Оксана Весенняя - Олигарх

— Что случилось? — обеспокоенно спросил.

— Ничего. Просто кто-то решил напомнить о своем присутствии, — хотела сказать строго, а получилось ласково.

Приложила руку к животу и нежно погладила успокаивающим жестом. Малышка уже несколько раз за вечер слишком болезненно переворачивалась. Наверное, чувствует Ксюшино напряжение и тоже нервничает. Эта мысль отрезвила Лаврову.

— А сейчас как? Болит? — спросил Кир, помогая Ксюше добраться до стула.

— Не болит, — пробурчала в ответ мужу. Все еще была зла на него, на его бесконечную занятость. — Сейчас чай попью, спать лягу и всё пройдет.

Лавров аккуратно, стараясь не шуметь, открыл входную дверь. Тихонько снял себя верхнюю одежду и на цыпочках прошмыгнул в душ. Не хотел будить Ксюшу. Все-таки уже первый час ночи. Сегодня он задержался у отца, обсуждая важные вопросы перед приездом новых партнеров. Ксюшу предупредил, чтобы не ждала его, ложилась сама. В последнее время она чувствовала себя неважно, да и спать стала слишком чутко.

Тихо пробрался в спальню, задержался у порога, чтобы глаза к темноте привыкли, не включать же сейчас ночник. Когда смог различить очертания, почувствовал, как все нутро словно в пружину сжалось, потому как постель была пуста. Ягодки в ней не было. Не сразу осознал, что руки сжались в кулаки. Внутри все похолодело от одной только мысли, что могло что-то произойти. Куда она могла пойти? Неужели что-то с ребенком? Нет, исключено, она бы все равно нашла способ сообщить, он же все это время был на связи.

Сжал челюсти до скрипа зубов, втянул с жадностью воздух и резко выдохнул. Рыкнул и выругался в голос, а потом будто опомнился. Что он как баба, в самом деле, не время эмоции показывать, надо Ягодку найти. Быстро прошелся по всей квартире, заглядывая в каждую комнату, даже в так называемый кабинет заглянул. А вдруг его девочка там? У беременных же своя, не постижимая мужскому разуму, логика. Ягодку нашел в дальней комнате, она лежала на маленьком диванчике и мирно посапывала. Окно в комнате было приоткрыто, и Кирилл почувствовал, как по ногам тянет морозцем. Заметил, как Ксюша съежилась, натянув плед до самого носа. Видимо, замерзла. В два шага добрался до окна и захлопнул. Уловил, как Лаврова дернулась. Яркой полоски света из коридора хватило, чтобы заметить ее движения. Ксюша проснулась. Сам не мог объяснить себе, почему ни в одной из комнат так и не зажег свет.

— Кир? — удивленно моргнула и потерла кулачком глаза.

— А что тебя удивляет?

— Ты пришел.

— А не должен был? — вкрадчиво спросил и подошел ближе.

— Я уже не ждала. — Приподнялась на локте.

На ее лице он прочитал разочарование, а в карих глазах заметил нескрываемую грусть.

— Почему ты здесь? Почему не в спальне? — Протянул руку к Ягодке, легонько провел по плечу.

— А что мне там делать без тебя? — Ксюша аж голос повысила.

— Глупый вопрос. Спать надо в спальне.

— Ты, наверно, забыл, что без тебя я там спать не могу. Только на диване, у стеночки, чтобы спина не напрягалась. Но ты так «часто» бываешь дома, что уже и не помнишь о моих предпочтениях.

Ксюша говорила не с укором, не предъявляла претензий, просто ставила перед фактом, и эта ее собранность, не к месту проявленная сдержанность била еще сильнее по и так натянутым до предела нервам. Она ведь действительно теперь спала практически на нем, полубоком, потому что на боку малявке не нравилось и она постоянно «пиналась», на спине ей тоже не нравилось. Ксюша долго мучилась, пока нашла удобную позу и для себя, и для ребенка.

— Ты хочешь поругаться?

— Нет. Я ничего не хочу, — пожала плечами, хмыкнула и продолжила: — Я тебе уже говорила, что ничего от тебя не требую. Только понять не могу, почему вдруг осталась одна? За последний месяц у тебя было три нет, четыре командировки, не сосчитать, сколько деловых ужинов и две рабочие субботы. Ты устаешь, я это понимаю и не требую ничего взамен. Только мне не понятно, зачем мне здесь одной сидеть? Я постоянно одна. Я тебя уже вижу по большим праздникам, и если так и дальше пойдет, то ребенка я тоже одна воспитывать буду.

Стало обидно до слез, что работа у Лаврова сейчас стоит на первом месте. Она бы все поняла, если это было временное явление, но такой режим у Кира вошел в привычку. Для него это теперь в порядке вещей, а ей эта обида покоя не дает, накрывает словно волна, затягивая все сильнее в свой омут.

— Ягодка. Вот что ты несешь? Мы, кажется, уже обсуждали эту тему.

— Обсуждали, — согласилась она. — Кир, давай начистоту: я не дура — всё понимаю, терпеливо жду, когда закончится период, только он отчего-то не заканчивается. Только хуже становится.

Она все-таки заплакала. Попыталась отвернуться, но Лавров не позволил. Придержал рукой подбородок, под его пристальным взглядом она попыталась взять себя в руки:

— А еще я хочу, чтобы мой любимый мужчина тоже отдыхал, чтобы имел возможность выспаться. И видел еще что-то помимо работы. Чтобы я имела возможность его видеть.

— Ну чего ты разволновалась?

— Ничего, — всхлипнула, поднимаясь с дивана. — Помоги мне встать, мне в ванну надо.

— Пошли.

— Нет, я сама. Поставь, пожалуйста, чайник.

Как только закрыла дверь в ванной, тут же щелкнула замком. Надо выплакаться, а при Кире не хотела. Он и так уставший пришел, а тут еще она со своей истерикой. Только не могла уже молчать. Смысл? Если уже от него скрывать свои чувства, если не с ним обсуждать все то, что тревожит, то с кем тогда?

Лавров дернул за ручку, закрыто. «Твою мать!» Готов был вынести эту чертову дверь.

— Ксюша, открывай! прорычал угрожающе.

— Уже выхожу, — как можно бодрее ответила она и, плеснув холодной воды в лицо, повернула замок.

— Ты что, плачешь, что ли? — заглянул в ее покрасневшие глаза и без ее ответа понял, что был прав.

— Уже нет, — мягко улыбнулась и опустила виноватый взгляд на свои босые ноги. С некоторых пор любила ходить по квартире босиком.

— Оправдываться я не буду, но запомни раз и навсегда: у тебя нет повода лить слезы. У меня просто такой напряженный период сейчас.

— Знаю, — пробурчала себе под нос, — знаю и не хочу добавлять тебе проблем, но и молчать о том, что меня беспокоит, не могу. Это глупо и неправильно. Ты мой муж, мой мужчина, о котором я хочу знать всё, и даже больше, — её голос постепенно становился тише. — Мужчина, которому я готова рассказать всё, что происходит со мной…

— И даже больше, — закончил за неё и понимающе улыбнулся.

Беременность сильно изменила Ягодку: она становилась обидчивой и ранимой. Никогда за собой такого не замечала, да и не смогла бы построить спортивную карьеру, если бы всегда была такой. Всё понимала, но ничего сделать не могла. В последнее время всё сложнее переносила одиночество. Вот только никого не хотела видеть, кроме Лаврова. А Лавров пропадал на деловых встречах. Урывками, набегами появлялся дома или звонил по скайпу, старался всё больше времени проводить с Ягодкой. Но, несмотря на все его старания, не мог избежать важной командировки. Укатил в Сибирь, когда жену положили на сохранение. Успокаивало только одно: Лика рядом. Его Ягодка будет под присмотром.