Линда Ховард - Ручей любви
Как только Лукас вышел со своей ношей, Вильям подогнал фургон прямо к крыльцу. Кругом толпились его люди, направив свои ружья на людей из Бар Би, и их взгляды говорили, что тем лучше не пытаться бежать. Раненые лежали на земле. Убитые оставались там, где их застала смерть.
— Где Фронтерас? — спросил Лукас, осторожно положив Ди на скамейку в фургоне.
— Здесь.
— Положите его тоже в фургон.
Двое людей подняли одного из раненых и положили его в фургон. Лукас увидел, что темные глаза мексиканца открылись.
— Она жива? — коротко спросил он.
— Она ранена, — ответил Лукас с усилием. — Фронтерас, если хочешь, можешь получить место на моем ранчо до конца своей жизни, — добавил он.
На лице Луиса мелькнуло подобие улыбки, потом его глаза снова закрылись.
— Вильям, вези их к доктору. Я поеду следом через несколько минут.
Кивнув хозяину, Вильям хлестнул лошадей вожжами и направил повозку по дороге в город.
Лукас медленно повернул голову и посмотрел на людей из Бар Би. Ненависть охватила его, но он был холоден, холоден как лед. Кайл Беллами стоял со своими людьми, его голова была опущена, а руки беспомощно повисли. Не осознавая того, что делает, Лукас направился к нему, и через минуту рубашка Кайла Беллами оказалась зажатой в большом кулаке Лукаса. Кайл поднял голову. Правая рука Лукаса отошла назад, и его стальной кулак ударил Беллами в лицо. Никогда раньше Лукас не получал удовольствия от драки, но сейчас он ощущал злобное удовлетворение каждый раз, когда его кулак соприкасался с Беллами. Он сбил его с ног, потом поднял и нанес еще несколько ударов. Представляя себе окровавленное тело Ди, он бил Беллами еще сильнее, чувствуя, как хрустят ребра под его кулаками, когда он наносил удары по бокам и груди. Кайл не пытался драться, а только слабо закрывался руками от некоторых ударов. Но это не склоняло Лукаса к милосердию. Наконец Беллами свалился лицом вниз. Его бесчувственное тело осталось неподвижно лежать на земле.
Кто-то поймал руку Лукаса, который хотел продолжать.
— Бессмысленно, хозяин, он ничего не чувствует.
Лукас уставился на неподвижное тело, распростертое у его ног. Лицо Беллами было неузнаваемым, но Лукас не испытывал удовлетворения от мщения. Его ярость была такой неистовой, что даже убийство не уменьшило бы ее. Он подумал о Тилли, о том, что не обещал ей оставить Беллами жизнь. Но он был обязан ей. Если бы она не примчалась к нему из последних сил, Ди погибла бы в одиночестве в своем доме. Он опустил руки и отошел от неподвижного тела Кайла Беллами.
— Что с ними делать? — спросил один из его людей.
Лукас зарычал. Не было никакого смысла брать этих мерзавцев в город. Если он не хотел вздернуть их всех прямо сейчас, их следовало отпустить.
Он взглянул на людей с Бар Би, и его голос был почти рыком, когда он произнес:
— Убирайтесь с этой земли, ублюдки, и заберите с собой свою падаль. Если кто-нибудь из вас осмелится еще раз напасть на одинокую женщину, клянусь Богом, ад покажется вам раем по сравнению с тем, что я сделаю с вами перед тем, как вы умрете. Это ясно?
Ему ответили сдавленным бормотанием. Лукас метнулся к своей лошади и вскочил в седло. Он понимал, что должен поскорее уехать, потому что желание уничтожить этих мерзавцев было еще очень сильно в нем.
Когда он выехал на дорогу в Проспер, уже наступила полная темнота, луна еще не взошла, но свет бесчисленных звезд позволял видеть дорогу. Он ехал настолько быстро, насколько это было возможно в темноте, и нагнал фургон, когда тот въезжал в город.
В доме доктора Пендерграсса и его жены Этты раненым сразу же была оказана помощь. Состояние Луиса Фронтераса сочли менее критическим, поскольку он, в отличие от Ди, находился в сознании. Лукаса выгнали из комнаты, как только он положил Ди на стол, и он метался из угла в угол, как зверь в клетке.
Тилли проскользнула в дверь. Хотя салун должен был работать вовсю, поскольку была ночь, на ней было темно-зеленое платье с длинными рукавами и глухим воротом, а не короткий, легкомысленный наряд, который она носила на работе. Ее лицо было очень бледным, но спокойным.
— Ты успел? — спросила она.
Лукас снял шляпу и провел рукой но волосам.
— Да. Надеюсь. Она сильно порезалась осколками выбитых пулями стекол и потеряла много крови.
— Но они не успели…
— Нет. Она продолжала сдерживать их, когда подъехали мы.
Он не замечал, как напряженна Тилли наблюдала за ним. Ее огромные карие глаза постоянно следили за его лицом.
— А Кайл? — прошептала она.
— Я отдубасил его.
Она вздрогнула, но потом снова овладела собой.
— Спасибо, Лукас.
Он покачал головой:
— Если бы не ты, она бы уже была мертва.
— И Луис Фронтерас. С ним все в порядке?
— Он ранен, но он справится с этим.
Она постаяла минуту, склонив голову, потом вздохнула и выпрямилась. Перед тем как уйти, она нежно пожала ему руку.
Прошло больше часа, прежде чем доктор Пендерграсс вывел из комнаты и решительно захлопнул за собой дверь, когда Лукас кинулся вперед.
— Я остановил все кровотечения, — сказал доктор. — Этта сейчас приводит ее в порядок.
— Она в сознании?
— Не совсем. Пару раз она ненадолго приходила в себя и снова забывалась. Сон для нее сейчас очень полезен. Я расскажу подробнее после того, как позабочусь о Фронтерасе.
Лукас сидел, опершись локтями на колени и свесив голову. Он хотел увидеть ее, убедить себя в том, что с ней все в порядке.
С Луисом доктор занимался не так долго, как с Ди. Он вышел через пятнадцать минут.
— Зашит и теперь спит, — устало произнес доктор. — Он будет в норме примерно через пару дней.
— А что с Ди? — спросил Лукас напряженным голосом.
Доктор вздохнул и протер глаза. Он был худощавым, симпатичным мужчиной в возрасте около сорока лет, но сейчас усталость делала его на десять лет старше.
— У нее много порезов. Она перенесла серьезный шок и пробудет в очень тяжелом состоянии несколько дней. Будут жар и слабость.
— Я хочу взять ее на ранчо. Ее можно перевозить?
Доктор удивленно взглянул на него, потом на его лице появилось понимание. Как и все в городе, он считал, что Лукас ухаживал за Оливией Милликен. Лукас Кохран и Ди Сван… ну, что ж.
— Нет, — наконец ответил он. — По крайней мере в течение двух дней, может быть, дольше. Во всяком случае, для нее будет лучше оставаться здесь под присмотром Этты.
Лицо Лукаса выражало разочарование.
— Когда она достаточно окрепнет для перевозки, я возьму ее на ранчо, — твердо сказал он.
Он знал, что мучительное беспокойство не оставит его, пока Ди не будет в безопасности под его крышей. До самой смерти он не забудет, что ощутил, когда увидел ее, залитую кровью.
