Личное дело опера Иванова - Стася Андриевская
– А вот и первая диверсия!
Однако Андрей её веселья не разделил. Наоборот, разъярился в долю секунды.
– Мари-и-ина!
Ринулся в комнату дочери, по пути выдирая из пояса брюк ремень. Оксана следом.
– Не надо Андрей! Андрей!
Маринка забилась в угол, судорожно прижимая к груди скомканное одеяло.
– Это что такое? Что, я тебя спрашиваю? Совсем советь потеряла? – швырнув платье на кровать, оглушительно щёлкнул в воздухе ремнём. – Никогда не порол, но терпение моё кончилось!
Маринка вздрогнула, но не проронила ни слова. Зато в глазищах ужас.
– Андрей, ты с ума сошёл! – повисла у него на руке Оксана. – Не смей!
– Выйди, это тебя не касается!
– Не смей!
Он рванул руку из её захвата, так, что Оксану даже слегка занесло. Раздражённо нахмурился:
– Куда ты лезешь?! Выйди, сказал!
– Нет!
Андрей, пунцовый от ярости, глянул на Маринку, глянул на Оксану и, отшвырнув ремень, ушёл, напоследок громко хлопнув дверью.
Колотило, наверное, всех. Оксана и так-то места себе не находила, а тут ещё Марина закрылась в туалете. И можно было представить, что творилось с Андреем! Но как ей было не вмешаться? Это же так глупо – хвататься за ремень из-за тряпки!
Часа через полтора дома всё более или менее успокоилось. Марина завтракать отказалась, упрямо сидя в своей комнате, Оксана понимала, что лезть под руку не особо удачная мысль, но и делать вид, что ничего не происходит, не могла. Попробовала раз, другой. Бесполезно. На незаправленной кровати так и лежало зелёное платье – словно яблоко раздора, и, в очередной раз войдя в комнату, Оксана не стала уговаривать Марину, а взяла платье и на глазах у ребёнка дорезала его окончательно. Закончив, забрала обрезки и просто вышла.
Минут через пятнадцать на кухню пришла Марина. Виновато повесив голову, села у стола.
– Вообще, оно мне очень нравилось, – не скрывая расстройства, вздохнула Оксана. – Это было моё самое любимое, и самое красивое платье. Вот у тебя есть самое любимое платье?
Марина, опустила голову ещё ниже.
– Зачем ты это сделала?
Молчание.
– Ну, как придумаешь, скажешь. Хорошо? Мне правда, очень интересно! Ты ведь платье испортила, а я так и не поняла, чего ты хотела этим добиться. И папа не понял. Получается, что ты чуть не схлопотала ремня, а цели своей так и не достигла, да? – Выдержала паузу, глядя, как Марина взволнованно ковыряет край скатерти. – Ну ладно, поговорили, а теперь давай завтракать!
– Зачем ты будешь у нас жить?
Оксана даже не сразу нашлась, что ответить.
– А тебе этого так сильно не хочется?
Марина пожала плечами. Оксана вздохнула. Ну вот как тут не вмешиваться? Осторожно, чтобы ненароком не смахнуть тонкую ниточку вновь возникающего доверия, погладила Марину по голове.
– Папа правильно говорит, что ты уже совсем большая. Но ещё недостаточно для того, чтобы понимать некоторые вещи. И всё-таки ты большая умница! Думаю, пройдёт ещё совсем немного времени, и ты прямо как взрослая будешь понимать всё-всё! Да?
Марина снова пожала плечами и несмело подняла взгляд. Оксана ободряюще улыбнулась.
– А однажды ты вообще встретишь мальчика, с которым очень-очень захочешь дружить. И он захочет дружить с тобой. Вы будете ходить с ним в кино и на танцы, и тебе будет казаться, что этот мальчик самый лучший на свете.
Марина презрительно сморщила нос:
– Бе. Все мальчишки придурки! Они только и могут, что хулиганить!
– Ну, – улыбнулась Оксана, – с этим не поспоришь, на то ведь они и мальчики. Но твой хулиган будет самым лучшим на всём свете! Таким, что ты даже не будешь замечать его баловства. Правда-правда, вот увидишь! Так обычно в жизни и бывает: иногда девочке нравится мальчик, а иногда, если девочка уже выросла и стала женщиной, ей нравится взрослый мужчина. И если повезёт – она тоже ему понравится. Это называется взаимность. Так и создаются семьи – по любви. Понимаешь?
Маринкина презрительная гримаска медленно разгладилась. В округлившихся глазах загорелась настороженность.
– А ты что… любишь моего папу?!
– Ну… – стало вдруг неловко, но в то же время удивительно тепло. Самому Андрею она точно не смогла бы пока в этом признаться – язык бы прилип от волнения, а разговор с Мариной получался неожиданно душевным. Этакие девчачьи секретики. Улыбнулась. – Да. И мне кажется, что твой папа самый лу…
– Нет! – вскочила вдруг, с грохотом роняя табурет, Марина. – Ты не можешь его любить, это мой папа!
– Марина, ты…
– Нет, нет, нет! – и она выскочила из квартиры.
Оксана бросилась к окну. Марина, без оглядки пролетев площадку возле подъезда, растерянно замерла посреди двора. Пойти за ней? Да, надо. Но сначала, собрать Тёму. Выглянула в форточку:
– Марина!
Маринка, демонстративно надувшись, прыгнула в качели и больше на зов не реагировала. Оксана понаблюдала за ней минут пятнадцать. Бедная девочка… Столько на неё сразу навалилось! Конечно, ей нужно побыть одной и успокоиться. Но и чувствовать себя брошенной она не должна!
Быстро собрала на прогулку Тёму, однако, когда вышли, Марины во дворе не оказалось.
Обошли всю площадку и соседние дворы. Порасспрашивала её подружек – никто не знал, где Марина. Поузнавала у этих подружек адреса других подружек, которые не гуляют. Обошла всех поквартирно – безрезультатно! Заглянула даже на территорию детского сада, что за домом. Голос сорвала, пытаясь докричаться:
– Мари-и-ина-а-а! Ма-ри-на-а-а!
Вскипешила приподъездных бабулек. Детвора со двора тоже вовлеклась в поиски, как в интересную игру, шныряя по окрестностям и закликая на все лады:
– Маринка! Марин! Тебя домой зову-у-ут!
Прошёл уже час, а ребёнка нету. В целом-то не страшно: сколько раз и у самой бывало в детстве – заиграется и ничего не слышит, а мама с ума сходит, ищет… Однако напряжение нарастало. И чувство вины – Андрей же просил не вмешиваться, а она снова влезла и снова всё пошло кувырком!
Было очень страшно, но забежала домой, набрала его рабочий номер. Никто не ответил. А время шло. Минул ещё час, и ещё. Скоро обед, Тёма устал гулять, но как заходить домой?!
Снова и снова безуспешно звонила Андрею, а когда всё-таки ответили, это оказался какой-то Петров. Передала через него, что Марина пропала и сама ужаснулась тому, как это прозвучало. Пропала. Пропала…
*** *** ***
Старался не зацикливаться на утренней заварушке. Блокировал мысли о доме, заставляя себя думать о службе и откладывая все личные дела до вечера. Да только как отложишь, если буквально всё напоминает?!
Сначала
