Развод. Без права на ошибку - Диана Ярина

— Только потому что ты меня увидел! А если бы не увидел?!

— У меня даже не встал. Я как будто мертвый был изнутри в тот момент. Просто мутный и мертвый. И все обрыдло. Клянусь, не трахался я с ней. А ее словечки и поведение — такие дешевки всегда себя так ведут, вешаются… Ань.

— У тебя все удобно и легко получается объяснить.

— Я не виню никого. Только себя. Блин, даже в том, что мне на дне рождении Толика химии какой-то в пойло подсыпали, и в постель буквально втолкнули шлюху, которая назвалась тобой и… Себя виню, Ань. Только себя. Но если ты дашь мне шанс… Нам… Нашей семье. Как мне еще доказать своим намерения? Слова не помогут. Только дела. Дай мне возможность сделать тебя счастливой!

— Мне до сих неприятно думать, вспоминать эти моменты. В груди уже не колет так сильно, но все еще ноет. Я… не скоро смогу забыть. И, если честно, не уверена, что получится. Я так сильно тебя любила, Артем.

Мы замираем. Он дышит тяжело, едва слышно, я вытираю тихие слезы.

Слишком много обмана между нами встало. Море недомолвок… И чужие руки, которые поднимали ил со дна, усердно мутили воды.

С благими намерениями.

Я начинаю думать, что нет зверя страшнее благих намерений.

— Ты — отец этого малыша. Я не стану препятствовать, если ты захочешь принимать участие в его жизни.

— Захочу ли я?! Буду! Ань, буду… Даже не сомневайся!

— Но во всем остальном… пусть будет по-прежнему, — говорю через силу.

Поднимаю взгляд, и у Артема такие глаза, будто небо в очередной раз упало ему на голову и разбилось.

— Я понимаю, — выдавливает. — Мне сложно принять, но я понимаю.

Он трет грудную клетку, словно ему больно. Мне тоже было больно, и я отказываюсь вот так с разбегу бросаться снова в отношения с ним не из мести, а просто потому что хочу быть уверенной в своем мужчине. Увы, за прошедший год, от этой уверенности мало чего осталось.

— Но я буду тебя навещать.

— Хорошо.

— И ты не запретишь мне говорить, что я тебя люблю.

Упрямый. Настойчивый…

— Артем.

— Что?

Я отбрасываю в сторону тонкое одеяло и опускаю руку на живот.

— Сын толкается. Ты тоже можешь это почувствовать, если опустишь свою руку.

Глава 42

Глава 42

Он

Немного не веря в происходящее, я опускаю свою ладонь, Аня подталкивает:

— Смелее.

Ее голос звучит необыкновенно нежно и проникновенно, а у меня пальцы дрожат, как у старика или заядлого пьяницы, когда я касаюсь теплой, нежной кожи живота, уже такого объемного, круглого.

Пульс гудит у меня в ушах, словно я нахожусь под линиями электропередач. Поначалу ничего не чувствую, кроме тепла и атласа кожи любимой, но и от этих ощущений сердце сходит с ума. И буквально через мгновение, когда я уже успеваю обозвать себя бесчувственным чурбаном, вдруг ощущаю, как под моей ладонью что-то происходит.

Я надавливаю посильнее и в ответ чувствую яркие, быстрые толчки.

— Аня… — у меня нет слов. Горло перехватывает спазмами. — Он… пинает меня. Пинается в мою ладонь! Ты можешь в это поверить?

Толчки немного смещаются, я следую за ними рукой, пребывая в эйфории приятного шока. Я много раз представлял себя отцом, но то, что происходит в реальности, на порядок выше и глубже. Фантазии меркнут по сравнению с реальностью!

— Это чудо какое-то… — срывается с моих губ. — Настоящее чудо. Можно?

Наклонившись, прижимаюсь к коже живота губами, касаюсь его щекой, закрываю глаза от избытка эмоций. Анина рука медленно опускается на мою голову и перебирает короткие волосы, гладит осторожно. Я поднимаюсь, она убирает руку.

Мне хочется поцеловать ее. Сильно хочется, сердце вырывается из груди.

Но понимаю, рано.

Еще рано.

Как кляну я себя за то, что повелся на рассказы ее родителей. Я им никогда не нравился, обидел их девочку, и они решили, что ложь во благо Ани станет спасением от чудовища, которым они начали видеть меня после всего кошмара, через который мы прошли за эти долгие несколько месяцев.

И сейчас, оглянувшись назад, я понимаю, что сделал безумно много, но не сделал самого важного — не отстоял свою любовь.

— Тебе нужно побыть немного в больнице, Ань, я буду рядом. Приходить и проведывать. Расскажи о себе, как ты жила в это время?

— По сравнению с твоими приключениями, мои новости не такие бурные.

— Брось. Я хочу знать все. Ань, ты… свое дело открыла, будучи в положении.

Сказать, что я в шоке, значит, ничего не сказать, а еще мне стыдно становится, что я не видел этого в ней и считал лучшей ролью для Ани быть домохозяйкой, в то время как она так мило и оганично смотрится, работая с клиентами. Я видел ролики: моя любимая светится изнутри, горит этим делом.

— Ума не приложу, где были мои глаза! Смотрел только вглубь себя, на свои амбиции, а жена-то у меня — вон какая. Горжусь, горжусь безумно, так сильно, что распирает!

Аня розовеет от удовольствия и подхватывает слезинки.

— Ты действительно так считаешь?

— Да, — отвечаю от чистого сердца.

Она розовеет и признается едва слышно:

— Ты даже не представляешь, как мне важно было услышать эти слова именно от тебя, — и начинает плакать.

— Ань… Анют, все хорошо.

Наверное, этот тот самый момент, когда она не откажется от объятий, поэтому я бережно обнимаю, успокаивая, тайком целую в волосы.

— Больше никаких секретов. Давай не будем таиться… — прошу.

— Больше никаких секретов. Кроме одного, — добавляет.

— Какой еще секрет?

— Я не скажу, как решила назвать сына. Ты же позволишь мне назвать его так, как хочется мне?

— Разумеется. Уверен, ты выберешь лучшее имя.

Еще долго времени я провожу у постели Ани. Мы разговариваем обо всем, но я уверен, что и завтра нам найдется о чем поговорить. Оказывается, когда между нами нет стены недоверия и обид, говорить