Лайза Аппиньянези - Память и желание. Книга 1
Сейчас она ее проглотит, подумал Жакоб. И действительно, Сильви поднесла муху ко рту, но тут на ее лице отразилось смятение. Внимательно рассмотрев свою добычу, она подошла к картине и с размаху раздавила муху о лицо чудо-птицы.
Жакоб внутренне вздохнул с облегчением. Все не так плохо, как ему показалось вначале. Чувство вины, мучившее Сильви после смерти родителей и брата, приобрело болезненные размеры. Она вообразила себя птицей, улетевшей из родного гнезда. Но Сильви еще способна отделять свое «я» от птицы. Она не настолько безумна, как кажется Мишелю.
На лице Сильви заиграла недобрая улыбка. Быстрым движением она выхватила у Жакоба ножницы, вернулась к картине и нанесла по холсту один-единственный удар. Потом, словно передумав, подошла к Жакобу и угрожающе занесла ножницы. Жардин смотрел ей прямо в глаза, но не шевелился. Какое-то время оба застыли в неподвижности: лицо мужчины было абсолютно бесстрастным, лицо девушки, прекрасное в своем безумии, излучало угрозу.
– Уходи. Беги, – прошипела Сильви пронзительным шепотом.
Она угрожающе взмахнула ножницами, но Жакоб не пошевелился. Ее слова подсказали ему – если не двигаться, она не нападет. Сильви еще раз рассекла ножницами воздух, а потом отшвырнула их на пол.
– Уходи, – повторила она. – Уходи.
Потом отбежала в противоположный конец комнаты и закрыла лицо руками.
Жакобу очень хотелось подойти к ней, прижать к себе. Он хотел разделить ее муку. Однако вместо этого сказал нейтральным голосом врача:
– Сильви, если ты хочешь, я уйду. Но недалеко. Я буду во дворе.
– Уходи. – Она плакала. – Это ты его убил. Ты, со своими самолетами. Ты заслуживаешь смерти.
Голос ее прерывался рыданиями.
Жакоб медленно двинулся к двери. Ее слова на миг озадачили его, но потом он сообразил, что Сильви сейчас видит перед собой отца. Он был авиатором-любителем. Губы Жакоба тронула удовлетворенная улыбка. У подсознания есть свой механизм самозащиты. Сильви сбросила часть вины на своего покойного отца. Прекрасно – значит, бремя, которое она взвалила на себя, стало чуть легче.
Он ходил взад-вперед по двору и терпеливо ждал. Страшновато было оставлять Сильви одну – в таком состоянии она могла что-нибудь с собой сделать. Но противиться ее воле не следовало – это могло привести ее в состояние агрессивности или же ввергнуть в еще большую изолированность. Жакоб то и дело поглядывал в сторону дома. Сильви стояла на коленях, спиной к нему. Он не видел, чем она там занималась. Тогда Жакоб сел в кресло неподалеку от окна и мысленно попытался разобраться в причинах бегства и душевного недуга Сильви.
Тогда, в коридоре, он слышал, как Каролин отвергла свою подругу. Очевидно, это тоже сыграло роль. В подсознании девушки воскресли старые, забытые раны. Сильви никогда не говорила о матери. Должно быть, там не все в порядке. Жакобу рассказывали, что госпожа Ковальская была женщиной легкомысленной, которая уделяла дочери очень мало внимания и с готовностью сплавила ее учиться за границу. Собственно, ничего исключительного в этой ситуации нет. Беда в том, что мать ушла из жизни слишком рано – Сильви не имела возможности объясниться с ней, избавиться от этого комплекса. Интересно, какую роль отводила себе Сильви в отношениях с Каролин? Скорей всего роль мужчины.
Жакоб встал и снова принялся расхаживать по двору. Все эти мысли причиняли ему боль. Особенно тягостно было думать о том, что Сильви лежала в постели Мишеля. Кажется, тот принуждал ее к сексу. Жакоб стиснул кулаки, чувствуя, что не справляется со своей задачей. Он слишком привязан к Сильви, чтобы мыслить ясно и профессионально.
Мощеный двор раскалился от солнца, каменные плиты источали жар. Жакоб почувствовал, что его рубашка вымокла от пота. Он снял ее, вытер разгоряченное лицо. По оштукатуренной стене пробежала серая ящерка, подцепила длинным язычком муху и исчезла в трещине. В тяжелом полуденном воздухе звенели цикады. Жакоб перетащил кресло в тень и снова стал смотреть в комнату. Девушки не было видно, и сердце Жакоба сжалось от тревоги. Он вошел в комнату и огляделся. Сильви исчезла. По полу были разбросаны тысячи бумажных обрезков. Жакоб подобрал несколько из них и рассмотрел. Это были искромсанные рисунки Сильви. Откуда-то издалека донесся всплеск. Где же Сильви? Он побежал на звук, весь трепеща от страха.
Тропинка вела вдоль виноградников, пунцовевших зрелыми гроздьями. Вскоре тропинка уперлась в густую стену зелени. Жакоб с отчаянием огляделся по сторонам. Он не мог ошибиться – всплеск донесся именно отсюда. Только бы не опоздать! Он хотел уже броситься в обратном направлении, но тут снова услышал плеск воды, причем совсем рядом. Кустарник казался непроходимым, но в этот миг Жардин заметил, что чуть в стороне ветки колышутся от легкого ветерка. Он наклонился, раздвинул ветви и увидел, что в кустарнике проделан небольшой проход. Нырнув в него, Жакоб оказался на берегу маленького пруда. Обнаженная Сильви лежала на спине у самой поверхности воды. Глаза ее были закрыты.
Сердце Жакоба чуть не выпрыгнуло из груди. Неужели он опоздал? Волосы Сильви золотистыми водорослями расстилались по воде. Только в них, казалось, еще сохранялась жизнь.
– Сильви! – вскрикнул Жакоб, но тут же замолчал.
Веки Сильви чуть дрогнули, она была жива.
Жакоб спрятался в зеленом потайном проходе и стал наблюдать. С его губ сорвался вздох облегчения. Сильви, лежавшая на спине в окружении золотистых блестков переливающейся на солнце воды, была невыразимо прекрасна. Легкие тени рисовали на ее золотистой коже постоянно меняющиеся узоры. Она была похожа на невинную нимфу. Против воли Жакоб почувствовал, как в нем нарастает возбуждение. Как чудесно было бы нырнуть в воду, подплыть к ней, обхватить ее полную грудь руками, осыпать поцелуями.
Внезапно Сильви вернулась к жизни, рассеяв сладостную мечту. Размашистыми, энергичными движениями девушка рассекала воду, плавая вдоль пруда: вперед-назад, вперед-назад. В этот миг она была похожа на мечущегося в клетке зверя. Выбившись из сил, Сильви вышла на берег. Жакоб еще глубже спрятался в кустарник. Мимо, тяжело дыша, пробежала Сильви. Кажется, она ничего вокруг себя не замечала. Жакоб медленно последовал за ней по направлению к дому.
Позже Сильви лежала на смятой постели в предвечерних сумерках. Лучи заходящего солнца, проникая сквозь жалюзи, расчерчивали ее тело прутьями тюремной решетки. Сильви беспокойно металась на кровати, слыша доносившиеся из прошлого голоса.
– Все будет хорошо, – говорила бабушка. – Он вернется вечером, как обещал. Твой отец всегда держит слово.
– Но почему он ушел? Только из-за того, что я больна? У меня же был день рождения! Целых четыре года! Я знаю, это мама его заставила, – тихим, плачущим голосом говорила маленькая Сильви.
