Твое сердце – лед - Аманда Вин
– Сделай что-нибудь! – кричит ему Кира Викторовна. – Завтра она должна выйти на лёд, ничего не чувствовать…
– Что сделаешь? Боль все равно будет. Могу завтра сделать обезболивающий укол… Но ты сама смотри: знаешь, какое время, могут придраться.
– Укол разрешён? – уже более спокойно спрашивает Кира Викторовна.
– Пока да. Лыжники его колют.
– Отлично. Тогда сделаем.
– Место слишком чувствительное, это будет не стопроцентное…
Тренер снова начинает кричать:
– Ты здесь врач! Тогда что-нибудь придумай: заморозь ей ногу, надень повязку. Не знаю, что еще… но она завтра должна кататься как обычно!
– Всё будет хорошо! – наконец я вмешиваюсь в их разговор.
Кира Викторовна смотрит на меня с грустью, ничего не отвечает, просто уходит.
Я кое-как дохожу до номера. Пока иду, иногда мне кажется, что боль несильная, а иногда так поверну ногу, что вскрикиваю: «Чёрт!».
Я ещё не верю, не понимаю, что наделала…
Так глупо упасть перед самым ответственным выступлением! Ну почему я такая дура?
Я видела, как тренировалась Вера Орлова, она собранная, хладнокровная, как робот. Программа у нее не такая сложная, как у меня, но если я завтра не выполню свои сложные прыжки, она легко меня обгонит.
Чёрт, чем я вообще думаю? С такой ногой мне бы хоть призовое место занять… За первое я уже не поборюсь.
Я ложусь на кровать и начинаю плакать, мысли накатывают и доводят меня чуть ли не до депрессии. Затем встаю и решаю, что нужно что-то с этим делать. Я звоню маме, она меня успокаивает, говорит, что я и так многого добилась, как будто больше не должна бороться… На эмоциях бросаю трубку, разговор с мамой мне не помог.
Я звоню Амелии, хотя знаю, что в этот день у неё шоу.
И точно – она мне не отвечает, наверное, занята.
Кому мне ещё позвонить? А больше некому.
Я могла бы позвонить Максиму, но что он мне сказал бы? Он вообще никогда не понимал моего стремления добиться каких-то результатов в спорте, и сейчас бы не понял, почему я переживаю…
Нет, звонить ему точно не буду, решаю лечь спать пораньше.
Ещё раз мажу лодыжку кремом, который мне дал врач. Перед сном я молюсь всем богам, чтобы моя нога завтра чудесным образом прошла. Хотя в глубине души понимаю, что это невозможно, растяжение не проходит за один день. Наоборот, на второй день оно начинает болеть сильнее…
Глава 53
Катя
Утром я первым делом встаю и смотрю на стопу. Блин, сразу чувствую, что болит, а еще появился большой синяк сбоку.
Я встаю. Наступать на ногу не больно, но чуть поворачиваю вправо или влево – и резкая боль
Ничего! Успокаиваю саму себя: сделаю заморозку, укол, затем зафиксирую повязкой и смогу откатать программу на «отлично»!
Всего лишь пять минут на льду надо потерпеть, я справлюсь! А потом можно сидеть и горевать о своей ноге до следующей программы.
Я чищу зубы и немного радуюсь: встала сегодня с очень решительным настроем. Спала плохо, потому что много думала, поэтому и не надеялась на боевой дух с утра. Хорошо, что мои опасения не оправдались. Проснулась сегодня с четким понимаем того, что я хочу.
Недавно давала интервью одному журналу, там я сказала журналисту, что медаль для меня не главное, что я хочу хорошо откатать свою программу, показать все, на что я способна. Пока лежала ночью и думала об этом, поняла, что наврала.
Я вру сама себе. Меня не устроит ни бронза, ни серебро, я хочу золото! Олимпийское золото! Вот если я его получу, тогда да, я достигну вершины, и всё! Я больше не буду волноваться, что все мое фигурное катание, все мои тренировки на износ, травмы… что это все было зря.
Как я упахивалась на них, все это не должно быть напрасно, поэтому мне нужно золото…
Никакая нога мне не помешает! Это ерунда! Я же ее не сломала.
С таким настроем я иду разминаться, скоро начнется короткая программа девушек.
Вера выступает первая, но я решила, что не буду смотреть, иначе ее оценки не дадут мне сосредоточиться, я хочу думать только о своем выступлении.
Пока я разминаюсь, ловлю себя на мысли, что нога почти не болит. Отлично, значит, мой настрой работает: когда выйду на лёд перед зрителями, тоже не должна ничего почувствовать. Я даже начинаю размышлять: не отказаться ли мне от укола?
Но когда я делаю прыжок и приземляюсь, меня догоняет резкая боль. Я не могу сдержаться и морщусь, но не падаю и катаюсь дальше. Мою гримасу замечает Кира Викторовна, она мне сегодня ещё ни слова не сказала… Она подзывает меня, мы вместе идем к врачу, он мне делает обезболивающий укол.
На обратном пути из кабинета врача Кира Викторовна загоняет меня в тренерскую, в которой сейчас никого нет.
Она неожиданно хватает меня за мочку уха, очень больно тянет ее вниз, как будто хочет оторвать.
Я расширяю глаза от удивления. Кира Викторовна могла повысить голос, шлёпнуть по попе, но такое… странное физическое насилие раньше не применяла. От шока я даже слово не могу произнести, кажется, она мне сейчас ухо оторвёт.
Наконец, я спрашиваю:
– Что вы делаете?
– Ты должна занять первое место, ты меня поняла? Ты поняла? То, что ты вчера упала, тебя не спасёт от моего гнева! Если ты не займёшь первое место… я не знаю, что сделаю!
Кира Викторовна отпускает моё ухо и уходит.
Я стою просто в шоке. Первый раз вижу ее такой… А еще мне первый раз в жизни приходит в голову мысль, что взрослые тоже не справляются… никогда бы не подумала, что у такого заслуженного тренера может сорвать крышу от волнения перед соревнованиями! Что уж говорить обо мне?
Вспоминаю тот вечер, когда мы пили чай вместе с её сыном Иваном, все закончилось не очень хорошо. За столом речь зашла о фигурном катании, Кира Викторовна начала обвинять Ивана в том, что он бросил спорт, он стал огрызаться и говорить, что она совсем помешанная, изуродовала многие жизни своим большим спортом. Он ещё бросил в конце перед тем, как уйти: «Катю хоть не калечь, оставь её в покое со своими медалями».
Я тогда подумала: обычная семейная ссора, а сейчас мне уже так не кажется: Иван был прав, а я не замечала…
Как может тренер говорить мне такое про первое место? Она знает, что я повредила ногу. Одно дело,
