Обречён любить тебя - Яна Мелевич
И быстро поспешил вперед, оттаскивая Милану от друга.
До деревни дошли, когда наступил полдень — усталые, голодные и взмокшие от тридцатиградусной жары. Первое, чем впечатлялись Татошка и Влад — голые женщины. Они уже видели таких, когда убегали в сторону реки, но как-то до сего момента в голове у Канарейкина не укладывалось, что подобный вид совершенно нормален для племени. Одна из девушек, заметив съемку, принялась размахивать руками и громко кричать, явно требуя убрать камеру.
— Им не нравится. — сказал Шени на ломаном английском, поворачиваясь к удивленному Радову, едва они перебрались через перекошенный забор из бревен и палок.
Кожа туземцев была ржаво-кирпичного цвета, как и волосы, смазанные чем-то. Ребятня с любопытством осматривала их, но не подходила, лишь выглядывая из низеньких шалашей. Здесь, в деревне, они старались держаться поближе к взрослым. Некоторые мужчины держали наготове старенькие автоматы. Влад в шутку спросил у Шени, умели ли стрелять эти дикари, после чего резко замолчал, когда послышался выстрел где-то вдалеке. У нескольких человек Антон заметил в ухе гарнитуру — наушники были довольно старые, выпущенные лет десять назад. Ничего общего с современными нано-моделями, которые фиксировали даже активность мозга человека и угадывали настроение по интонации, четко передавая звук. Еще было четыре лэптопа и два-ультра-планшета — не слишком мощных, зато вполне пригодных для работы и связи с родными. Правда, заряжать их ходили в ближайший городок, до которого идти восемь часов. Радовало то, что 4D-моделирование и 3D-изображения в режиме онлайн-разговора не являлись чем-то сродни божественному явлению для этих людей.
Стоило только коснуться одной из дам, Татошка почувствовал сильную хватку. Женщина что-то пробормотала, переворачивая его руку и поглаживая ладонь, с интересом сравнивая разницу.
— Антон, — представился Канарейкин, рассматривая ее лицо. Нависшие веки, широкий нос, высокие скулы и полные губы — нечем восхищаться. — То-ни, — по слогам повторил, заметив, что хамрка не сориентировалась.
— То-то? — повторила она, наклоняя голову набок и ослепительно улыбаясь. — Тото! Даби! Даби, Тото — показала в начале на себя, потом на Антона.
— Н-да, — протянул Татошка, тяжело вздыхая. — Тото, так Тото. Очень приятно, Даби.
Когда она повернулась, белесые шрамы на темной коже, от вида которых Антон вздрогнул и пальцы непроизвольно сжались в кулак. Канарейкин так впечатлялся, что не сразу услышал подошедшую Милану.
— Традиции, — рассеянно пробормотала Боярышникова, глядя в спину Даби. — Официально здесь мусульманство. Девочки выходят замуж в двенадцать лет, и у мужчин по несколько жен. Для каждой строиться отдельный дом.
— Варварство, — пробормотал Антон, сунув руку в карман джинсов. — Даже радикальный ислам уже не так силен.
— Но он есть, Тони, — вздохнула Милана, посмотрев ему в глаза. — Всегда будут те, кому традиции важнее прогресса. Правда, во всем должна быть мера.
— Именно поэтому мы будем вытаскивать беженцев из городка под пулями оппозиционеров?
Она опустила взгляд на свои ботинки и вздохнула, качнувшись на месте с пятки на носок.
— Некоторые люди хотят быть свободными.
Антон вздрогнул, почему-то подумав, что говорила Милана сейчас вовсе не о племенах, жителях Эфиопии и беженцах.
— Ву-у-у! — орал Влад, бегая вместе с ребятней вокруг хижины. Двух мальчишек он перехватил подмышки и принялся отрывать от земли под громкий хохот.
Кажется, Радова не пугало ни горячее солнце, обжигающее светлую кожу рыжего, ни суровый отец малышей — Даги. Он рассеяно поглаживал ствол автомата, наблюдая за чужеземцем с легкой улыбкой на губах.
Вождем племени здесь считался любой мужчина, имеющий дом. Поселились они у Балая, чья супруга Даби первой поприветствовала Татошку. Гостей разместили рядом с шалашом, вызвав восторг у маленьких детишек, с удовольствием бегающих вокруг установленной палатки. Несколько раз им с Владом приходилось все переделывать под дружный смех туземцев. Аромат чая из кофейного жмыха разносился вокруг, пока готовили общий ужин из кукурузной каши. Женщины плели дреды детям, растирая красную глину на камне, другие хлопотали по хозяйству, а мужчины проверяли коров и коз в загонах.
— Они странные, — пробормотал Антон, морщась от местного «пива» из кукурузы, разглядывая мутную жижу внутри большой глиняной пиалы. Хотя он был готов признать: эта жижа отлично бодрила и неплохо ударяла в голову, помогая справиться организму с жарким климатом Эфиопии.
— И счастливые, — улыбнулась Милана, вытягивая ноги, сдувая светлую прядь волос с лица, и подняла голову к звездному небу. Вот еще несколько часов назад Влад дурачился с ребятней, делая фотографии местности, а сейчас показывал их каждому заинтересованному лицу, сидя между Шени и Даби, которые громко смеялись над глупыми шутками Радова.
С последним утверждением Антон спорить не стал. Убери весь дикий антураж, получилась бы обычная деревенская община со своими законами и крепкими связями. Никто здесь не смотрел на Татошку свысока, не интересовался его жизнью. Неожиданно для себя из «золотого» мальчика и сына известного бизнесмена Канарейкин превратился в обычного туриста. Просто человека, над шутками которого смеялись весело и от души. Балая даже не обиделся на замечание про отсутствие нижнего белья под юбками из шкур у хамер.
«Надел трусы — перестал быть частью племени», — так сказал Шени.
Смарт-часы ожили, и очередное спам сообщение отправилась в папку. Заглядывать туда не хотелось. Каждый день таинственный кролик присылал скетчи и короткие сообщения, обычно бессодержательные, просто ради того, чтобы взбудоражить Антона. Канарейкин подумал о том, что стоило бы позвонить Владу, но в момент, когда Милана прижалась к нему, эта мысль вылетела из головы.
— От чего ты убегаешь? — вдруг спросил он, повернув голову. Их взгляды встретились и на секунду Татошка уловил искры затаённой боли где-то в глубине голых омутов. Света от голограммы солнца на смарт-часах было достаточно, чтобы разглядеть десяток разнообразных эмоций.
— Не думаю, что тебе будет интересно, — грустно улыбнулась Милана, отворачиваясь, рассеяно вертя в руках пиалу. Часть лица вновь оказалась в тени, но выражение по-прежнему оставалось задумчивым.
Коснувшись пальцами растрепанной пряди, Татошка убрал ее за ухо, осторожно скользнув подушечками по коже и ощутив дрожь. Боярышникова затаила дыхание, стоило ощутить прикосновение губ. Антон осторожно скользнул вниз на шею, оставляя легкий зуд после неспешных укусов, а затем вовсе уткнулся носом в плечо, втягивая запах Миланы и делая вид, будто не замечает реакции тела.
— В первую нашу встречу ты перепутала мое имя раз десять [2], — от хриплого шепота Боярышникова
