно, согласна. Боже.
Арс вытаскивает руку из-под моей юбки. Смотрит. Как кот сметаны налопавшийся. Нахал. Наглец просто. Почему-то как мальчишка сейчас.
Облизывает пальцы. Слизывает с них мой сок, смазку, мой запах.
Краснею. Но это так заводит. Сбивает с ног. Будоражит.
Чужой мужчина. И мой. Сейчас мой.
— Сладкая.
Целуем меня этими губами, делится со мной вкусом моего падения.
Боже.
— Арс…
— Приехали почти. Хочу тебя всю.
Заходим в отель, он молча проводит меня к лифту. Я красная как рак.
Все же понимают куда и зачем мы идём?
Не плевать ли мне? Нет, оказывается не плевать.
Господи.
Я сейчас иду в номер к женатому мужчине, чтобы заниматься с ним сексом.
Это ужасно.
Но я умру, если сейчас нам что-то помешает.
Я люблю его.
Чудовищная правда сбивает с ног. Дура я. Влюбилась. И что дальше?
Ничего.
Дальше будет дальше.
Живём сейчас. Эту секунду живём.
Сожалеть будем потом.
Наверное.
Или не будем.
Боже, можно просто пару часов побыть счастливой, без рефлексии?
А потом…
— Мам, мы поедем в Питер?
— Да.
Глава 32
— Людмила, ты дома? Я вернулся! Уже в Питере. Заехал в супермаркет, надо что-то купить?
— Привет. Да, если можно.
— Можно, список пришлёшь?
— Хорошо, сейчас. Я Максимку купала.
— Я подожду. Не торопись, кофе выпью пока.
— Ты пьёшь много кофе.
— Сегодня это вторая чашка. Жду список.
Сажусь в кафе, кладу телефон на стол.
Я солгал, это не вторая чашка, конечно. Я вообще постоянно лгу в последнее время. И мне это не нравится.
Раньше тоже лгал, конечно. Мы ведь все лжем. Все всегда лжём. От банального — «хорошо выглядишь, старик», или «как вам идёт это платье Инесса Михайловна», до серьёзного — «мы всё успеем в срок», «я приеду вовремя», «я задержусь на работе», «я тебя люблю».
Я тебя люблю.
Я забыл, когда говорил эти слова искренне, и говорил ли?
Сейчас, есть повод сказать, а я молчу.
Промолчал.
Опять поступил как подлец.
Не мог не увидеть её.
Встреча в Москве получилась совсем не такой как наши встречи в Питере.
Странно, но в Питере было гораздо легче, проще.
В Москве… меня снесло напрочь. Это была драма.
Драма увидеть её, драма есть эти несчастные чебуреки, улыбаться, смеяться, шутить. Драма трахать её пальцами в машине, понимая, как это пошло, и как может быть унизительно, и еще понимая, что это совсем не так. Нет в этом пошлости. В этом есть именно настоящее. Не просто страсть и желание. Притяжение.
И главная драма затащить её в отель, понимая, что она чувствует. Считывать это в её глазах, и ненавидеть себя еще больше осознавая, что единственную женщину, которую хочу видеть с собой я таким образом унижаю.
Но и остановиться не могу. По-другому не могу.
Не смогу дышать.
Нужна она мне как допинг. Больше, чем допинг.
