Вирджиния Эндрюс - Секреты утра

– Спасибо, – ответила медсестра, улыбнулась и покинула нас.

Триша поддерживала меня, пока я ела. Она была похожа на заботливую мать.

Только сейчас я поверила, почувствовав вкус сока, что три дня не ела.

– Что происходит дома? – спросила я, переведя дыхание. – Агнесса рвет и мечет?

– Ох, не спрашивай. Когда приехала полиция и сообщила ей, Агнесса побежала через весь дом, заломив руки, пересчитывать нас. Госпожа Лидди силой утихомирила ее, но та еще долго скандировала: «Такого никогда не случалось прежде, это не моя ошибка». Наконец она надела черное платье и начала играть траур. Это дико раздражало меня, можно подумать, ты умерла. Она говорила о тебе только в прошедшем времени. «Она была такая способная, такая живая, но такая испорченная девушка». Наконец мое терпение лопнуло, и я крикнула ей: «Агнесса, она не мертва! Перестаньте говорить так!» Но она только смотрела на меня с сожалением и качала головой так, будто это я, а не она, была сумасшедшей. Все, кто мог помочь мне, были далеко, я приезжала каждую свободную минуту сюда и ждала, пока ты очнешься.

– Я знаю, мне доложили. Благодарю за заботу, Триша.

– Ты не должна за это благодарить, глупая. Взгляни на себя и постарайся побыстрей поправиться, мне не очень нравится больница. Здесь слишком много больных, – сказала Триша, и мы засмеялись. Мне было больно смеяться, напрягались мышцы живота, но я ничего не могла поделать.

– Интересно, сколько больнице заплатила моя семья, здесь ни о ком так не заботятся. – Триша кивнула. – Ну а мне хорошо, – заметила я.

– Только не раскисай.

Прием пищи стоил мне больших сил. Я могла только лежать с открытыми глазами и слушать, как Триша описывает происшествия в школе. Наконец пришла медсестра и порекомендовала ей удалиться.

– Ей еще не следует так много общаться. В следующий раз, когда вы придете, ей будет гораздо лучше, – пообещала она. – Теперь она должна отдохнуть, это ей как воздух необходимо.

– Я приду завтра, – Триша пожала мою руку. – Я скажу Агнессе, что ты неплохо выглядишь, и, возможно, она сменит черное траурное платье на другое.

Я хмыкнула и попробовала рассмеяться, но выдавила только улыбку. Триша поцеловала меня в щеку, но я не заметила, как она вышла, потому что мгновенно крепко заснула.

Когда я проснулась вечером, то обнаружила подле себя горячий пирожок и чай. В коридоре были слышны разговоры медсестер, врачей, жалобы пациентов. Я старалась ни к чему не прислушиваться.

На следующее утро меня разбудил приступ голода. Я съела яйца, сваренные всмятку, и тост. Пришел доктор Стивенс, померил пульс, послушал сердце и посмотрел глаза.

– Вы быстро поправляетесь, – заметил он, – остался день или немного больше.

Мне принесли хороший завтрак, я открыла Тришины конфеты и съела две из них. Другие отдала медсестрам. Санитар принес мне разные журналы, и около часа я читала. Поздно вечером пришла Триша с кучей школьных новостей и описала, что произошло дома.

– Был ужас, когда я сказала Агнессе, что ты идешь на поправку, но она почти не слушала. Она говорила о тебе, как о мертвой, как об одном из своих воспоминаний. Но, по крайней мере, она сделала макияж, сняла траур и начала играть новые роли.

– Я хочу попытаться закончить школу, – сказала я. – Это очень важно.

Триша кивнула и рассказала о человеке, заменившем Михаэля.

– Он очень тонкий и носит очки, потому что не видит дальше своего носа, девушки рассказывали, что он очень неестественен. Выйдя из школы, они передразнивают его: «И раз, и два… И раз, и два…»

Я рассмеялась.

– Весьма отличается от Михаэля Саттона, не правда ли? – спросила я.

– Он обаятелен. Но я бы предпочла заниматься танцами, чем ходить к нему. Чуть не забыла, – Триша достала из кармана пальто письмо, – оно пришло вчера, и я успела его взять прежде, чем заметила Агнесса. Она отправляет всю твою корреспонденцию обратно.

– Почему?

Триша пожала плечами.

– Кто сможет объяснить поступки Агнессы? Я думаю, тебе захочется его прочитать, это от Джимми.

– Джимми! – Я быстро выхватила письмо. – Спасибо!

– Не стоит благодарности. Я надеюсь, что тебя завтра выпустят, а если нет – жди меня в полдень, – она нагнулась и поцеловала меня в щеку.

– Спасибо, Триша. Спасибо за то, что стала мне лучшим другом. – Глаза мои снова наполнились слезами.

– Не волнуйся, – ответила Триша. – Я буду им так или иначе. Но ты будешь прощать мне маленькие недостатки.

– С удовольствием.

– Смотри же, – уже в дверях пригрозила Триша.

После ее ухода я села в кровати. Как это замечательно иметь друга, особенно в такие трудные времена. Правильно сказал поэт, друг познается в беде.

Я не вспоминала обо всем хорошем, что произошло в Нью-Йорке, своей работе с мадам Стейчен, удачное прослушивание у Михаэля, комплименты других преподавателей, выступления, волнения, поездки – все было мельче дружбы с Тришей. Я размазала слезы кулаками по лицу и посмотрела на письмо Джимми. Сколько у меня хорошего, которого я не заслуживаю. Я предала его любовь, я предала его. Я должна буду сообщить ему обо всем, а это будет очень сложно, одно из самых трудных дел. Я открыла конверт и достала письмо:

«Дорогая Дон,

Зима выдалась очень трудной, одна снежная буря следовала за другой, но в армии не очень-то обращают внимание на погоду: мы должны всегда делать то, что приказано.

Ты, наверное, обрадуешься, узнав, что меня повысили в звании. Я – часть одного большого механизма, бригады механиков, обслуживающих полигон. Довольно внушительно, да?

Мне кажется, что твои письма где-то задерживаются. А может быть, ты просто очень занята своей карьерой, тогда я рад за тебя. Я всем говорю, что моя невеста – звезда сцены.

У меня куча новостей из дому. Новая жена папы беременна. Мне не очень приятно, что у меня появится новый брат или сестра, после смерти мамы, по крайней мере, странно. Но папа счастлив, он думает, что взамен тебя получит новую дочь.

Я не говорю ему, что ты – это только ты.

С любовью, Джимми.»

Я убрала письмо и закрыла глаза. Мое сердце сжалось. Бедный Джимми, подумала я, как безграничны твоя любовь и доверие. Как я могу ему рассказать обо всем происшедшем?

Когда медсестра заглянула ко мне в палату, я попросила ручку и бумагу, но так и не собралась писать ответ.

Потому что я услышала в коридоре тяжелые шаги, шаги, которые всегда предупреждали меня о надвигающейся опасности. Я испуганно посмотрела на дверь, и через мгновение она открылась, на пороге появилась бабушка Катлер.

Мое сердце сжалось. Некоторое время бабушка стояла на месте и изучала меня своими серыми каменными глазами. Она выглядела еще старше и еще тоньше. Сталь ее волос стала еще заметней. Как всегда, она была одета элегантно, почти до неприличия. На ней была темно-синяя безрукавка, белая блузка и темно-синяя юбка. В ушах были массивные золотые с гранеными алмазами серьги. Губы были ярко накрашены, макияж вообще был сильнее чем когда-либо. Я подумала, что она пытается обмануть годы.