Лейни Рич - Улыбка святого Валентина
– Привет, Ронда! Это Порция!
Склонившись над письменным столом, освещенным зеленой лампой, я с тревогой поглядывала на распахнутую дверь конторы. Было уже четверть девятого вечера, магазин закрылся в восемь, но я все равно нервничала, опасаясь, как бы не вернулся кто-нибудь из «барышень». Всю неделю я собиралась с духом, чтобы позвонить по номеру, записанному на желтом листке бумаги. Однако набрать номер Джека так и не осмелилась.
Вчера я наконец подняла телефонную трубку, послушала гудок и положила ее на рычаг.
Сегодня я решилась позвонить Ронде, временно жившей в моей квартире в Сиракьюсе. Согласитесь, это все-таки был прогресс!
– Порция? Тебя плохо слышно. Как твои дела?
– Прекрасно! – соврала я, хотя по большому счету была близка к истине: ведь если не учитывать неудавшийся роман, испорченную карьеру и отсутствие перспективы когда-нибудь создать семью, то дела мои шли просто как в сказке, пусть и страшной. – А как твои успехи?
– У меня все нормально, – ответила Ронда. – Правда, новое жилище я пока себе не нашла, но судья обязал этого гнилого поганца выплачивать мне ежемесячно восемьсот долларов компенсации. Приятная новость, не правда ли?
До развода этого «поганца», ее мужа, звали Джоном.
– Мне передали, что ты мне звонила, – сказала я.
– Да, мне нужно кое-что тебе сообщить. – Послышался шорох бумаги. – Куда же она задевалась, эта бумажка? Ага, нашла! Извини, Порция, у меня на столе такой бардак!.. Вот. Тебе звонил Джек!
– Джек? А как его фамилия? – Я резко выпрямилась, оставив в покое старую чернильницу, которую машинально теребила во время разговора.
– Никак не разберу... Странная какая-то у него фамилия, Триплсек...
– Может быть, Трипплхорн? – сглотнув ком, спросила я с замиранием сердца.
– Точно! – обрадованно вскричала Ронда, так громко, что у меня зазвенело в ухе. – Я ему не сказала, где ты сейчас находишься. Вдруг это сексуальный маньяк или брачный аферист? Сейчас стало так опасно жить... – Она захрустела картофельными чипсами. Впрочем, это могла быть и морковка. – Он оставил номер своего телефона. Будешь записывать?
– Нет, спасибо. У меня есть его номер. Больше никто не звонил?
– Да вроде бы нет, – проглотив морковку, сказала она.
– О'кей! Прекрасно. Пока!
Я положила трубку, вышла в торговый зал и уставилась в окно. Закатное солнце окрасило интерьер магазина в апельсиновый цвет. У меня защемило сердце. Я прошлась по проходу между стеллажами, касаясь кончиками пальцев книжных корешков, как часто делала в детстве, и мне стало чуточку легче.
Итак, дело обстояло следующим образом. Пока я трусливо медлила, не решаясь первой позвонить своему отцу, он сам позвонил мне в Сиракьюс. Вера сказала бы, что это телепатия. Я же была уверена, что это знак свыше.
Пора было действовать, не дожидаясь небесной кары.
Малодушие – тяжкий грех.
– Я тебе не помешаю? – спросила я, когда Йен отпер мне входную дверь и с удивлением уставился на бутылку вина в моей руке. – Составишь мне компанию? Бьюджи временно не пьет...
Йен рассмеялся и отступил в сторону, приглашая меня войти. Я прошла в кухню и стала открывать один за другим ящики стола в поисках штопора. Йен наблюдал за мной, стоя в проходе. Я чувствовала это копчиком.
– Как идет работа над книгой? – спросила я.
– Вполне успешно, скоро закончу.
– И тогда ты вернешься в Англию? – Голос мой дрогнул.
– Да, – сказал он.
– Понятно... – Руки у меня почему-то вдруг задрожали, а в груди похолодело, словно бы это стало для меня новостью.
Где же этот проклятый штопор? Я задвинула ящик, вытянула другой и стала шарить в нем. Однако штопора и там не оказалось. У меня вырвался нервный смешок.
– Только не говори, что мне придется вытаскивать пробку зубами! – вскричала я чуть не плача.
Йен нахмурился и открыл ящик слева от меня. Разумеется, в нем на самом видном месте лежал штопор. Йен взял его, закрыл ящик коленом и протянул штопор мне. От его пронзительного взгляда меня бросило в жар. И неожиданно я расплакалась.
Йен обнял меня и привлек к себе. Я склонила голову ему на грудь. Он приподнял мне пальцем подбородок и спросил:
– Что случилось? Вот уж не думал, что ты плакса! Мои всхлипывания перешли в рыдания.
– Мне звонил отец, – с трудом переведя дух, сказала я. – Мы с ним еще не разговаривали, мне только передали номер его телефона...
– Значит, поговорите, – поглаживая меня по спине ладонью, старался успокоить меня Йен. – И все разъяснится. Не плачь, глупенькая. Вот увидишь, все будет хорошо.
– Ты так считаешь? – с надеждой спросила я.
– Я в этом не сомневаюсь!
Но слезы снова покатились по моим щекам.
– Ты что-то скрываешь от меня? – наклонился ко мне Йен.
– Да, – всхлипнув, ответила я. – Моя бабушка меня возненавидела.
– Этого не может быть, – не поверил он.
– Нет, это правда! Она не захотела ответить-на мой вопрос, почему они с дедушкой поссорились, накричала на меня и вот уже неделю со мной не разговаривает.
Йен сжал мне щеки ладонями и, глядя в глаза, сказал:
– Глупенькая! Бабушка любит тебя. Вот увидишь, скоро она остынет и перестанет сердиться.
Но после таких его слов слезы хлынули у меня из глаз ручьями.
– Теперь ты будешь думать, что я первая плакса в Америке, – прохныкала я и улыбнулась.
Йен провел подушечками пальцев по моим заплаканным щекам и заправил мне за ухо прядь волос. Мне показалось, что в этот момент наши сердца застучали в унисон. О Боже!
– И еще я не знаю, как мне быть с Питером, – пролепетала я, трепеща от страха перед реакцией Йена.
Он уронил руки, отступил от меня и протянул руку к штопору. Я едва дышала, предчувствуя крах нашей дружбы.
– А какие у тебя с ним возникли проблемы? – холодно поинтересовался Йен, сжав штопор в руке.
– Мы с ним... ужинали, – запинаясь, промямлила я, проклиная себя за болтливость. – В итальянском ресторанчике. Было очень мило, мы заказали...
– Это можешь опустить, – перебил меня Йен. – Надеюсь, расстройства желудка не последовало?
Я нервно хихикнула, глубоко вздохнула и покачала головой.
– Слава Богу, – кивнул Йен. – Однако на будущее рекомендую быть осмотрительнее при выборе блюд. Но если в ресторане все прошло нормально, тогда что же тебя огорчило?
– А то, что в разговоре с Питером выяснилось, что я сама виновата в нашей размолвке, – выпалила я.
«Шпок!» Йен с шумом вытянул из бутылки пробку.
– И в чем же именно заключается твоя вина? – спросил он, положив штопор с пробкой на стол.
– Я исподволь подорвала в нем веру в себя, заставила его, сама того не желая, почувствовать себя полным ничтожеством.
