Сливово-лиловый - Клер Скотт
— Роберт, мне очень жаль…
— Это не твоя вина.
Роберт рассказывает мне о чистых и безупречных проектах, которые Марек запорол. Ни один из них не принадлежит самому Роберту — строительные планы, которые разрабатывает Роберт, не попадают под юрисдикцию Марека.
Когда еда готова, я накрываю на стол и достаю запеканку из духовки. Едва мы начинаем есть, когда раздается звонок в дверь.
— Ты ожидаешь кого-то?
— Нет.
— Сиди, я открою, — говорит Роберт, закрывая за собой кухонную дверь.
Я прислушиваюсь, но все тихо. «Может быть, это представитель пылесосной компании или Свидетели Иеговы», — думаю я, продолжая медленно есть.
Когда дверь снова открывается, за Робертом входит Марек. Я в ужасе задерживаю дыхание и давлюсь куском, который у меня во рту.
— О, рабыня готовила что ли? Какая идиллия. Почему ты не ползаешь на полу и не ешь из миски?
— Эй! — резко говорит Роберт. — Не так. Не в таком тоне. Не такими словами.
Тем не менее, когда у меня снова восстанавливается дыхание, я все равно не в силах произнести ни слова.
— Аллегра, — говорит Роберт, — если ты сыта, иди в спальню и закрой за собой дверь. Я поговорю с Мареком.
— Я хочу поговорить с Аллегрой, а не с тобой, Каспари.
— Либо со мной, либо ни с кем вообще. Как я уже говорил.
— Аллегра, я хочу поговорить с тобой. Это для меня важно.
Марек пристально смотрит на меня. Я прочищаю горло и встаю.
— Ты научил меня, вдолбил мне… — тихо, но твердо, говорю я, — что воля моего Господина всегда и при любых обстоятельствах является наивысшим приоритетом, независимо от того, что еще от меня требуют. «Если твой Господин чего-то требует от тебя, ты это делаешь. Без сомнений, без колебаний и без противоречий». Помнишь, Марек? Это были твои слова. Мой Господин приказал мне пойти в спальню. Я сделаю, как он требует. Как ты меня учил.
Я прохожу мимо Марека, и он хватает меня за руку.
— Аллегра, пожалуйста, прости.
— Не трогай меня, Марек. Никогда больше, — говорю я, отталкивая его руку от себя. Выражение его лица меняется, и я понимаю, что и тактика его меняется. От достаточно дружелюбной и понимающей до сволочной. Менее чем за две секунды.
— Ты не хочешь? Я так и думал. У меня есть кое-что, что изменит твое мнение.
Марек засовывает руку во внутренний карман, и на секунду я действительно испытываю страх, что он достанет пистолет. Но он просто вытаскивает толстый конверт и прижимает его к груди. Он адресован моей матери. Я могу представить, что это такое, и ищу взгляд Роберта. Затем глубоко вздохнув, покидаю кухню и направляюсь по коридору в спальню.
— В конверте письмо, которое описывает твой образ жизни. Как ты смиренно подчиняешься каждому встречному мужику, позволяешь собой пользоваться. Как ты охотно подставляешь все свои дыры. Проиллюстрировано пакетом фотографий. Твоя мать повесится, когда увидит это, — кричит он мне, и прежде, чем Роберт успевает вмешаться, успевает что-либо сказать, я уже оборачиваюсь и отвечаю:
— Знаешь, что моя мать говорила о тебе тогда? Она сказала, что я не должна приближаться к тебе и на пушечный выстрел. Что ты — манипулятивный мудак, паршивый подонок в кризисе среднего возраста, который вынужден компенсировать снижение потенции со все более и более молодыми девушками. Она будет рада получить письменное подтверждение своего мнения лично от тебя. И будь уверен, что в тот же день, как она откроет твое письмо и увидит фотографии, она свяжется со своим адвокатом и обвинит тебя во всех грехах, что изложены в уголовном кодексе: от изнасилования до торговли людьми. Отправь ей письмо, Марек. Я предпочитаю сделать каминг-аут перед моей матерью, чем позволять тебе снова прикасаться ко мне.
Я демонстративно тихо закрываю за собой дверь спальни и падаю на кровать. Я слышу, как Марек начинает орать. Он кричит на Роберта. От самого Роберта — ни звука.
Вдруг становится тихо, и я слышу только бормотание. Видимо, Марек успокоился, выплеснул свой гнев и теперь готов поговорить с Робертом. Я хочу знать, что говорит Марек, в чем его чертова проблема. Тихо и осторожно я открываю дверь спальни, больше, немного больше. Еще чуть-чуть. Роберт стоит в дверях кухни, прислонившись к дверному косяку и слушает.
— …не могу этого вынести, — говорит Марек, но так тихо, что я не уверена, что поняла правильно.
Роберт немного поворачивается, и я вздрагиваю. Взгляд, который встречается с моим, однозначен.
— Извини, — говорю я одними губами и снова закрываю дверь.
«Это твоя квартира», — говорит резкий голос внутри меня. — «Твоя, черт побери, квартира, и он запирает тебя в твоей спальне, пока говорит с твоим бывшим».
«Он хочет защитить меня», — возражает ему гораздо более мягкий голос — голос, принадлежащий моей покорной стороне. — «Так я хочу жить. Этого я всегда хотела».
«Ты всегда хотела, чтобы кто-то запер тебя в спальне, пока он о чем-то беседует с твоим бывшим?»
«Нет. Я всегда хотела, чтобы был кто-то, кто заступится за меня, кто будет заботиться обо мне и относиться так, как я хочу, чтобы ко мне относились».
«Ты сумасшедшая», — говорит во мне резкий голос, и я улыбаюсь.
Я знаю. Но я бесконечно счастлива.
* * *
Я сижу на краю кровати и жду, остаюсь на месте, когда слышу, как захлопывается дверь. Марек ушел. Они разговаривали друг с другом более получаса. В квартире тишина, и я на минуту задаюсь вопросом, ушел ли Роберт тоже. Но, думаю, он бы попрощался. Но потом я слышу шаги, направляющиеся к двери спальни. Дверь открывается, и Роберт останавливается в дверях, смотрит на меня сверху вниз. «Бог моего мира», — думаю я. — «Солнце, вокруг которого все вращается».
— Извини, пожалуйста, — говорю я, потому что знаю, что так должно быть.
Роберт подходит ко мне и протягивает мне руку, ставит на ноги и целует. Ласково, нежно и мягко.
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — шепчет он, и в его голосе я слышу веселье.
— Угу, — говорю я, не зная, что ответить. И потому, что я хочу продолжать целовать его.
— Пойдем со мной на кухню, я расскажу, что он хотел.
— Что… с письмом?
— Ничего. Не беспокойся. Твоя мама ничего не узнает.
Роберт ведет меня на
