Плохой хороший парень (СИ) - Прай Кэрри "Kerry"

В отличие от нас, он никогда не притворялся.

Неразборчивым эхом проносились слова отца, Кабанова, дядюшки-адвоката. Куда больнее врезались в сердце слова обвинителей и молчание присяжных. Для них он был вором, и только. Преступником, что не имел второго шанса. Все страшные грехи предназначались лишь ему.

— Он крал последнее! — кричал распухший мужчина. Его элитный костюм трещал по швам, едва сомкнувшись на необъятном пузе.

И, жертвуя, лишился всего!

— Он состоял в преступной группировке! — гласила женщина, с дорогим ридикюлем и выдающимся колье.

И только он помог её разоблачить!

— Такие как он способны на многое! Даже на убийство! — не моргнув, выдавал следователь.

Но он спас мою!

Негласные реплики терзали душу на части. Хотелось взвыть от бесчестности, взорваться от переизбытка чувств. И только рука Миры, что крепко сжимал мою, и улыбка Мая, не давали мне окончательно свихнуться.

Красной тряпкой стал приговор:

— Суд постановил: признать виновным Майского Тимура Романовича, XXXX года рождения, совершавшего преступления, предусмотренного статьёй № 159 часть 2 УК РФ, и приговорить к пяти годам лишения свободы, с отбыванием…

Мир рухнул. Сердце оборвалось.

Я вскочила с места, ища глазами Тимура. Он улыбался и позволял конвоирам сковывать себя наручниками. Позволял им лишать меня его.

— Нет! — вырвалось не спрашивая. — Вы допускаете ошибку!

— Юна… — тянула за кофту Мира.

— А как же смягчающие обстоятельства?! Он ведь пошёл навстречу закону! Почему же закон не пошёл на встречу ему?! Это жестоко!

— Перестань…

— Нет, не перестану! Я не согласна! — голос дрогнул. Слёзы застилали глаза. — Вы спустили на него всех собак, когда главный виновник наслаждается свободой! Одумайтесь, твою мать! Он не достоин такого приговора!

Судья смотрела на меня с сочувствием, остальные — с изумлением, и только Тимур с гордостью. Только он не считал меня сумасшедшей.

Нам было больно за друг друга.

Я кинулась к нему, невзирая на строгие запреты. Меня держал отец, его — два грозных амбала в погонах. За спиной зашептались присяжные.

— Я не позволю им… — слова поглотил плачь. — Не позволю.

Нас разделяло ничтожное расстояние, но в то же время он был недосягаем. Я боялась моргнуть и потерять без того перманентный образ.

— Живи своей судьбой, Мурка.

Тимур выдержал паузу, стараясь держаться непринуждённо. Его скулы ходили ходуном. Дыхание сбилось.

— Забудь меня, а я забуду тебя… Обещаю… — бросил он, прежде чем его увели.

— Скучаешь? — игривый голос вырвал меня из размышлений.

Обернувшись, я напоролась на стылый, как холод, взгляд. Он с интересом блуждал по открытому вырезу, позабыв о всяких манерах.

— Ты здесь впервые, не так ли? — ленивым кивком он приказал бармену убраться, а после учтиво подхватил мою ладонь. — Не припомню этих нежных рук… А память у меня безупречная.

«Если хоть кто-то упомянет мне о справедливости, я рассмеюсь ему в лицо», — вот уже несколько недель я засыпала и просыпалась с одной и той же мыслю. Бесконечно размышляла над тем, как непостоянна наша жизнь: ещё вчера поглощённый работой, упрямый и сильный её исполнитель, а уже сегодня — ненавидящий своё дело до мозга костей. Я мечтала «приструнить» Майского, жила этой целью, предвкушала последующее признание и с трепетом заглядывала в перспективное будущее. Но когда желание сбылось, то рухнула мечта, а все последующие будни накрыло черной вуалью грусти. Душащей тоски, от которой, казалось, не существует лекарства.

Человеку нужно мало, но как много он требует…

Да, я сломалась. Надломилась, как тростинка. Закрылась в своей комнате, подобно обиженной девочке, и спряталась под одеялом от жестокого мира. Конечно, жизнь не заканчивалась. Так или иначе я должна была взять себя в руки, но для всего нужно время. Вот ещё неделя, ещё несколько деньков, и всё наладится.

Должно наладится. Я верю.

— Доброе утро, — прозвучало где-то в пространстве в унисон со скрипом двери. — Можно к тебе? — так и не дождавшись ответа, отец прошёл в комнату. Матрас промялся под его тяжестью, а я лишь крепче зажмурилась. Все эти разговоры по душам были подстать каторге. — Я принёс тебе какао.

— Ненавижу какао, — буркнула я, накрыв лицо подушкой.

— Мы оба знаем, что это неправда, — я не видела отца, но была уверена, что он улыбается. — Тебе нужно лучше питаться. Ты не станешь счастливее, заморив себя голодом.

— Поверь, безвкусный какао не вернёт меня к жизни.

Только не он.

— А ты попробуй. Я добавил в него секретный ингредиент.

Я скинула с лица подушку и поражённо моргнула.

— Подмешал мне дури?

— Поверь, у старого подполковника есть масса уловок, но едва ли они противоречат закону. Ты только попробуй и всё сама поймёшь.

Он протянул мне горячую кружку, которая приятно согрела пальцы. Сделав жадный глоток, я ничего не почувствовала, кроме приторной сахарной массы.

— А что же это за секретный компонент? Пятнадцать ложек глюкозы?

Отец задумчиво почесал бороду.

— Разве ещё не подействовало? Рецепт показался мне годным… Я добавил щепотку радости.

Хмыкнув, я отставила кружку в сторону.

— Ты, наверное, забыл, но мне не шесть лет. Я не верю в Деда Мороза и больше не куплюсь на волшебный леденец. Ты зря тратишь время.

— Я хотя бы пытаюсь что-то изменить, а не прячусь от белого света под сотней одеял, — возмутился отец. — Мне трудно узнать в тебе мою дочь. Она никогда не была размазнёй. Но что я вижу сейчас? Бесхарактерную плаксу с нечёсаными паклями.

— Ох, не начинай, — закатила я глаза. — Так и быть, выпью твой какао…

Стоило мне вновь потянуться за кружкой, как подполковник её отобрал.

— Это не тебе. Я приготовил его для дочери.

— Пап, — улыбнулась я, поддетая чувством вины.

— Я не отец тебе, рохля, — деловито задрав подбородок, он направился к двери. — А если Юна вернётся, передай ей, что я жду её в машине.

Уловив намёк, я хитро сощурилась.

— Как скажешь. А куда поедите?

— Это наш с ней секрет, — хлопнул дверью мужчина.

Его самоотверженность меня позабавила.

И пусть папа завидно держался, не позволял себе грустить, я точно знала, что он страдает. Так же как и я он лишился любви, потратив годы на её поиски. И теперь только мы могли друг другу помочь.

— Так куда мы едем? — спросила я, вглядываясь в автомобильное зеркальце патрульной машины. Волосы и впрямь торчали в разные стороны, а на щеке до сих пор красовался отпечаток мятой простыни. Я выглядела так, словно годами проживала в лесу и никогда не прикасалась к расчёске. Настолько паршиво, что сразу же оставила затею это исправить.

— Сейчас узнаешь, — ответил отец, не сводя глаз с дороги.

— Я пойму, если ты закроешь меня в психушке, — рассуждала я вслух. — В больнице я не буду выделяться из массы и, быть может, заведу себе друзей. Едва ли там угощают какао, что в целом неплохо. Хотя… Дай угадаю, ты везёшь меня в зоопарк? Класс! На фоне мартышек я буду выглядеть сногсшибательно. Нужно купить им моркови… Или что они там едят? Наверняка Кабанов знает.

Подполковник невозмутимо вёл автомобиль, а я продолжала кривляться:

— Но что, если ты решил выкинуть меня на помойку? Довольно жестокий выбор, но осуждать тебя не стану. Никто не захочет иметь бракованного ребёнка. Мать поняла это раньше тебя и теперь всецело наслаждается жизнью. Беззаботно рассекает по миру и пьёт чёртов какао, когда ей только вздумается. И почему ты раньше до этого не додумался? Идея просто замечательная…

Я резко замолкла, но не потому что устала поддевать отца. Совсем не так. Мы затормозили возле пятиэтажного дома, где когда-то проживал Майский. Покосившаяся лавочка, полуразрушенный козырёк и неухоженная клумба — на краткий миг я провалилась в тот день, когда пришла навестить преступника.