Ты и небо - Егорова Алина
«Принято», – мысленно истолковала этот знак Инна. В тот момент она верила в сказку. Самолет в ее руке ревниво рвался в небо, вторая рука оказалась в ладони Дмитрия – такой теплой и крепкой. Сам Дмитрий стоял позади нее совсем близко, почти вплотную, мятежный самолет бился о его голову надувным крылом.
В машине они целовались – страстно и поспешно, словно вот-вот уберут трап и они окажутся по разные стороны воздушного моста.
– Мы еще встретимся? – по-юношески робко спросил Дима под навесом перед ее парадной. В его стального цвета глазах таилась надежда.
– Конечно! – Инна упорхнула без долгих прощаний, осторожно протаскивая в узкую щель дверного проема А-380 из фольги.
* * *Инна возвращалась в Пулково из Волгограда. Рейс был разворотным и от того утомительным. Набрали высоту, приступили к обслуживанию. Едва начали разносить напитки, как загорелось табло «Пристегните ремни». Командир по громкой связи объявил о турбулентности. По инструкции проводникам положено занять свои служебные места и пристегнуться. Прерванное обслуживание означает дополнительную работу и сокращение времени на отдых. Но ничего не поделать, инструкции надо выполнять. Потряхивало несильно, Инна знала, что это может быть только началом. Ей уже довелось приложиться лбом о стенку, когда по неопытности она подскочила, чтобы вернуть на место направлявшегося в туалет пассажира. Пассажир удержался на ногах, а у нее на лбу образовалась внушительная гематома, которую потом в течение двух недель приходилось тщательно замазывать гримом. Один раз при прохождении санчасти из-за этой гематомы ее чуть не отстранили от рейса и не отправили на внеочередную ВЛЭК. Так что после того случая Ясновская больше не проявляла неоправданного энтузиазма и работала строго по технологии.
Инна сидела на своей станции в хвосте и смотрела в салон. Самолет мотнуло. Раздались вздохи и одиночные возгласы – в салоне нарастало напряжение. Сама Инна не боялась – на работе ей было не до этого. Пассажир, занимавший кресло двадцать три «С», здоровенный детина, то и дело громко причитал: «А я говорил, не надо было лететь! Ты еще не хотела садиться в хвосте! Здесь самые безопасные места. А все равно не поможет. Сейчас как жахнет!»
Ясновская была готова его самого жахнуть – одного паникера достаточно, чтобы взбаламутить весь салон. Инна посочувствовала его спутнице, миниатюрной шатенке, которой доставался основной поток брюзжания.
Тут пассажирка, сидевшая неподалеку от паникера, обернулась и строго сказала:
– Мужчина! Как вам не стыдно! Вы летите из одного героического города в другой, не менее героический, и кликушничаете!
Парень вмиг замолчал и больше не издавал ни звука. Инна была несказанно благодарна пассажирке с места двадцать один «D», образумившей паникера.
В наступившей тишине Инне удалось немного отвлечься. Она вспомнила их с Димой встречу и улыбнулась. С тех пор прошла неделя. Они договорились встретиться завтра, когда у обоих совпадут выходные. Огарев ей нравился, но она предпочитала не загадывать: пусть все идет как идет, время покажет. Дима признался, что не любит переписываться в мессенджерах, Инна с ним согласилась – ей и самой не хотелось увязать в переписке. Хотелось видеть глаза, мимику, жесты, чувствовать запах, слышать голос. Всего этого не передать через бездушные знаки на экране, как не ощутить касаний рук и нежности губ.
* * *В Петербурге догорало бабье лето. Днем воздух прогревался до жарких плюс двадцати пяти, словно возвращая долг пасмурному августу; вечер отрезвлял прозрачной прохладой, редкие опавшие листья напоминали о наступившей осени.
Как и планировали, они с Дмитрием отправились в музей Фаберже. Полюбовались красотой и изяществом экспонатов, выставленных в роскошных залах дворца Нарышкиных. Вышли на набережную Фонтанки с ее темно-зеленой, как будто бы болотной водой и узорчатым чугунным ограждением. Инна стояла, обдуваемая ласковым ветерком, и щурилась от лучей лимонного осеннего солнца. Ей хотелось надышаться ускользающим теплом сентября.
– Давай погуляем в каком-нибудь парке, – предложила Инна.
Дмитрий отвез ее на Елагин остров. Там, в Центральном парке культуры и отдыха, они бродили по дорожкам, на которые то тут, то там, выскакивали юркие белки. На площадке около дворца посмотрели на танцующие под звуки оркестра пары. Совершили променад к старинному дубу, посаженному Петром Великим. На лодочной станции арендовали лодку. Дмитрий, как и полагается галантному кавалеру, сел на весла. Ловко лавируя между другими прогулочными плавучими средствами, Огарев повел лодку по извилистому Южному пруду. Инна украдкой разглядывала его сильные руки. Она разулась, перебросила ноги за борт и так сидела, изредка касаясь ступнями стылой воды. Прошли под дугообразным мостиком, концептуально отражающимся в водной ряби. За мостом вышли в широкую часть пруда с видом на графскую беседку.
– Давай я погребу! – изъявила желание Ясновская. Дима не стал отговаривать. Он передал ей вахту гребца, а сам удобно устроился на пассажирском месте. У Инны сначала дело не задалось. Постепенно приноровясь, девушка стала вести лодку уверенно.
Капризная сентябрьская погода решила напомнить о своем непостоянстве. Небо затянуло тучами, упали первые капли.
– Давай мне весла, надо успеть к берегу!
– А ты, оказывается, сахарный! – рассмеялась Инна, показывая, что нисколько не боится дождя. Подумаешь, капнуло! Орудуя одним веслом, Инна закружила в центре водоема.
Огарев знал, что будет дальше. Он уже попадал в подобную ситуацию, когда в юности рыбачил на Оке. Нахождение в лодке под дождем неминуемо оборачивается мокрыми брюками.
– Я-то не сахарный, а ты промокнешь.
– Ой, вода натекает! – девушка принялась стряхивать ладонью образовавшуюся на сиденье лужицу. Она почувствовала под пятой точкой неприятную сырость. Ясновская инстинктивно вскочила и, едва удержавшись на ногах, тут же вернулась назад. Для стояния в лодке требовались навыки канатоходца.
Не вступая в дискуссию, Дмитрий поменялся с ней местами. Прикинув, что до станции слишком далеко, он направил лодку к островку, под раскидистые кроны деревьев. Потемневшее небо вкупе с густой листвой низко наклонившихся веток при отсутствии посторонних глаз создавали интимную обстановку. На Дмитрии была серая футболка и темно-синие джинсы, Инна пришла на встречу в бежевых карго и белой фуфайке. Она представила, какой, должно быть, теперь комичный вид у нее сзади и пожалела, что не надела тунику или рубашку навыпуск.
– Иди в беседку, я тут подожду, – предложил Дима. На заросшем травой берегу не обнаружилось места для швартовки. Бросишь лодку не привязанной, ее тут же унесет.
– Нет уж, с тобой останусь. А то еще смотаешься! Как я потом с этого острова выберусь? – съязвила Инна, про себя отметив заботливость своего спутника.
На поверхности пруда плясали резвые капли, сверху, как сквозь дырявый зонт, текли струйки воды. Инна подумала, что если они тут еще немного задержатся, то вымокнут окончательно, и, скорее всего, она заболеет, а у нее скоро полугодовая медкомиссия. Очень некстати.
Вскоре дождь немного стих, чтобы через некоторое время лить с новой силой. Дима снова взялся за весла. Вымокшие и нахохлившиеся, как воробьи, они покидали парк.
– Замерзла? – спросил Огарев, включая в машине отопление.
– Пока шли, согрелась.
– Сейчас чай возьмем или кофе. Ты что хочешь?
– Чай.
Дмитрий подъехал к автомобильной кассе ресторана быстрого питания, купил два чая и слойки с кленовым сиропом и пеканами. Он припарковался в тихой улочке того уютного, малоэтажного Петербурга начала пятидесятых с просторными зелеными дворами, самодельными клумбами, фигурными арками между домами, построенными в стиле сталинского неоклассицизма. Дождь разгулялся не на шутку, «дворники» едва справлялись с потоками воды.
Прогретый салон автомобиля, в руках стаканчики с чаем и приятная компания – такое простое счастье. Горячий, сладкий чай с хрустящими слойками показался пищей богов. Начинка из кленового сиропа напоминала карамель, такую любимую в детстве. Скрытые стеной дождя, они целовались несмело, как подростки, боясь разрушить едва проклюнувшийся, хрупкий росток любви.
