Ешь. Молись. Разводись (СИ) - Элен Блио
Я не маньячка, правда, я не нимфоманка.
Я просто его хочу.
— Чебуречную на «Сухаревской» знаешь? — говорю, не узнавая свой голос.
— Кто ж её не знает, — усмехается Арс поворачиваясь и рукой показывая в сторону невысокого здания.
Я не удивлена, что он знает.
— Пойдём? Ты же водил меня в пышечную и пирожковую?
— Ну, пойдём. — аккуратно берет меня под локоток, а потом и вовсе приобнимает, и я чувствую, как он наклоняясь вдыхает аромат моей кожи.
— Не надо, — шепчу жалобно, тихо.
Чёрт, я как будто девчонка-подросток, для которой всё внове, всё в первый раз. Хочется саму себя по башке стукнуть — Милана, ты взрослая, состоявшаяся женщина, ты…
— С ума сходил по твоему запаху.
— Арс…
— Всё, хорошо, мы просто идём есть чебуреки.
Чебуреки… увы, уже не такие как двадцать пять лет назад, или даже тридцать.
Тогда меня папа сюда впервые привёл. Он преподавал в то время в военной академии, и общежитие этой академии находилось практически напротив, на той стороне Садового кольца. Чебуречная «Дружба» открылась позже чем «Пирожковая» и «Пышечная», начала работу в семьдесят девятом. Отец сюда попал еще когда сам в академии учился, было это в восьмидесятых.
— Чебуреки тогда, конечно, продавали… эх, не то, что сейчас, раза в два больше, и мясо, м-м-м, и бульон внутри — высший класс. — Папа мне с удовольствием рассказывал о своих походах в легендарную забегаловку, о том, что любили её и слушатели академии, и преподаватели. Дешево и вкусно. Тут ведь и горячительное всегда продавали и водку по сто грамм, иногда и пиво.
Вести в такое место Арса в его костюме от хорошего итальянского дизайнера, это, конечно, немного рискованно, с другой стороны — в Питере-то мы ходили по таким заведениям?
— Аккуратно только, бульон на себя на вылей. — улыбаясь предупреждаю Арса об опасности, и вовремя, из дырки в тесте на пластиковую тарелку хлещет ароматная, с янтарными каплями жидкость.
— Чёрт, самое вкусное мимо, — смеется Арсений, который чудом спас свой пиджак от жирного пятна.
— Можешь из тарелки выпить. Раньше, папа рассказывал, они сливали бульон в стакан, чтобы потом запить.
— Да, это разумный подход. Чёрт, сто лет не ел чебуреки.
— И я. Вкусно.
Вспоминаю, что на самом деле в этой забегаловке последний раз была очень давно, Никита, кажется, в первый класс ходил. А вообще чебуреки покупные ела, наверное, в Крыму, тоже несколько лет назад. И у папы. Папа делает сам, очень вкусно, лучше, чем в любом ресторане.
— Хотел бы попробовать чебуреки твоего папы.
— Папа вообще обалденно готовит, поэтому мне не всегда нравится еда в ресторанах — я привыкла вкусно есть дома.
— Обожаю, когда дома кто-то готовит.
— А у тебя не готовят? — задаю вопрос и тут же осекаюсь. Я не имела в виду его жену, нет, чёрт, я просто…
— Мама готовила раньше, сейчас у них помощница, но иногда мама сама встаёт в плите, просто ей уже тяжело.
Про жену молчит. Молчу и я.
— А у меня и папа и мама готовят. И я сама тоже. — естественно, кто еще? — Правда, сейчас иногда заказываем доставку, и полуфабрикатов стала больше покупать.
Не то, чтобы от хорошей жизни. Королькевич после последней своей выходки не перевёл деньги на детей. Не то, чтобы я нуждалась, у меня есть свои на счету, просто если сейчас ехать с детьми в Питер, потом готовить их к школе… Не хочу о деньгах. Потом.
Чебуреки съедены.
Мы оба молчим.
Что дальше?
— Милана…
— Ты давно в Москве?
— Три дня.
Сердце сжимается. А ко мне пришёл только сегодня. Дура я, дура! Не о том думаю. Он вообще не должен был…
— Я просто не смог… Уехать не увидев тебя.
— А как ты меня нашёл?
Усмехается.
— Нашёл. Связи везде, в том числе и на телевидении.
— Ясно.
— Пойдём?
— Куда? — голос сел, в горле ком. Куда мы можем пойти в этом городе? Куда? Куда мы вообще можем пойти вместе?
Нам нельзя вместе. Мы не друг для друга.
— Хотя бы на улицу для начала. — Арс обводит глазами заведение. Да, мы с ним тут немного белые вороны сейчас. Хотя я прекрасно знаю, что сюда ходят весьма обеспеченные, даже богатые люди. Просто поностальгировать. Вспомнить молодость, бесшабашную, дикую, безбашенную.
Молодость.
Боже, что я творю? Мне тридцать семь и у меня двое детей. И развод.
Боже… Дай же мне сил.
Мы идём к Бульварному, держимся за руки. Молчим.
Я не знаю о чём говорить. Просто не знаю. Видимо и он.
Но, как ни странно, молчание сейчас не напрягает. Наоборот. Оно как спасение. Наш щит. Наша броня.
Сворачиваем на Бульварное кольцо, идём вниз, направо, к Цветному.
Неожиданно я сжимаю руку Арса, потому что метрах в пятидесяти от нас из ресторана выходят Олег и Жанна. Бывший и балерина.
Арс тормозит, я врезаюсь в его спину, он поворачивается, прикрывает, обнимая.
— Мила.
Да, что ж такое? На край света с ним.
Машина тормозит, я не успеваю понять, как оказываюсь внутри. Вместе с Арсением. Это не такси. Его машина? Служебная? Или просто нанятая?
Какая разница. Между водительским креслом и нами поднимается перегородка. Меня затаскивают на колени, прижимают к сильному телу.
— Мила…
— Арс, не надо.
— Не сопротивляйся, пожалуйста. Я всё равно тебя возьму сегодня.
Ничего себе заявления! Он в этом так уверен?
— Я просто не смогу отпустить, Мила…
Как одна его рука оказывается под платьем, под резинкой тонюсенького чулка, я не знаю, как пальцы другой обхватывают сосок — не знаю. Как губы жадно поглощают
