Фэй Уэлдон - Ненавижу семейную жизнь
— Знаешь, Агнешка сделала удивительную вещь, это было так трогательно, — говорит она. — Перед тем как нам идти в церковь, она вынула из вазы с цветами веточку папоротника, хорошенько вымыла конец стебля и приколола к платьицу Китти. Это старинный польский обычай, он символизирует возрождение.
— Да ведь крестили-то не Китти, — говорю я, — крестили сына твоей приятельницы.
— По-моему, это очень мило, и Мартину тоже понравилось.
Мартину это понравилось? Мартину, который воюет с обскурантизмом?
Но Серена мне потом объяснила, что люди, которые негодуют против чего-то, вдруг могут так же страстно это что-то полюбить. И совсем не обязательно, что тут сказывается дурацкое влияние Агнешки. Скорее это протекающий в легкой форме процесс, который Юнг назвал энантиодромией. Это как с апостолом Павлом, когда он шел в Дамаск и с неба на него пролился свет, и тут гонитель христиан вдруг сам сделался пламенным христианином. Мы с Сереной спрашиваем себя, может ли убежденный рационалист Мартин преобразиться в Мартина — гуру модной нынче астропософии, и со смехом отвергаем такую возможность, однако глаз с него спускать все-таки не стоит.
Хетти щебечет, продолжая свой рассказ о крестинах, об отце Фланагане, который, оказывается, женат. Я говорю ей: как странно, я не знала, что священникам позволяется иметь жену, и она отвечает, что да, позволяется, например, если они вступили в брак, когда были англиканскими священниками, а потом перешли в католичество в силу своих убеждений — например, по вопросу о женщинах-священниках, — они могут остаться в браке. Они, то есть она, Мартин с Агнешкой и отец Фланаган, разговорились об этом после церемонии, когда вышли из церкви. Мартин сказал, что ощущает во всем этом легкий душок лицемерия, но отец Фланаган ничуть не обиделся.
— Мне кажется, он с удовольствием обсуждал с нами эту тему, — говорит Хетти. — Так воодушевился. Агнешка сказала, что хотела бы ходить по воскресеньям к утренней мессе, если мы не против. Мы, конечно, согласились. Да и как было не согласиться? Нельзя ведь вставать между человеком и его религией, верно? Пусть даже мы не знали, что этот человек религиозен, потому что он вырос в коммунистической стране, ты согласна?
— Нет, не согласна, — говорю я. — Ей теперь некогда будет белье гладить.
— Ты не представляешь, какая смешная история произошла, — рассказывает Хетти. — Отец Фланаган спросил Агнешку, когда они с Мартином собираются принести ребенка крестить. Он решил, что она — мать Китти, потому что Китти была у нее на руках.
— Но ты ведь его поправила? — спрашиваю я, и Хетти говорит, что, в общем-то, нет, все получилось не только смешно, но и как-то неловко.
— Мне кажется, Мартин был слегка уязвлен. Он сказал отцу Фланагану, что чем больше женатых священников, тем лучше для церкви, потому что тогда епископы перестанут растлевать мальчиков, ну, и мне пришлось поскорее его увести.
Воспитываем мужчин?
Когда Серена за обедом пинает Кранмера под столом ногой, чтобы он не ляпнул чего не надо и не произошел конфуз, или хочет намекнуть ему таким способом, что они слишком уж засиделись, или заставить его проявить внимание к некрасивой гостье, сидящей на другом конце стола, он громко спрашивает, зачем она его пинает. Поэтому она сдалась, что же касается конфуза, то он оказывается не таким ужасным, как она боялась.
Кранмер моложе Серены на добрых два десятка лет, и условности нашего поколения, запрещающие обсуждать за столом темы религии и политики, кажутся ему старомодным занудством. Вместо прежних условностей теперь в ходу новые приемы, позволяющие избежать неловких положений: когда люди близких религиозных и политических убеждений сходятся вместе, поставив для инакомыслящих заслон, их мнения от взаимного обмена только укрепляются, беседа же протекает приятно. Гости могут обсуждать любую тему за полентой или супом из оленины, не опасаясь никого задеть.
Но, конечно, надо очень вдумчиво выбирать, кого и с кем вы приглашаете: хозяин и хозяйка стиснут зубы и безропотно выслушают любой абсурд из уст гостей, а вот от самих гостей такой самоотверженности ожидать не приходится. В агентстве Барб и Хетти буквально не расстаются, Хетти несколько раз виделась с Алистером в их с Барб доме, Барб виделась с Мартином, когда он к ним заходил, но никому и в голову не придет мысль о совместном обеде. Алистер — консерватор, Мартин — радикал, и никогда им ни в чем не сойтись. Менять своих убеждений никто не желает.
Кранмер и в политике тоже чуть ли не крайний правый, и, мне кажется, Серена рядом с ним правеет. Она говорит, что умом с ним согласна, хотя сердцем против. Я храню верность художникам, которые никогда не замечают, что происходит в мире, но по природе своей тяготеют к левому флангу и убеждены, что все люди братья и что странам третьего мира надо простить долги. Даже в тюрьме, где их, как сейчас Себастьяна, запирают вместе с убийцами, насильниками и вымогателями, которые умеют только сквернословить, орать и угрожать, они продолжают верить, что человек по своей природе добр.
По мнению Серены, женщины в основной своей массе мечтают, чтобы и в обществе и в семье были мир и лад, чтобы никто не ссорился и все любили друг друга, тогда на земле воцарится всеобщее благоденствие. Заманчивая идея, в нашем новом феминизированном мире мужчины тоже ею заразились. В школах бизнеса людей в основном учат красиво выходить из трудных положений, чтобы в выигрыше оказались все: ситуации, когда одни выигрывают, а другие проигрывают, сейчас не в моде. Гарольд почему-то все забывает о бумагах, которые необходимо представить, чтобы Мартина утвердили в новой должности, однако он чрезвычайно высоко отзывается о его талантах — и на людях тоже. Хетти тоже пока не получила реального повышения, хотя никто ни разу не сказал о ней худого слова, и по сути она действительно продвинулась по службе в плане расширения объема того, за что она отвечает. Одна только Хилари не может удержаться иной раз от гнусного выпада, но ведь она человек другой эпохи.
Серена с горечью рассказывает, что сейчас авторы получают “хвалебные отказы”: восторженный отзыв на полстраницы и только потом: “Сожалеем, но нам это не подходит!” Ах, давайте жить дружно, давайте понимать друг друга, никого не будем огорчать, иначе нас ждет судьба башен-близнецов. Мартин съязвил по поводу епископов-педофилов, и Хетти поспешила его увести. Она тоже любит тишь да гладь.
Вообще-то я никогда мужчин не воспитывала. Я просто уходила. Точно так же и Серена, она переходила из дома в дом, из постели в постель потому, что нас либо выгоняли, либо самим оставаться было невмоготу. Суббота и воскресенье, дольше мы редко задерживались. Обязательно должна была вернуться домой жена или постоянная подружка, или у нас самих случались неотложные дела, нужно было забирать детей. Художники, которые меня писали, обычно хотели, чтобы я жила у них, пока они не закончат картину, а потом мгновенно переключались на другую натурщицу, и я складывала свои вещи, освобождала постель и переселялась в какую-нибудь другую мастерскую, на голые шершавые доски пола в пятнах масляной краски, с вытертыми до дыр паласами, а мужчина так и оставался лежать в смятой, не слишком чистой постели, и в голове у него уже роились видения не моего, чьего-то другого прекрасного лица и тела.
