Вера Колочкова - Дети Афродиты

– Да, Ксюх, конечно, приедем. Как группа поддержки, – весело подхватил Генка. – Сядем в первых рядах, обсвистим всех твоих соперниц! А может, номер своего мобильника нам дашь? Ну, чтоб на связи быть?

– Нет… То есть потом… Ладно? – не поднимая головы, тихо пробурчала Ксюша. – Успеется ведь еще…

– Конечно, успеется. Потом так потом. Договорились. Ну, все, Ксюх, до воскресенья. Андрюх, пока! – махнул Генка парню, садясь за руль. И тихо приказал Ольге: – Садись уже, поехали…

А отъехав немного, повернул к ней лицо, протянул с хрипотцой, смешно выпучив глаза:

– Ну и характерец… Себя-то не узнала в младшой, не, сеструха? Обе две одинаковые, что одна, что другая. Погляди на себя со стороны-то, погляди! Эх, жалко, не вместе росли, я бы вас воспитал, как надо, ремешком по задницам-то…

– Молчи уж, воспитатель. Хорошая девочка, мне понравилась, – отмахнулась от него Ольга.

– Ну, так и кто бы сомневался? – пожал плечами Генка, глядя на дорогу. – Рыбак рыбака, как говорится… А сестра сестру…

Полька в окне больничной палаты выглядела вполне здоровой, улыбалась им сверху снисходительно. Зато они с Иваном, наверное, изображали сейчас классический переполох в курятнике – стояли под окном, задрав головы и вытянув шеи, махали крылышками, орали вверх, перекрикивая друг друга.

– Поля, но почему? Ты же по телефону ничего не объяснила! Почему тебя положили так рано? Тебе же еще далеко до срока? – не могла остановить панический поток вопросов Ольга.

– Доченька… Тебе что-нибудь нужно, доченька? Что врачи говорят? – вклинивался своей личной тревогой в ее вопросы Иван, и она опускала голову, глядела на него раздраженно.

– Пап, мам… Да не беспокойтесь вы так, все нормально. Просто меня на сохранение положили…

– Но если на сохранение, значит?.. Есть какая-то угроза, да, Поленька?

– О, господи… Ну что ты каркаешь, пап! Мам, объясни ему. Да если б я знала, что вы такой цирк устроите, даже и звонить бы не стала! Ну ладно, папа, а ты-то, мам, будто сама не рожала. Всех на сохранение кладут, ничего особенного. А вообще, здорово, конечно, что вы оба примчались! Так приятно на вас смотреть, когда вы вместе…

– Просто мы с мамой одинаково тебя любим, доченька. И волнуемся одинаково.

– Ну и хорошо, поволновались, и будет. Идите уже. А то, наверное, весь роддом над вами смеется. С утра Игорь был, потом свекровь со свекром, теперь вы… А у меня тихий час, между прочим. Сиеста для беременных.

– Хорошо, Поленька… А завтра можно прийти?

– Я тебе позвоню, пап, ладно? И тебе, мам, позвоню. Ну все, идите… Мам, возьми папу под ручку, ага, вот так… Я в спины ваши посмотрю, как вы пойдете, поностальгирую. Нет, пап, лучше обними маму за плечи, ладно? Как раньше.

– Да я уж лучше под ручку… – просунула Ольга ладонь под локоть Ивана, потянула его за собой. – Пойдем скорее, а то она еще что-нибудь придумает. Еще и целоваться у всех на виду заставит, режиссерша наша на сносях.

– А я так переволновался, когда она позвонила. Все бросил, примчался сразу. А это и впрямь не опасно, Оль?

– Что – не опасно?

– Да сохранение это?.. Я, например, не помню, чтобы ты, когда с Полькой ходила, лежала на сохранении. Помню только, как дома у тебя схватки начались. Ночью… И «Скорая» никак не ехала. Я, пока «Скорую» ждал, поседел даже. Потом трое суток не ел ничего от стресса.

– Бедный ты, бедный. Сейчас-то, надеюсь, голодать из-за Польки не будешь?

– А кстати! Может, пойдем перекусим чего-нибудь? Ты сегодня обедала?

– Нет… Наверное, ты прав, надо поесть. Смотри, как у меня ладони дрожат, я ведь тоже после Полькиного звонка переполошилась. Только я попрошу тебя, Иван…

– Понял, понял! Обещаю болезненную тему не трогать. Будем говорить исключительно о нашей дочери и будущем внуке.

– Господи, внук… И слово-то произносить страшно.

– Не говори, Оль…

Так, мирно беседуя, они уселись за столиком в кафе, заказали официанту обед по полной программе – с закусками, супом, вторым блюдом и десертом. Иван вздохнул, глядя на все это изобилие:

– Жалко, выпить нельзя…

– Почему? Можешь выпить… – пожала плечами Ольга. – Оставишь машину, я тебя домой отвезу.

– Нет. Одному не хочется. Если бы вместе… Давай вместе, Оль, а? И машины оставим.

– Иван! Мы же договорились.

– Извини. А можно спросить, Оль? Ну, просто полюбопытствовать – можно? Что это за мужик тогда во дворе был? С которым ты целовалась?

– Я с ним не целовалась, не придумывай.

– Но я же видел! И как он тебя обнимал, тоже видел… И как смотрел…

– Это был мой брат, Вань.

– Брат?!

– Ага. Генкой зовут. Очень хороший парень.

– Но… Откуда он взялся, Оль? У тебя ж нет никого. Ты ж сирота.

– Ага. Сирота, да не совсем, как выяснилось. У меня еще и сестра Ксюша есть, в Егорьевске живет. И мать где-то есть. Мать, которая меня когда-то в роддоме оставила. А теперь мы все вместе пытаемся ее разыскать. Но, если спросить – зачем? Никто и не знает… Да, если честно, не нравится мне вся эта история. Нет, брат и сестра – это хорошо, я им рада. А вот с матерью… Не знаю даже, как объяснить. Вот моя сестра Ксюша, например, вполне определенно выразилась по этому поводу: не хочу никакой матери, и все. У меня есть приемная мама, и мне хватит. А я… А я не знаю, Вань. Поначалу и я так же была настроена…

– Да? А сейчас по-другому настроена? И что же с тобой случилось?

– Да говорю же, сама не пойму. Наверное, я просто за саму себя боюсь, сомнений своих боюсь.

– Боишься, что простишь и полюбишь ее, да?

– Нет. Боюсь в очередной раз быть обманутой в своих ожиданиях.

– Это ты сейчас на мое грехопадение намекаешь, да?

– Вот еще! Нет уж, сам живи со своим грехопадением, как хочешь. Можешь и дальше падать, это уже твоя история, не моя. А если повезет, найдешь себе мудрую женушку, для которой факт грехопадения является просто стимулом счастливой семейной жизни… А со мной тебе не повезло, Иван. Признай это уже, наконец.

– Что-то я не пойму, Оль. Ты сейчас кокетничаешь или злишься?

– Я? Кокетничаю?

– Ага.

– Ну, ты даешь… Нет, я не злюсь и уж тем более не кокетничаю. Для этих прекрасных игрищ у меня слишком генетика плохая. Наверное, жестокости во мне много, Вань. Непрошибаемости. У меня ведь отец бандитом был, как выяснилось.

– Ух ты… А мать?

– А мать тоже личность весьма колоритная. Всю жизнь бежит, бежит куда-то… То от бандита скрывается, то от детей… Да, странная личность. Жалкая, сломленная, подавленная.

– Что ж тут странного, не понимаю. Если человека ломают, то он и ломается. Если подавляют, то становится подавленным. А жалкого человека жалеть надо, вот и все.

– Нет, я так не считаю. Если человека ломают и подавляют, он как минимум должен сопротивляться.