Развод в 45. Предатель, которого я любила - Лила Каттен
– Сева, ей всего девять, и сомнения, страхи – это нормально. А ты отец, и твои сомнения тоже нормальны. Но это ради нее. Когда она познает первый успех, она скажет тебе спасибо, что сделал это.
– Очень надеюсь, что это будет именно так, как ты говоришь. Потому что я не уверен, что смогу выдержать разочарование в ее глазах. Она моя маленькая девочка, понимаешь? И я хочу для нее только лучшего.
Мои глаза стали влажными, а в груди, подобно грому, все взорвалось от сдерживаемой боли. Он говорил о своей дочери так же, как я всегда думала о своих детях.
До того как у нас с Никитой все провалилось, мы делали для них все. Но в итоге я упустила свою дочь. И я до сих пор не нашла причины этому.
– Олеся?
– Что? Прости…
– Ты плачешь?
– Немного. Подумала о своей дочке и… расстроилась.
– У вас проблемы с ней?
Каждый раз, когда Сева был откровенным со мной, я снимала с себя груз того, что откровение – не равно слабости или попытке нажаловаться. Откровение – это еще один разговор, если нет иной мысли. У меня их не было, потому что я говорила с ним как с другом. Другом, который тоже не против поговорить и быть открытым. Возможно, чтобы снять с души какой-то камень или же получить совет.
Поэтому я вздохнула и рассказала ему.
– Никита ушел к любовнице, а дочь последовала за ним. Ей стало скучно с мамой-инвалидом. Это звучит жалко, прости.
– Зачем ты извиняешься постоянно? – внезапно его голос звучал строго.
– Не знаю. Изви…
Он усмехнулся, и я улыбнулась тоже.
– Что если тебе сказать ей об этом, когда она придет в следующий раз?
– Она не… не приходит ко мне. Ее не было тут ни разу за это время. Две недели назад у нее родилась сестра.
– Черт, – выругался Сева. – Прости. Но я не думал, что все настолько плохо.
– Да, так и есть. И я вот, я задаюсь вопросом – где я совершила ошибку? Где мне стоило быть внимательной?
– Думаешь, причина в тебе?
– Нет. Я думаю, что одна из причин – я, другая – Никита, третья – она сама.
Вот только поиск причины и отсутствие попытки снять с себя вину все равно делают эту боль невыносимой. А еще осознание того, что ей все равно.
Я поняла это, когда поразмыслила о последних месяцах. Лене действительно все равно. И когда все стало рушиться с Никитой, она выдохнула, уйдя от меня. Ей больше не приходилось притворяться, что она прямой участник моей новой жизни.
И как бы я ни оправдывала ее поведение годами и подростковым бунтом, это оправдание давно не работало.
– Я не могу тебе советовать перестать пытаться, Олеся. Но что если позволить ей самой решать, если ты однажды уже это допустила?
– Ты не поверишь, но я пришла к этому решению, когда она не явилась ко мне в больницу и не сообщила, что не придет. Я написала смс, и она ответила, что Вера рожает ее сестру. Она поставила скобочку-улыбку, даже не подумав о том, что я чувствую.
– Проклятье, я начинаю всерьез злиться.
Я усмехнулась.
– Не стоит. Потому что прошло две недели, и она мне по-прежнему не позвонила и не пришла.
– Режим тишины?
– Да. Я его включила. Мне необходимо сейчас встать на ноги, потому что результат налицо. Я сейчас не могу сделать ничего другого.
Попрощавшись с Севой и разрешив ему меня навестить после Нового года (так как они в скором времени после праздника уедут), я посмотрела в окно и увидела, как первые снежинки закружили в воздухе, обещая нам «настоящий» Новый год.
Глава 37
– Лида, если ты принесешь оливье в клинику, я попрошу выкатить вас обоих на каталке отсюда.
Подруга разряжается громким смехом в трубку и продолжает пыхтеть, закрывая контейнеры.
– Новый год на носу, думаешь, им есть дело до того, несу ли я в пакете оливье? К тому же ты любишь, как я его делаю.
Нет. Она не права. Я обожаю, как она делает оливье. И я до сих пор не имею понятия, как она это делает. Но я в клинике. И я не уверена, что ее сюда пустят. Одно дело – посещение, другое – накрыть стол.
На самом деле, я просто не хочу, чтобы она тащилась обратно с этими сумками. Но, кажется, эта женщина не намерена меня услышать.
– Лида, я тебя прошу, не делай этого.
– Олеся, максимум, что произойдет – я просто поеду домой.
– Ты правда не понимаешь?
– Компотик положить? Закручивала этим летом. Небольшую баночку вишневого, да и виноградного, наверное, тоже.
Я теряю дар речи.
– Ты… ты что, издеваешься?
– Ладно, буду дальше упаковывать. Все. Не отвлекай.
Короткие гудки – и на этом все.
Смотрю на экран. И правда сбросила.
– Боже мой.
Быстро нажимаю на кнопку вызова, и в палату входит медсестра.
– Оля, ко мне придет гостья, вы ее пропустите, пожалуйста. Быть может, у нее в руках будет с десяток сумок, но вы… Я понимаю, что существуют правила и все такое. Она это заберет обратно.
– Я поговорю с врачом до того, как он уйдет на трехдневный выходной.
– О, мы отдыхаем?
– Да. Набирайтесь и вы сил за три дня.
– Отлично. С наступающим вас.
– И вас, Олеся.
С улыбкой на лице она выходит из палаты. А я снова смотрю на телефон.
Артур так и не ответил на мое сообщение со вчерашнего дня. А звонить и спрашивать, проснулся ли он, не хочу, так как общались поздно перед сном. Как и требовать его приезда домой. Он будет сидеть дома один, так как я знаю, что не поедет к отцу и Лене, а я остаюсь в больнице. Это не будут веселые каникулы.
Да уж, развалилась семья. А ведь были такими дружными всегда. Столько веселья сопровождало нашу жизнь, памятных моментов за столько лет собралось, что все и не упомнить. А сейчас – ничего. Так пусто, будто мои воспоминания выдуманные, преувеличенные.
Листаю свои исходящие сообщения друзьям и понимаю, что многие так и висят без ответов, что ужасно расстраивает. Хотя я не могу их осуждать. Тридцать первое декабря
