Снегурочка носит мини - Юлия Валерьевна Набокова
Мать вскинула голову и взбрыкнулась:
— Я не сплю!
Стас вынужден был поставить ее на ноги. Мать обвела его и Аню осоловелым взглядом:
— С Новым годом, дети! Вы уже съели оливье?
— Все до последнего горошка, — заверил Стас, ведя мать в спальню.
— Вот и молодцы, — сонно пробормотала она и жалобно запела: — Тонкими ветвями я б к нему прижалась, и с его листвою день и ночь шепталась! — Потом рухнула на диван и сразу же отрубилась.
Стас накрыл маму пледом. Кажется, в жизни мамы все сложится благополучней, чем в песне, где рябина так и осталась «сиротиной». Когда три года назад умер папа, мать ничем не показывала своей тоски по мужу. Только на застольях у родственников в Зиме, где по старинке любили петь, она особенно проникновенно выводила последние слова песни про рябину: «Знать ей, сиротине, век одной качаться». И у Стаса, когда он это слышал, всегда наворачивались слезы: он понимал, что мать оплакивает свою вдовью долю. Родители друг друга любили искренне, верно и беззаветно на протяжении тридцати лет, и лишиться такой любви было больно. Именно оставшись одна, мать ринулась активно налаживать личную жизнь Стаса и сватать ему невест. Он уже и не думал, что когда-нибудь его мать сама обретет личное счастье. Определенно, Новый год — волшебный праздник.
— Кажется, моя мать станет генеральшей, — поделился он, вернувшись Аню.
— А твой отец?…
— Отца не стало уже три года назад.
— Извини.
— Ничего. А твой отец сейчас с мамой?
— Я отца совсем не помню, — тихо призналась Аня. — Он ушел от нас, когда я еще была совсем маленькой.
— И твоя мама больше не вышла замуж?
Аня покачала головой.
— Она всегда говорила, что я для нее важнее всего на свете. Боялась, что я не полажу с отчимом. И я была только рада тому, что маму не приходится ни с кем делить. Дети ведь все большие эгоисты. А сейчас маме пятьдесят, и она одинока. — Аня помолчала и тихо добавила. — Иногда мне кажется, что я сломала ей жизнь.
— Не говори так. Быть может, твоя мама еще найдет свою любовь. Однажды будет ехать в электричке и встретит своего Гогу, как героиня фильма «Москва слезам не верит».
— Хорошо бы, — улыбнулась Аня. — Я была бы за нее только рада.
— А теперь пойдем с ней знакомиться, — Стас потянул Аню к двери. — Пусть убедится, что с тобой все в порядке, прежде чем я заберу тебя от нее навсегда.
Анатолий вошел в квартиру, тщательно вытер ноги о коврик, поставил чемодан, снял обувь.
— Простите, — смутилась Елена Руслановна, — у нас нет мужских тапок.
— Это ничего. У меня есть, — Анатолий достал из чемодана разношенные старые тапки.
От вида этих тапок у Елены Руслановны вдруг сжалось сердце. Как давно в ее доме не было мужчины в тапках! Вот уже двадцать лет с тех пор, как ушел отец Анюты.
— Вы уж простите, того-самого, — заметив ее пристальный взгляд, Анатолий неловко переступил с ноги на ногу, — тапки старые совсем. Хотите, я их сниму? Я лучше босиком.
— Нет-нет! — торопливо вскрикнула она. — Останьтесь в них, все хорошо. Проходите в комнату, — пригласила она, — а я пока чай поставлю. Или чего покрепче, чтобы согреться? У меня, кажется, осталось немножко водки для компрессов.
— Лучше чаю, — поспешно отказался Анатолий, к уважению Елены Руслановны.
Она сбегала на кухню, поставила чайник. В коридоре задержалась у зеркала: пригладила волосы, поправила новогоднее платье. А она еще ничего! Разве дашь ей пятьдесят лет? Ну, максимум, сорок пять!
Из комнаты донесся звон вилки. Она зашла в комнату и умильно улыбнулась: Анатолий наложил себе гору салата и с аппетитом уминал, как будто не ел с прошлого года. Увидев ее, он смутился, торопливо проглотил салат.
— Отменный оливье, — похвалил он.
— Да ладно вам, — она махнула пультом, включила новогодний концерт по телевизору, — обыкновенный оливье.
— Не скажите, Елена. Это самый вкусный оливье, который я только ел в этом году, — пошутил Анатолий. Щеки у него порозовели, а глаза повеселели.
На кухне вскипел чайник.
— Анатолий, хотите шампанского? — внезапно предложила Елена Руслановна, глядя на стоящие на столе два бокала. Аня приготовила их для себя и Филиппа, но бокалы им так и не пригодились. — Новый год все-таки.
— Ну, за Новый год можно! — согласился Анатолий.
Елена Руслановна принесла из холодильника шампанское. Анатолий отобрал у нее бутылку, ловко выстрелил пробкой, разлил пенный напиток, не уронив ни единой капли на праздничную скатерть.
— За Новый год! — Она с улыбкой подняла бокал.
— За Новый год, того-самого! — поддержал ее Анатолий, и их бокалы с хрустальным звоном соединились. Он отпил шампанского, обвел глазами и стол и внезапно спросил:
— Ты ждала гостей? Что случилось, никто не пришел?
— Это не я, а дочка. Она собиралась встретить Новый год с женихом. Но что-то пошло не так.
— А я собирался встретить Новый год с женщиной, которую уже давно разлюбил, — внезапно признался Анатолий. — Но понял, что это неправильно. А сейчас я здесь и, того-самого, чувствую, что это самое правильное из того, что случилось в моей жизни за последние годы.
У Елены Руслановны закружилась голова — наверное, шампанское подействовало.
— Я говорю глупости? — Анатолий смущенно улыбнулся. — Пусть! Сегодня можно. Сегодня Новый год. И мне кажется, того-самого, как будто я вернулся после долгих странствий домой, где меня все это время ждали…
Он взял ее за руку и поцеловал кончики пальцев. Елена Руслановна затрепетала. Ей так давно никто не целовал рук и не говорил о любви, что она уже думала, этого больше никогда не будет в ее жизни.
— Ты не очень спешишь? — выдохнула она, ошеломленная его напором. Вот тебе и Снеговик! Просто какой-то Казанова. Влюбил ее в себя за пять минут, так что она потеряла голову, как девчонка. Но что простительно Анюте, то непростительно ей.
— Очень, — серьезно сказал Анатолий, гипнотизируя ее взглядом. В нем было столько нежности и затаенной грусти, что у Елены Руслановны снова дрогнуло сердце. — Ведь у нас есть только эта новогодняя ночь. Завтра ты начнешь корить себя за то, что впустила в дом незнакомого мужика. Того-самого, станешь сомневаться и придумаешь кучу причин, почему у нас с тобой ничего не получится. Но сегодня можно поверить в то, что все возможно и что две половинки наконец-то встретились. Подаришь мне танец?
По телевизору звучала какая-то проникновенная тягучая мелодия, наполняя комнату
