Кевин Сэмпсон - Курорт
– Что за дешевка!
– Ш-ш-ш! – хихикнула Мэгги.
– Но это же действительно дешевка! – настаивал Шон, пьяный и все еще счастливый.
Девушка у посудного прилавка посмотрела на него. Он улыбнулся ей в ответ.
– Извини. – И шепотом добавил: – Это твои работы?
Она покачала головой. Шон подошел ближе.
– Слушай сюда. Я принесу тебе кое-что из своих работ. И если они тебе понравятся – выстави их на продажу. Пятьдесят на пятьдесят. Как думаешь?
Она внимательно на него посмотрела.
– Думаю, твои работы будут не по карману моим клиентам. Ты прав. Я выставляю то, что продается. Большинство из этого просто дерьмо!
Шон усмехнулся.
– Извини. Видишь, что я натворил. Девушка, которая теперь явно с ним флиртовала, проворчала прокуренным голосом:
– Ты уж лучше докажи, что стоишь того. Не разочаровывай меня!
Шон поклонился и вышел ко все еще смеющейся Мэгги.
– У меня есть работа! – захохотал он. – Дело за малым. Ты, случайно, не знаешь, как делают вазы для фруктов?
– Это не важно, лишь бы ты умел одним росчерком нарисовать на них матадора!
– Или красивое яркое солнышко!
Они снова рассмеялись и, пьяно пошатываясь, побрели вниз с холма. Даже сквозь опьянение Шон наслаждался этим весельем. Для него это было что-то совершенно новое. Что-то, чего у него никогда не было.
Милли стояла в одиночестве и смотрела на остальных. Майки и Анке танцевали, как всегда тиская друг друга, под каждую песню. Том и Криста в обнимку стояли с краю и целовались. Ох уж эта курортная романтика! Милли она обошла стороной, и это было вдвойне обидно, потому что она действительно могла помочь Пастернаку. Слишком поздно она поняла, в чем проблема. Если бы они остались наедине, она сумела бы поговорить с ним откровенно. С ней ему нечего бояться. Но теперь, с тех пор как Майки попытался унизить его на пляже, Пастернак ушел в глухую оборону. Даже в ту ночь, когда она залезла к нему в постель, он держал оборону. Теперь она это точно знала. Она знала и то, что сегодня он уже не придет. Милли выпила очередную «Маргариту» и посмотрела на пьяного Мэтта. Он заслуживал счастья. Славный парень. Хотя его девушка, вернее его дамочка, – она была зажата. Танцуя, она кусала нижнюю губу, глядя то вбок, то под ноги, скучающе пялилась по сторонам, как те, кто не танцует. Милли очень хотелось потанцевать. Может, ей просто попрыгать здесь, самой по себе? Она бы им показала, как это надо делать!
Эй, ты! Слушай сюда! Слушай этот могучий трубный глас, зовущий тебя![23]
Милли почувствовала прилив энтузиазма, как и все, кто узнал вступление.
Люди толкали друг друга, кривляясь и хохоча, все вместе начиная плясать как коровы на льду.
Внезапно со стороны забора в толпу вломился маленький носорог, размахивающий руками и орущий: ШАГ ЗА ПРЕДЕЛЫ! Он был в улете! С широко раскрытыми безумными глазами, молотя кулаками воздух и дергая головой в такт песни, Пастернак был королем танцпола, заводя остальных отдыхающих. Он скакал как мячик, и все прыгали вместе с ним. Теперь танцевали все, образовав круг с Пастернаком в центре. Некоторые тусовщики признали в нем парнишку, водившего хороводы в клубе «Торро». Протиснувшись ближе, Милли гадала, что это за горб выпирает у него из штанов. Ответ пришел сам собой – у Пастернака был невероятный стояк. Она рванулась к нему в самую гущу толпы.
Ближе к закрытию музыка стала спокойнее, сплошняком пошла умиротворяющая классика. Но тусовке Пастернака уже было все равно. Обнявшись и раскачиваясь, они подпевали во все горло. Хилари чувствовала себя идиоткой.
* * *Милли и Пастернак спустились к воде. Пастернак, подбирая плоские камешки, пускал блинчики по спокойной поверхности моря, зная, что его время почти подошло. Милли осторожно обняла его сзади.
– Пасти?
– Да, мой прекрасный ангел?
– Мы можем быть вместе сегодня ночью?
Он повернулся к ней лицом.
– О да! О, очень да!
Она жалобно улыбнулась.
– Не прикалывайся. Будь собой. Мы можем пойти к тебе?
Он наклонился и поцеловал ее.
– Я так долго ждать не могу. Иди ко мне. Он взял ее за руку и повел к перевернутой шлюпке.
Шон скользнул к ней под одеяло и обнял ее сзади. Потеревшись о плечо Мэгги подбородком, он ощутил текстуру ее кожи, более грубую по сравнению с шелковистой Хилари. Возбудившись, он начал целовать ее плечи, пробежавшись пальцами вдоль ее руки. Его конец, упиравшийся в ягодицу, сдвинулся к бедру, когда она повернулась к Шону.
– Ты уверен?
– Уверен, – ответил он.
Она потянулась к его члену и начала ласкать его круговыми движениями, поглаживая мизинцем основание.
– О господи, Шон!
Она страстно что-то зашептала и прильнула к нему, целуя его медленно и глубоко.
Он отстранился, пытаясь взять контроль в свои руки, но Мэгги крепко держала его.
– Все хорошо, милый. Все будет хорошо.
Пастернак скатился с нее, усталый и очень, очень счастливый. Он сделал это. Он смог. Это было прекрасно. Милли погладила его взъерошенные волосы, все еще мокрые от пота.
– Это было у тебя первый раз? Пастернак призвал на помощь все праведное возмущение.
– Что? Не-е-ет! Я? Не говори ерунды!
Она улыбнулась.
– Да без разницы, если и так. – Она куснула его за ухо. – Это было потрясающе! Ты лучший из всех, кто у меня был.
– Что вы, мадам…
Она поцеловала его в шею.
– Думаешь, у тебя остались силы еще на один разок?
– У Машины Любви всегда есть силы!
Милли мелодраматично откинулась на спину.
– О Пасти! Делай со мной все что хочешь! Толстяк упал на нее, отчего она едва не закряхтела, хотя и не подала виду.
– О детка! – простонал Пастернак, вытаскивая наружу член. – Смотри, что ты со мной сделала!
Хилари вцепилась ногтями в его упругую задницу, пока он стонал и хрипел от страсти. Она пыталась подстроиться под него и тоже стонала, содрогалась и гримасничала, но мысленно она была далеко. Она ничего не чувствовала. Это было ничто по сравнению со вчерашними запретными удовольствиями. Тот миг ошеломляющего греха останется с ней навсегда. Сейчас же было совсем другое. Она лежала и просто позволяла ему трахать ее, а сама пыталась понять, что с ней происходит.
Тошнотворная волна беззащитности нахлынула слезами, но она поборола ее. Она должна с этим закончить, одеться, вернуться к себе и как следует обо всем подумать.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
Когда он вернулся, ее в номере не было. Сумки были упакованы, в том числе и его, но Хилари нигде не было видно. Он заглянул в холодильник, не осталось ли чего. Там он нашел пол-литра сносного молока и кусок голубого сыра. Пошарив по шкафам, он обеспечил себе вполне достойный завтрак с кофе, хлопьями, хлебом и сыром. Попробовав хлеб и найдя его достаточно свежим, он долго смаковал его и кивал головой, словно снимался в рекламе свежего хлеба.
