Я вернулась за тобой... (СИ) - Бехтерева Каролина
— Знаю…
— А дочь? Ты о ней думал, когда творил такое? — Нависает над столом, пытаясь давить авторитетом.
— Не лечи, начальник, и так сдохнуть охота. — Сонька… моя маленькая принцесса… Как же я тебе в глаза посмотрю и скажу, что не уберёг твою маму?
Глаза заслезились, и мне пришлось сжать до хруста челюсти, что бы, как баба, банально не расплакаться.
У меня не было времени… Мне его просто не дали… Не позволили оплакать свое горе, разбить кулаки в кровь о бетонные стены… Ничего не разрешили…
Не бывает чудес! Не бывает хэппи эндов после такого! За всё в этой жизни нужно платить, только почему расплачиваться пришлось ей? Почему она так поступила? Меня спасала? Ценой своей жизни?
Одна пуля… маленькая такая, казалось бы, безвредная, пронзающая два тела одновременно и уносящая сразу две жизни…
Образ дочери снова всплыл перед глазами. Светлые кудряшки, голубые глаза и заразительный смех…
Зачем ты попросила, Амира? Зачем потребовала?
Впору в петлю, чтоб не болело так, а ты… Обещание взяла. Заставила жить, но без тебя как???
— Золотарёв? Ты слышишь меня? — Начальник изучал моё лицо, пытаясь дозваться.
— Слышу-слышу…
— Тогда на выход. Перевозят тебя…
Пусть перевозят… Пусть как можно дальше, только бы не здесь… Не в городе, подарившем надежду и отнявшем самое дорогое…
Суда пришлось ждать 2 месяца. За это время ко мне никого не пускали, не разрешали звонить, даже из камеры не выводили.
Я сидел один. Никаких «соседей», никаких разговоров, и только мысли, мысли, мысли роем витающие в голове.
Заставляющие содрогаться по ночам в молчаливом припадке, причиняющие адскую, огненную и пекущую боль в груди.
День суда больше походил на цирк. Какой-то адвокат, приставленный ко мне государством, но очень любящий свою работу, с пеной у рта доказывал судье мою невиновность, от чего даже я не сдержался и заржал во время его выступления.
Не было присяжных, не было слезливых историй, чтоб растопить их сердца, не было ничего, что обычно показывают в кино и после часов активной битвы, выпускают на свободу, прощая совершенные преступления.
Было лишь «принимая во внимание все обстоятельства материалов дела и закрывая глаза на некоторые действия, совершенные подсудимым в состоянии сильного стресса и страха за жизнь жены, и то, что у сотрудников правоохранительных органов нет к Золотарёву Алексею Владимировичу претензий, суд принял решение оставить первичный срок заключения, а именно 15 лет лишения свободы в тюрьме строгого режима по статье 105 УК РФ…»
— В смысле «нет претензий»? — Обратился я к адвокату.
— Никто из полицейских не стал на тебя заявлять… Пожалели, видимо…
— Ну что ж… спасибо Вам за старания. — Пожал руку адвокату и меня тут же увели из зала суда.
В камеру я уже не вернулся. Мне лишь выдали тёплую одежду и погрузили в машину. Наказание я буду отбывать в холодных местах нашей необъятной родины.
Ехали долго, медленно и раздражительно. Конвоиры мне попались не плохие. Молодые пацаны ржали над каким-то видео, иногда обращаясь ко мне.
Когда машине посигналили, и она стала медленно тормозить, увидел, как парни заметно напряглись.
— Это еще кто?
Сергей
Вхожу в привычно светлую комнату, здороваюсь и опускаюсь в кресло.
Рассказываю, как прошел мой день, болтаю о погоде и смотрю на бледное лицо. Такое же красивое, умиротворенное и очень безжизненное.
Аппараты знакомо попискивают, врач заходит пару раз в день, без каких-либо новостей.
Всегда одно и то же слово… «ждите»… и больше ничего.
И я жду… Жду, когда она откроет глаза. Жду, когда задаст вопросы, или хотя бы … жду, что узнает меня и задышит самостоятельно.
С самого утра меня не покидало странное чувство. Будто сегодня другой день… Не похожий на предыдущие, и от этого ощущения тягостно скручивало все внутренности…
Столько времени прошло, а она не изменилась… Как в первый день знакомства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Устало прикрываю глаза, а когда сумасшедший писк выводит из сонливости, резко вскакиваю и подлетаю к постели.
Амира
Не могу дышать… Открываю рот, пытаюсь делать привычные движения, вдохнуть бы хоть раз, но не выходит.
Горло горит… что-то мешает, что-то инородное, не моё…
Слышу, как кто-то очень близко произносит моё имя, а потом яркий свет прямо в глаза.
То появляется, то пропадает.
— Амира… Вы слышите меня? Не двигайтесь, сейчас станет легче.
И легче, правда, становится, изо рта вытаскивают длинную трубку, и я громко делаю вдох.
Боже… Как же хорошо… Словно лёгкие, столько времени не получающие кислород, заработали с новой силой.
— Амира… Амира, посмотри на меня… — Поворачиваю голову в сторону и вижу обеспокоенное лицо Сергея.
Друг крепко сжимает мою руку, и тепло его горячей ладони передается мне. Согревает, успокаивает, селит странную надежду внутри.
— Что случилось? — Роюсь в памяти, но только отдельные, не связующие отрывки вертятся, уплывают, никак не вяжутся между собой.
— Ты в больнице…
— Серёж… это и так понятно, но… почему?
— Ты… а что ты помнишь вообще? — Друг заглядывает в глаза, но тревога во взгляде передается и мне.
Я пытаюсь встать. Тело плохо поддается, но мне помогают.
Подкладывают подушку под спину, и что-то неприятно тянет в районе живота.
Дотрагиваюсь рукой, и под тонкой больничной рубашкой чувствуется что-то… что-то лишнее…
— Там шрам… — Сергей сжимает с силой челюсти и опускает голову.
— Серёж… Какой сейчас год? — Этот вопрос возник не случайно… Он изменился…
Не сильно, но, всё же…
— Ты пролежала в коме чуть больше года…
— Не всё так плохо… — Выдыхаю, мысленно радуясь, что не больше. — Почему?
— В тебя стреляли… — Размыто отвечает.
— Кто?
— Ты… — Ничего не понимаю. Пару секунд внимательно слежу за другом, а потом в висках вспыхивает такая сумасшедшая боль, что мне приходится согнуться пополам, схватившись за голову и заорать.
Медсестра засуетилась, вонзила в меня иглу, и сознание медленно начало уплывать.
Пробуждение было резким. Я просто выплыла из сна, долго слушала разговор врача с Сергеем, а когда мне надоело — открыла глаза.
— Я хочу знать… Скажите правду! — Потребовала от мужчин.
Пока молча, неподвижно лежала, они решали, стоит ли мне рассказывать про мужа. Врач был против. Забрасывал друга медицинскими терминами, кричал, что это дополнительный стресс, но Сергей был непреклонен.
Настаивал на честности, и я безумно ему за это благодарна.
— Амира… Прежде чем мы начнем, тебе стоит кое с кем поговорить. — Сергей протягивает телефон, который я тут же прикладываю к уху.
— Привет, красотка. — Радостным голосом произносит Слава.
Боже… За всеми событиями я совсем забыла о нем. Забыла о том, что, возможно, и ему нужна чья-то поддержка…
— Привет. Слав… прости… — Шепчу парню, и слёзы собираются в уголках глаз.
— Тебе не за что просить прощение. Амира… я хочу, что бы ты знала кое-что.
— Говори…
Слава долго молчал в трубку, а потом продолжил:
— Мазницин… я… в общем, я всё решил. Он больше не проблема для тебя.
Прикрываю глаза, и все присутствующие слышат облегченный выдох.
Разве можно радоваться так? Разве это правильно, чувствовать такое облегчение от осознания того, что в мире на одну жизнь стало меньше?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Да, он мразь. Да, шантажист и поддонок, но ведь…
— Не думай об этом и не кори себя. Он виноват сам! — Говорит Слава, слыша в моём молчании сомнение.
— Спасибо… — Еле слышно произношу и крепче прижимаю трубку к уху.