(Брак)ованные (СИ) - Энни Дайвер
— Шампанского? — в шум волн врезается голос Евсеева, появление на палубе которого я не заметила. Выныриваю из книги, сосредоточиться теперь на ней не получится.
Чувствую, что он подходит ближе. Мне уже не нужно поворачиваться — каждый раз, когда Мирослав оказывается рядом, между нами сгущается воздух и становится тяжелее дышать. Вот и сейчас пульс учащается, я поправляю шляпу, делая вид, что это очень важный процесс, и наконец оборачиваюсь. Застываю и захожусь в приступе кашля, потому что Евсеев стоит передо мной в одних только шортах. На губах его легкая улыбка, но взгляд мой ползет ниже по широким плечам, ключицам, спускается к груди и ниже по рельефу мышц, как назло останавливаясь у кромки шортов. Тяжело сглатываю и выдыхаю — Мирослав прекрасно сложен, и мне приходится сжать пальцы в кулаки, потому что внезапным порывом я хочу его коснуться, чтобы узнать, насколько горяча бронзовая от пары дней солнца кожа.
— Не помешает, — с силой давлю из себя слова. Закрываю книгу и с тяжким вздохом откладываю ее.
Он ставит бокалы на столик и с легкостью открывает бутылку, из которой пробка вылетает с легким хлопком, от которого я все равно вздрагиваю, хоть и наблюдаю завороженно за процессом, потому что сильные и красивые мужские руки — это слабость всех девочек.
— Холодное, — предупреждает, протягивая мне напиток. А мне как раз именно такое и не помешает, потому что температура вокруг подскакивает на слишком много градусов. Волнение подкатывает к груди, и я чаще дышу. Мирослав все так же спокоен, но в нем что-то неуловимо меняется, и я пока не знаю, как относиться к этим изменениям.
— Спасибо.
— За нас, — стучит своим бокалом о мой и в пару коротких глотков опустошает его, пока я хлопаю глазами. Шепчу эхом «за нас» и отпиваю. Пузырьки оставляют приятную колкость в горле, я немного расслабляюсь и поправляю пляжное платье, в котором не так жарко, как во всем остальном, и в котором я выгляжу очень женственно.
— Ты можешь обгореть, — говорю я вместо «обязательно щеголять передо мной в таком виде?» Знаю, что Евсеев на прямой вопрос не ответит или вывернет все так, что я окажусь неправильно отдыхающей, раз закуталась в одежду до пола.
— Уже вечер, Ксюш, — улыбается, посмеиваясь. Он сегодня совершенно другой. Не такой, каким я его привыкла видеть. Расслабленный, спокойный, разомлевший под солнцем. — Может, искупаемся?
— Тебе в школе не рассказывали, что в нетрезвом виде купание опасно для жизни? — поднимаюсь, влезаю в сланцы и отхожу дальше, прихватив бокал. Нельзя нам быть так близко, я сразу перестаю соображать. Отголоски сна невовремя всплывают в памяти, и я уже не знаю, правильно ли сделала, что сбежала.
— Предлагаешь смотреть на закат? — он наступает грациозно и медленно, как хищник, уверенный в победе. Отхожу к носу и слишком поздно понимаю, в какую ловушку себя загнала. Стараюсь сохранить уверенный вид, поворачиваюсь к Мирославу полубоком и чересчур пристально высматриваю сушу на горизонте. Шампанского становится все меньше в бокале и все больше во мне, но волнение никак не унимается. Мирослав ломает мою хлипкую защиту, но делает это с такой осторожностью, что я только завороженно наблюдаю за его приближением.
— Предлагаю соблюдать дистанцию, — предпринимаю очередную попытку оставить Евсеева как можно дальше. Это последняя, больше сопротивляться не смогу.
— Не получится, — качает головой и шагает вплотную. Осторожно забирает из моих рук бокал, оставляя его куда-то в сторону, и я как ненормальная выхватываю каждое его действие. Когда его пальцы касаются плеча, вздрагиваю и кусаю губы, Мирослав медленно разворачивает меня лицом к себе и снова впивается взглядом. — Ты мне очень нравишься, Ксюша. И я хочу, чтобы наши отношения были не только формальными.
От слов бросает в холод, который проносится морским ветром. Подсознание твердит повиснуть у Евсеева на шее и расцеловать его, потому что меня тянет к самому несносному мужчине в мире. А вот мозг убеждает все взвесить и принять правильное решение, в котором обаяние босса не будет одним из решающих факторов. По велению руки Мирослава шляпа летит на палубу, и я качаю головой. Он предусмотрел все, чтобы меня обезоружить перед собой.
— А если я этого не хочу? — облизываю пересохшие губы и смотрю прямо в глаза Евсеева, в которых пляшут черти. К соленому запаху моря примешивается аромат парфюма Мирослава, и от этого сочетания кружится голова.
— Тогда останови меня, — говорит чертов соблазнитель и мягко меня целует. Пробует, не напирает, дает выбор. А я, даже если бы и хотела, не смогла его остановить, потому что, видимо, в перерывах на отдых Евсеев посещал курсы дьявольского пикапа, ведь нельзя быть таким фантастически обольстительным. Но в тот момент, когда его язык касается моего, я осознаю страшную правду: я не хочу, чтобы он останавливался. Наш план уже пошел наперекосяк, о нас теперь знают все: меня считают расчетливой карьеристкой, не постеснявшейся залезть в трусы к боссу, а его — прожженным циником и трудоголиком, который даже жену себе нашел не по любви, а по расчету, чтобы можно было прерываться на секс, не отвлекаясь от селекторных совещаний. Так почему мы должны продолжать сражаться друг с другом? Может, стоит хотя бы раз в жизни не пытаться все предугадать, а поддаться влечению и взять все, что готова дать жизнь? Тем более Евсеев наверняка все просчитал, он не мог этого не сделать, а значит, в нашем союзе явно больше плюсов, чем минусов.
Все доводы меркнут, когда Мирослав прижимает меня к себе. Я уже не слушаю кричащее подсознание, я и так согласна на все, хоть и отпиралась поначалу. В реальности целуется он даже лучше, чем во сне. Опускаю руки на его торс и улыбаюсь: Евсеев и правда горячий. Его тепло передается и мне, уверенности Мирослава хватает на нас обоих, поэтому подаюсь вперед и почти мычу
