Недотрога - Яна Невинная
— Молчишь? — усмехнулся он ласково, подцепляя пальцами подбородок и рассматривая меня. — Такая красивая, невинная… И насквозь лживая. Зачем тебе это было надо? Вводить меня в заблуждение. Терпеть всё то, что я вынудил делать. Выслушивать оскорбления, которые к тебе не имеют отношения. Ради чего?
Кожу жгло от его касаний, я буквально не могла дышать, застигнутая врасплох выяснившейся правдой и реакциями своего тела. Я смотрела на губы Максима, приближающиеся ко мне, облизывала свои и думала о том, что он знает обо мне всё. Знает наверняка уже несколько дней. Но почему тогда он вел себя так странно и заставлял вернуться в клуб? Продолжал оскорблять, унижать? Это проверка, что ли, была?
— Почему ты, зная правду, подбил меня на сделку? И ты отпустил маму. Заплатил кучу денег, зная, что не вернешь меня на сцену. Ты вез меня в клуб, якобы к клиенту.
— Забудь об этом. Сделка отменяется. Я не вез тебя в клуб, просто повозил бы по кругу и вернул домой. Я отказался от мести несколько дней назад. Когда выяснил, кто ты на самом деле. — Проведя по моей нижней губе большим пальцем, он заставил меня вздрогнуть, а потом продолжил хриплым шепотом: — Я был заинтригован и решил найти тебя. Вернее, я просто хотел найти тебя. Признаюсь, ты удивляешь с каждым разом. Ты пошла на многое, чтобы защитить мать. Ведь ты поэтому всё это сделала, да?
Кивнув, я прикрыла глаза, так как боялась, что он прочитает по ним мои чувства. Они метались во мне. Облегчение от того, что теперь Максим знает правду, но отпустил маму и не желает больше мстить. Радость от этого. Но вместе с тем недоумение и чувство незавершенности. Оно не давало покоя. Вот так просто он решил со всем покончить? Стряхнув с себя наваждение, я отвела руку Максима от своего лица и, глядя ему в глаза, твердо проговорила:
— Ну уж нет. Думаешь, сломал меня и вот так вот просто забудешь об этом? Что я как ни в чем не бывало уеду и продолжу жить на тех обломках, в которые ты превратил мою жизнь? Ты не подумал, что мне некуда пойти? Кроме того, ты даже не извинился!
Я понимала, что разошлась и веду себя слишком смело, но дрожащей тварью я уже была и вдосталь наелась этой жалкой ролью. К тому же я просто не могла остановиться, неслась вперед, как скоростной поезд с отказавшими тормозами.
— Резонно, — медленно кивнул Суворов, в глазах его зажегся азартный огонек. — И что ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты восстановил то, что разрушил! От начала и до конца. Понятно? И первым делом ты сообщишь мне наконец, что с твоим отцом!
Глава 23
— Отец… — выдохнул он, отворачиваясь и предоставляя мне рассматривать вмиг напрягшуюся спину. Видимо, я затронула больную тему. С побелевшим лицом он вновь повернулся ко мне и, что-то осмыслив, сказал: — Конечно же, ты хочешь знать, что с ним. Он более-менее в порядке. Не волнуйся, ему обеспечен весь возможный уход. Я так понимаю, последний раз ты видела его в тот день в больнице? И тогда решила выдать себя за его любовницу и отвести удар от матери?
— Тогда мне казалось, что нет другого выхода. Я подумала, что она в большей опасности, чем я. Возможно, так оно и было. Что бы ты с ней сделал в СИЗО? — спросила со страхом в голосе, надеясь, что ответ будет честным. Наш разговор напоминал распутывание огромного, донельзя спутанного мотка ниток. Мало-помалу всё прояснялось. Я спрашивала, он отвечал. Отвечал откровенно и без прикрас, а я пыталась понять, испытывает ли он угрызения совести. Мне стоило больших трудов не сорваться, рыдания подступали к горлу, внутри всё сжималось.
— Сейчас уже без толку говорить об этом. Расплачиваться пришлось тебе. По полной. Я попробую возместить ущерб, — закруглил он нашу беседу, и я поняла, что не дождусь раскаяния. Возможно, физическое возмещение ущерба, какую-то компенсацию, но не искренние извинения.
Что ж, наверное, этого и следовало ожидать? У меня оставалось еще немало вопросов, но интересовало в первую очередь одно.
— Но почему… почему ты вообще решил так жестоко мстить? — спросила я вопреки здравому смыслу. Его слова, оправдания, даже извинения ничего не изменят и не исправят, но я хотела докопаться до сути. — Разве это нормально — лишать человека всего за его чувства?
Увы, мне не удалось услышать ответ. Резкой вспышкой по глазам ударил свет, а Максим бросился наперерез своей матери, влетевшей в кухню в расхристанном виде. Босая, с перекошенным бледным лицом, она переводила взгляд с меня на него, потом пошатнулась, вцепившись руками в стоящий на ее пути стол. Ваза с цветами на нем зашаталась, а затем и вовсе упала на покрытую скатертью столешницу, когда она потащила ткань сжатой рукой в попытке удержаться на месте. Но у нее не вышло, и она грузно осела на пол, мотая головой из стороны в сторону и заунывно воя:
— Ты жени-и-ился на этой гадине-е-е… Как ты мог? Сын! Как ты мог? Привел ее сюда-а… За что мне это всё-о-о…
Испуганно вжавшись в стену, я наблюдала за истерикой матери Максима, отчаянно желая испариться из кухни. От ее появления и диких стонов холод сковал тело. А Суворов бросился к ней, поднял, машинально поставив вазу на место. Однако вода уже полилась по столу и вниз. И этот беспорядок пугал меня не меньше, чем непредсказуемое поведение неадекватной женщины. В голове почему-то появилась картинка, как она хватает нож или кочергу и забивает меня до смерти… Судорожно всхлипнув, я медленно двигалась в угол кухни, подальше от люто ненавидящей меня женщины.
— Мама, что ты такое говоришь? Зачем выбралась из постели?
— Вы меня разбудили! — обвинительно вскрикнула она, повисая на сыне и грозно глядя на меня из-за его плеча. — Ты привел в дом эту дрянь. Ты хочешь моей смерти, да? Что?! Что она здесь делает?! — визжала она.
На шум прибежала экономка, за ней следом тот бородач. Не знаю, был он членом семьи или каким-то работником, но вел себя так, будто его слово имеет вес. Втроем они
