Лиза Хендрикс - Заговор невест
– Что ты понимаешь в скрипке, пьяница! – презрительно бросил Томми и встал.
Дэниел ударил его.
Томми потрогал уголок рта, и его пальцы окрасились кровью. Он ухмыльнулся. Сейчас подраться было бы в самый раз. Он даже не подозревал, что ему это нужно.
Он с ревом бросился на Дэниела. Его кулак врезался в противника с приятным хрустом. В следующее мгновение Дэниел обхватил его руками, и они повалились на стол, потом на пол, молотя друг друга изо всех сил, пока кто-то не вылил им на головы ведро мыльной воды.
Они расцепились, отплевываясь; вода и мыльная пена текли по их щекам. Сильные руки поставили их на ноги.
– Перестаньте сейчас же, хулиганы!
– Дайте я еще ему врежу! – закричал Томми, вытирая глаза.
Дэниел вырвался из державших его рук и шагнул вперед.
– Ну-ка попробуй!
– Закрыто, – объявил Хью. – Все выметайтесь! – Мартин Джури схватил Томми за воротник и потащил к двери, кто-то проделал то же самое с Дэниелом.
– Если им хочется драться, выведите их наружу. Пошли, парни.
Все толпой вывалились на улицу, и Хью запер за ними дверь. Томми и Дэниел встали друг против друга и подняли кулаки.
Прошло несколько секунд. Томми рыгнул и внимательно посмотрел на Дэниела.
– Ладно, забудем, – сказал он. – Все удовольствие пропало. – Как ни печально, его опьянение тоже почти прошло. Он протянул руку, и Дэниел пожал ее. – Ты славный парень.
– Господи! – с отвращением произнес Мартин. – Пара монахов!
– Иди к черту! – огрызнулся Томми. – Мы играем завтра вечером?
Мартин кивнул, и Томми направился к своему дому. Дэниел шагал за ним, так как они жили через три дома друг от друга.
– Думаешь, они сейчас нас обсуждают? – спросил Томми, когда они обогнали остальных.
– На их месте я бы так и сделал, – ответил Дэниел.
– Почему ты меня ударил?
– Захотелось. А ты?
– Мне тоже. – Они немного прошли молча, и Томми размышлял над причинами мужских драк. – Это имеет какое-то отношение к Луизе?
Дэниел остановился, потом в два быстрых шага догнал Томми.
– Возможно.
– Эйлин со мной порвала, – пожаловался Томми.
– Слышал. – Они прошли чуть вперед. Дэниел откашлялся. – Луиза тоже меня отлучила.
– Как это – отлучила? А-а. – Ему потребовалось на несколько секунд больше, чтобы понимание пробилось сквозь пары спиртного, но в конце концов Томми понял. – Так вот чем ты занимался в хижине! Встречался с Луизой, чтобы поразвлечься?
– Господи, что ты орешь? Хочешь объявить об этом на всю деревню?
– Извини.
– Надеюсь, я не услышу об этом от постороннего человека?
– Я постараюсь, но никогда не следует доверять тайну пьяному, – очень искренне ответил Томми.
– Ты не так уж и пьян, иначе не колотил бы меня с такой силой. – Дэниел дотронулся до своей челюсти и усмехнулся. – Луиза рано возвращается от своей родственницы по воскресеньям. И еще удирает в хижину после репетиций хора. Только сегодня она не пришла и в воскресенье тоже. А в прошлый четверг у нее болела мать, и она вообще не выходила из дома. Я не видел ее больше недели, и уже начинает сказываться напряжение, так сказать.
– Хорошо тебя понимаю, – посочувствовал Томми и страшно позавидовал Дэниелу, что тот додумался использовать старую семейную развалюху. Все это время они с Эйлин могли бы ходить в старый дом его родителей, а не ждать, когда ее мать уйдет на вечер из дома. Сердце у него сжалось при мысли, что у него, возможно, уже никогда не будет случая предложить ей это. – Почему ты мне теперь об рассказываешь, если так долго хранил все в тайне?
– Потому что подумал, что ты должен знать, почему я тебя ударил. – Дэниел нахмурился и почесал голову. – Потому что я начинаю думать, что ты был прав насчет женщин.
Тара лежала, прижавшись к боку Брайена, и перебирала волоски на его груди. Они израсходовали силы, но не устали и, продолжая разговаривать, неизбежно снова заговорили о деревнях.
– Во всяком случае, люди в Крук-Миле, кажется, поняли, – проговорила она. – Я не раз слышала от них выражение «с добрыми намерениями». И конечно, женщины любят тебя без памяти. Одна пожилая леди даже назвала тебя «этот милый мальчик».
– Возможно, им нравится положение вещей, но мне – нет. Я представляю себе эту идеальную деревню, Тара. В ней будут мои предприятия и рабочие места, но не будет этого уродливого окружения, которое меня так раздражает. Душа деревни останется нетронутой. Я не успокоюсь, пока мы этого не добьемся.
– Эта та мечта, о которой ты говорил в тот первый день, когда мы поехали кататься верхом, – тихо сказала она. – Вот почему ты завидуешь Томми.
Он кивнул и накрыл ее руку своей ладонью.
– Это еще одна из моих тайн.
Лишившись возможности двигать рукой, она потерлась носом о его плечо и прижалась губами к его груди.
– Твоя идеальная деревня, случайно, не похожа на Килбули?
– Будет похожа, если я найду способ этого добиться. – Он уставился в потолок. – Ты не знаешь, почему мы вдруг об этом заговорили?
– Ты сказал, что тебе нужно отдохнуть.
– Правда? – Он еще секунду смотрел вверх, потом схватил пакетик из фольги, с тумбочки и помахал им над головой Тары. – Ты не могла бы надеть на меня эту штуку?
– Попробую.
– Начинай. Отдых закончился.
На рассвете они все еще не спали. Все лампы давно уже были погашены, но казалось, что мягкий золотистый свет освещает комнату изнутри. На тумбочке у кровати лежало несколько пустых голубых пакетиков – свидетельство усилий Брайена, но даже сейчас, хотя его глаза были закрыты, а лицо расслаблено, руки его беспокойно скользили по ее телу, как будто он никак не мог ею насытиться, и ей это нравилось. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой желанной.
Брайен перевернулся на бок и притянул ее к себе, чтобы поцеловать.
– Похоже, ты наконец лишила меня сил, женщина.
– Я?
– Должно быть, ты. Больше в комнате никого нет, не сам же я это сделал. – Он снова поцеловал ее, долгим, медленным поцелуем, который вжал ее в подушку, и через какое-то время она почувствовала слабое движение у своего бедра. Тара сунула руку под простыни.
– Послушай, – удивилась она, услышав его стон. – Ты, оказывается, еще не совсем лишился сил.
– Ты ужасная женщина! – Он засмеялся и поднял колено, чтобы отгородиться от нее.
Она позволила ему выиграть эту битву и снова прильнула к нему, укутавшись простыней до шеи. Он опять поцеловал ее к продолжал играть с ее телом сквозь простыню, и когда она полностью отдалась своим ощущениям, ее наконец одолела зевота, которая передалась и ему.
– Мне надо немного поспать, прежде чем садиться за Руль, – сонным голосом произнес Брайен.
– Это значит, что мне лучше перебраться в собственный номер, – сказала Тара. – Тебе не удастся отдохнуть, если я останусь здесь. И кроме того, скоро Финн постучит в мою дверь.
– Значит, назад, в реальный мир! Что дальше, мисс Репортер, теперь, когда ты раскрыла все мои тайны?
Она вздохнула.
– Не знаю. Здесь у меня большие трудности, Брайен. Ты говоришь, что хочешь сохранить то, что ты делаешь, в тайне, и я могу понять почему. Но я – репортер. Мне платят за новости, а это новость. И хорошая.
– Просто придержи ее пока, – предложил он. – Если в Данлоу все получится…
– Пройдет много лет, пока мы это узнаем. Я не могу ждать так долго. Наверняка найдутся люди, которые будут настаивать, чтобы кто-нибудь забрал у меня материалы и закончил эту передачу.
– Кто-то другой? Почему?
– Одна из твоих любимых идей – объективность. – Она опустила взгляд вниз, на его ладонь, которую он жестом собственника положил ей на грудь и медленно катал сосок между большим и указательным пальцами. – Моя объективность несколько скомпрометирована, тебе не кажется?
– Но ты за последние дни работала лучше, чем когда-либо.
– Знаю. Но как это будет выглядеть в глазах моего начальника, когда он узнает?
Она резко встала и отыскала свои трусики, каким-то образом оказавшиеся на батарее отопления.
– Впрочем, посмотрим.
Брайен спрыгнул с кровати и бросился вслед за ней через крохотную комнату. Он встал перед ней так, что ей пришлось посмотреть на него. Она попыталась отвернуться, но он схватил ее за плечи.
– Тара!
Она крепко зажмурилась.
– Ты хочешь заставить меня это сказать, да? Ты собираешься держать меня, пока я не признаюсь, а потом ты постудишь, как вы, мужчины, всегда поступаете с женщиной, которая первой признается в любви. Ты впадешь в панику и убежишь от меня.
Брайен замер, и Таре показалось, что в наступившей тишине она слышит шум собственной крови, бегущей по телу. Не биение пульса, а шум кровяных телец, сталкивающихся в потоке крови в венах.
– Что? – наконец переспросил он пересохшими губами.
– Видишь? – Она приоткрыла один глаз. – Ты уже начал. Мне следовало сказать тебе что-то такое, что повернуло бы твои гормоны вспять. Мне просто следовало тебе сказать, что я не могу ни о чем думать все двадцать четыре часа в сутки, кроме того, как буду лежать под тобой, прикасаться к тебе, желать тебя.
