Развод. Ошибку не прощают (СИ) - Хелен Кир
Отряхиваю от песка, что разве еще в уши сыну не засыпался. Сашка по-прежнему брыкается. Тянет за ремень объемной сумки, молча пыхтит. Выдирает бутылку и с шумом присасывается.
— Эй, жадина, — смеется Варя, — оставь Янке немножко.
Целую дочь в макушку и млею от счастья.
Моя замечательная любимая семья. Так вышло, что мы заделали двойняшек. Ириша сначала немного обалдела, я старался не комментировать. В душе все рвалось от восторга, бомбило и салютовало. Но я понимал, носить-то жене. Я мог только помощь со стороны оказывать. Поэтому очень постарался максимальным комфортом окружить любимую. Любой каприс, любая помощь, все что угодно, лишь бы облегчить беременность.
С другого конца детской площадки ковыляет Януся с мамой. Она у нас вообще девочка неспешная. Сорок раз подумает, прежде чем сделать. Задерживается на красивых замысловатых вещах, подолгу рассматривает. То и дело останавливаются и подвисают на разнокалиберных игрушках, разбросанных на песке.
— Красивая мама, да, пап? — прижимается к боку любимая старшая.
Нет, я обожаю двойняшек, но Варя это Варя, у меня с ней особая связь. Обнимаю ответно, треплю мягкие волосики. Впитываю тепло ее хрупкого тела, свое стараюсь максимально отдать, поддержать, напитать силой. Мне так важно дать детям многое, хочу, чтобы росли без лишений не только духовного плана, но и материального. Поэтому пашу еще больше, но и от родительского долга не сваливаю, максимально вкладываюсь в воспитание детей. Ирине одной с тремя ох как сложно.
— Красивая, дочь. И ты тоже у нас очень красивая.
— Вова тоже так говорит, — доверительным тоном сообщает, спрятавшись в мой свитер.
Что там еще за Вова? Нет, я не придурок, но за ребрами неприятно царапает. Ей тринадцать всего, кому там что нужно? И как увидеть этого писюна Володю?
— Одноклассник? — растягиваю рот в улыбке, чтобы дочь ничего плохого не подумала.
— Ага, — открывается еще больше. — Через ряд сидит.
— М-м-м, ясно. А что еще говорит?
— Ничего, — тушуется дочь и пытается прервать разговор.
Отпускаю, но тут же возвращаю назад. Да бред, неужели я собираюсь реально выуживать информацию о неугомонном мальчишке? И да! Собираюсь.
Как только собираюсь подробнее расспросить, подходит жена. Переношу на потом разговоры, но в голове ставлю пометку заценить на ближайшем родительском собрании зловредного паренька.
Сгребаемся все в кучу, раздаем друг другу обнимашки, соблюдаем наш давний ритуал. Мы сила, мы крепкая семья Ковалевых. Наш мир самый лучший, самый идеальный. Детям вскоре надоедает сидеть в тисках, и они потихоньку пищат, требуя свободу. Сашка первым барагозить начинает, наш главный бунтарь извивается змеей и замолкает только когда на землю опускаем.
— Весь в тебя, — смеется Ирина. — Своенравный.
Не могу от нее оторваться. Любуюсь и восхищаюсь. Варя, закатив глаза, берет младших за руки и увлекает на площадку. Она давно привыкла и не удивляется, когда раздаю такое внимание жене.
— В меня, — соглашаюсь и привлекаю ее ближе.
Конечно, в меня. Рад такому факту безумно. Санек и спит-то только у меня на руках, когда совсем расходится. Ирина знает, что орущего сына нужно срочно мне тащить, когда пузырями идет. Не говорю жене, что внутри переполняюсь неуемной гордостью, что умею по-мужски с малым договариваться. Смешно звучит, а все равно растаскивает сердце на теплые куски от такого.
С удовольствием вдыхаю запах, зарываюсь рукой в волнистые волосы и наслаждаюсь счастьем. До конца жизни мне благодарить Бога за нее. Ирочка лучшая моя, самая нежная, самая страстная.
— Любишь меня? — лукаво прищуривается.
— Сама знаешь, — целую в очаровательный носик.
— И я, Андрей, — трется, провоцируя на большее. Не удерживаюсь и впиваюсь жадно в манящие губы. Пропадаем временно с радаров в своем мире, и с сожалением возвращаемся. Короткого мига хватает, чтобы ошалеть от нахлынувшего счастья. — Очень.
— Может домой? — толкаю ее бедром.
— Обалдел? — прыскает она, оценив пожар в моих брюках. — Немедленно прекрати.
Мучительно высвистываю поражение. Хорошо, что дети далеко от нас, иначе со стыда хоть с площадки беги. Но сделать что-то и изменить не в силах. Такая реакция на жену перманентна. Ничего не мешает хотеть свою женщину до колик в паху. С сожалением отпускаю, когда рвется к детям бежать. Смотрю в след голодной псиной. Аномальную реакцию глушу перекуром.
Выхожу за пределы детского пристанища, сажусь на лавку и закуриваю. Так и не избавился от дурной привычки. Наблюдаю за своими издалека, пресыщаюсь довольством.
Как же долго шли к счастью, переживали свои ошибки, платили и страдали, пока не поняли зачем это было и для чего. Стараюсь гнать свои косяки из памяти, но не выйдет, что и ежу понятно. Пусть служат напоминаем того, как в одночасье можно превратиться в осла. Теперь же крепко стою на ногах, подстраховался со всех сторон, залатал дыры везде, где можно. На всю жизнь своим тыл закрыл.
Горластый Сашка орет так, что подпрыгиваю. Вот же неугомонный. Рвусь бежать к ним, но семья справляется быстрее. Тысячи эмоций меняются там, десятки действий производятся, пока наблюдаю. Наша жизнь с тремя детьми тот еще калейдоскоп. Я бы хотел еще, но Ириша против. Не настаиваю, потому как прислушиваюсь и жалею. Выносить и родить троих не шутка. Но знаете есть прелесть, она снова поправилась. Стала такой же, как и была. Ушла угловатость, наоборот тело приобрело мягкие соблазнительные изгибы.
Минус в том, что где бы не шел с ней, собирает такое количество восхищенный взглядов, что слюнявых самцов поубивать охота. Скриплю зубами, но опять терплю. А она хохочет, говорит, что зря ревную. А как не ревновать? Ну как? От двадцати до шестидесяти в поклонниках ходят!
— Па, — шумит Варя. С тревогой всматриваюсь не случилось ли чего, такая моя первая реакция на любой зов. С облегчением замечаю, что все хорошо. — Воды-ы-ы!
Фу-х, слава Богу.
— Терпит? — показываю на недокуренную сигарету.
— Да!
Киваю и затягиваюсь поглубже. Нужно быстрее и к ним. Опять расплывается зрение, глазею на семью беспрестанно. Очередной раз благодарю судьбу, что позволила нам быть счастливыми. Что Ирина нашла силы простить и поверить. Я же несу свою клятву, данную ей, как волк-однолюб. Одна Ира на всю жизнь и другой никогда не будет.
Никогда!
Конец
