Медовый месяц с чужой женой (СИ) - Билык Диана

— Значит, олигарх Честенер выиграл тебя у моего непутёвого сына прямо после церемонии и перед первой брачной ночью?

— Я не считаю, что Виктор непутёвый, — сухо проговорила я.

И это было правдой. Непутёвый — слишком мягкое слово для трусливого ублюдка, который проиграл меня монстру, ударил и пытался изнасиловать. Но об этом Дорогову знать не обязательно. Главное, что мои слова прозвучали убедительно. Владимир хмыкнул и провёл ладонью по моему плечу, медленно опуская руку.

— И что же счастливчик делал с тобой всё это время? — спросил он, неожиданно накрывая ладонью мою грудь и сквозь бюстгальтер сжимая и выкручивая сосок.

Я не стала ни кричать, как он смеет так обращаться с женой своего сына, ни пытаться вырваться. Вместо этого я подняла руку и с удовольствием залепила Дорогову пощёчину. Она получилась звонкой, а на лице Владимира остался красный отпечаток моих пальцев. Кожа у него такая же нежная, как и у Виктора. Но чудовище даже не вздрогнуло, лишь глаза заблестели обжигающим льдом.

— Лучше спросите, что делал ваш сын, — сухо проговорила я.

— Мне всё равно, — отмахнулся Виктор так безразлично, словно я и не била его. — Этот щенок найдёт себе новую сучку. А вот, как именно Честенер трахал тебя, меня интересует больше. Расскажи, он ласкал тебя или брал сразу? Ты сопротивлялась? Сколько раз подряд он тебя ебал? Как долго он держится? Я всё это знаю, но слащавые до тошноты истории Карины приелись… — Теперь он сжимал обе груди, играя с сосками. — А Максимка наверняка насиловал тебя, да? О-о-о…

Он прижал мою руку к своему возбужденному члену, а я смотрела на Дорогова с изумлением: да он больной ублюдок! По первому звонку он бросился вытаскивать меня из лап монстра не потому, что я жена его сына, а потому что захотел трахнуть ещё одну женщину Честенера?!

Владимир уже развязал моё кимоно и полез ко мне в трусики, когда я холодно проговорила:

— Я беременна.

Рука его замерла, Дорогов хмуро спросил:

— От Честенера?

— Шутите? — ещё более холодным тоном спросила я. — Это дело не такое быстрое. От вашего сына, — соврала и невозмутимо приподняла левую бровь: — Думала, это очевидно, раз мы поженились так быстро и далеко от родины.

— О, — разочарованно протянул Дорогов, но руки свои поганые, к счастью, убрал. Скривился брезгливо: — Значит, ты подлезла под Витьку и залетела, чтобы замуж за него выйти? Умная девочка. Но… не врешь ли ты?

— Зачем мне врать? — я незаметно сглотнула. Одна ложь тащила другую. — Можете спросить у Виктора, мы с ним ходили к гинекологу.

— А как докажешь, что отец ребёнка — мой сын? — не отступал Дорогов.

— До встречи с ним я была невинна, — вот тут я не солгала.

— Даже так? — казалось, Дорогов удивился. Окинул меня заинтересованным взглядом и хмыкнул: — Если так…

Он отступил, а я быстро запахнула кимоно и выдохнула с некоторым облегчением, едва не спалившись. Я не знала, сколько протянет моя ложь, но рассказы о жене Дорогова давали маленькую надежду. Говорили, что он притащил в город наивную девушку из деревни, женился на ней, только чтобы наследника подарила, а как родила, ни разу к ней не прикоснулся, издевался, травил, бросал своим «псам» на забаву… изверг! Женщина для него либо инкубатор, либо кукла из секс-шопа. Придётся прикинуться первым, чтобы из меня не сделали вторую.

— Это твоя комната, — покачнул головой Дорогов. — До родов, если подтвердится беременность, и ребенок от моего сына, будешь жить здесь, а после… — на лице его вновь возникла зловещая усмешка, — мы вернёмся к нашему разговору.

Глава 65. Макс

Гокудо (примечание: члены якудза), похожие друг на друга, как братья и кровные родственники, выстроились клином. Все они до зубов вооружены, огнестрелами и калеными мечами, но обнажены по пояс, и на груди у каждого горела эмблема: непонятный мне иероглиф в полосатом круге, что напоминал солнце.

Федя направил меня в самую численную группировку, уточнив, что именно с ними связан Дорогов. Оставалось только выжить…

Вперед вышел приземистый колоритный японец: бритоголовый и здоровый в плечах и груди, как горилла. От одного взгляда на этого азиата у меня в жилах застывала кровь, но я пересилил себя.

— Коничивва (с японского: хорошего дня), — сказал я спокойно, сложил руки чуть ниже пупка, как учил Федя, и, опустив глаза, поклонился. Это был почти весь запас слов, но я очень надеялся, что японцы прекрасно понимают английский, раз уж держат бизнес в Лас-Вегасе.

На лице главаря не дрогнул ни один мускул. Он не склонился передо мной, а продолжал рассматривать. После его короткой команды двое из клина вышли навстречу и облапали меня на наличие оружия. Я не дурак идти на встречу с пистолетом, чтобы лишиться головы на подходе, не успев сказать и слова.

— Американец? — спросил на английском главный, когда гангстеры отступили от меня, так ничего и не найдя. Только выпустили рубашку из брюк и расстегнули пиджак. Я аккуратно поправил одежду, сдерживая и раздражение, и нервозность, забрал мобильный, который один из приспешников успел дернуть из кармана, и бросил его на место.

— Русский, — твердо сказал я. Врать нет смысла: они проверят все связи и корни. — Максимилиан Честенер, а вы…

— Обращайся Тэкео Цудзи, — и он, повернув широкие плечи, пропустил меня вперед.

Оставлять хищника за спиной — опасно, но смертельно — выразить неуважение, потому я шагнул в никуда, осознавая на что иду.

Решиться пойти ва-банк — это вам не казино на кон поставить и даже не жену. Здесь и сейчас будет известно, смогу ли я дышать в следующую минуту.

— Иди, — сухо сказал главарь, щекоча гортанным голосом мне лопатки, — разделишь с нами обед, Максимилиан Честенер, — и подал звуковой сигнал своим.

Мужчины расступились передо мной и, перестроившись, замкнули шествие позади босса. Он не кумитё (с японского: шеф) в группировке, но один из сайко-комон (с японского: старший советник), в его подчинении все бригады Токио, насколько успел ввести меня в курс дела Федя. Я запретил другу вмешиваться, достаточно жертв.

Да, идти одному в логово хищников — самоубийство, но у меня не оставалось выхода. Я знал, что Витенька на подходе, через несколько часов нагрянет к якудза с документами, и мой план рухнет. Потому сейчас остался последний шанс перехватить его и наказать Дорогова.

Только заручившись помощью более сильного врага, можно выиграть в неравном бою, но я подозревал, что все не просто так. Владимир хорошо здесь наследил, его боялись все, даже якудза не скрывали трепета перед этим мерзким человеком. Если его имя вызывало такой острый интерес у японцев, и меня даже не пристрелили на месте и позвали к столу, значит, я на правильном пути.

Келл должен подать сигнал о приближении Витьки, но до этого я обязан выиграть время, повернуть целую структуру бандитов в свою пользу.

На удивление здесь были простые столы, не приземистые, к чему готовил меня друг. К Тэкео подошла юная, лет восемнадцать-двадцать, японка и набросила на его плечи темное кимоно. Она быстро обвязала мужчину поясом и, семеня, убежала из залы.

Только тогда я последовал примеру хозяина и сел к столу.

— Итадакимас (с японского: я смиренно получаю), — сказал я, когда мне поставили тарелку рассыпчатого риса с кусочком лосося, и потянулся за палочками. Это второе слово, которое Федя строго-настрого приказал мне использовать перед обедом. Я молился, чтобы мой раскаленный мозг от переживаний из-за Поли, ничего не перепутал.

— Господин Максимилиан Честенер, — растопырив палочки, сказал Тэкео Цудзи, — ешьте.

И, хотя мне крошка в рот не лезла, я впихнул в себя кашу и рыбу, с трудом справляясь с неудобными палочками. Хорошо, что практиковался в китайских ресторанах Америки, иначе меня бы сейчас грохнули за одни корявые пальцы, из которых тонкие деревянные спицы бесконечно норовили выпасть.

Если выживу, уеду в Тибет — нервы лечить, или лучше в Сибирь — охлаждать свой жар.