Трогать запрещено (СИ) - Коваль Алекс
– Что ты делаешь?
– Согреваю, – сообщает мне спокойно Титов. У меня дыхание перехватывает. Умопомрачительно нежно поглаживая, широкие ладони мужчины поднимаются выше и замирают у меня на бедрах. Его пальцы в считанных сантиметрах от моих купальных трусиков. Богдан поднимает взгляд. Меня обдает дикой волной желания.
Титов смотрит на меня снизу вверх вопросительно. Я замираю, боясь даже вздохнуть. Мне уже не холодно. Я уже горю. Но заслуга это далеко не парилки…
– Юль, – его голос тоже сел и хрипит, – все хорошо, котенок?
Больше, чем просто хорошо. Его руки такой приятной тяжестью ощущаются на моей коже. Его губы так близко. А глаза такие темные от накатившего мужского вожделения…
Я пропадаю. Быстро и стремительно. С трудом сглотнув, укладываю руки на плечи Богдана и тяну его на себя, заставляя подняться. Набравшись смелости, подталкиваю его, упрашивая сесть на скамейку, а сама забираюсь на него верхом.
Целую. Обхватываю его за плечи, царапая ноготками шею и затылок, перемещаю одну ладонь на его грудь, поглаживая каждую впадинку. Пробираюсь ниже, к косым мышцам живота и полоске волос, уходящей под резинку боксеров. Я чувствую, как он возбужден. Как его член упирается мне в ладонь, и это ужасно будоражит! Сжимаю пальчиками, Дан стонет мне в губы:
– Котенок… тормози…
И не подумаю! Я улыбаюсь, упиваясь своей властью над этим взрослым и суровым мужчиной. Поражаясь собственной смелости и тому, какой безрассудной я рядом с ним становлюсь.
Тяну за резинку трусов Дана, приспуская их. Обхватываю ладонью член, проводя вверх-вниз до самого основания, сжимая. Горячая плоть дергается, мышцы пресса мужчины сокращаются.
– Что сюда кто-то войдет, ты не боишься? – сжимает ладонями мои ягодицы Богдан, ближе двигая к себе. Одной обхватывает за затылок, заставляя поднять взгляд глаза в глаза. В его взгляде можно утонуть. Глубокий, полупьяный от желания, в черных зрачках пляшут восхищенные искорки. Ему нравится. А когда я говорю прямо:
– Хочу сделать тебе приятно, – Титов давит тяжелый вздох. Я повторяю свои манипуляции, на этот раз сжимая пальцы чуть сильнее. Облизывая губы, когда на головке выступает капля. Титов смеется сквозь зубы:
– Я уже и так тебе сильно задолжал, Юль… не надо.
– Тебе неприятно?
– Смеешься? – мученически стонет Титов. – Я сейчас готов взорваться. Это настолько приятно, что даже больно.
– Тогда я буду надеяться, что ты не любишь долго ходить в должниках, – улыбаюсь и тянусь к его губам с поцелуем. Быстро чмокнув, сползаю с коленей Титова, вставая на колени между его ног.
– Направишь меня? – спрашиваю тихо. – Покажешь, как тебе нравится?
Дан кивает. Я ловлю дикий возбужденный взгляд мужчины и слизываю язычком каплю. Зажмуриваюсь и обхватываю губами головку, чуть глубже проталкивая горячую плоть. Действую на чистых инстинктах. Так, как действовала уже однажды.
Богдан запускает ладонь мне в волосы и направляет. Осторожно подается бедрами вперед, стараясь не напирать и не сделать больно. И в этот раз слаженная работа выходит в тысячи раз приятней не только мне, но и Богдану. Это как с нашим «ненастоящим поцелуем». Минеты оказывается тоже бывают «ненастоящими»…
Богдан
Я не представляю, как в этой девчонке уживается горячая соблазнительница и невинный ребенок. Смотрю на Юльку, которая в своем светло-розовом спортивном костюме, сидя напротив, с наслаждением уминает панкейки с Нутеллой, а вижу другую Юлю, что час назад в парилке бесстрашно опустилась передо мной на колени. Снова.
Да, два-ноль, Титов…
Отрабатывать и отрабатывать…
Но самое крутое, что я тащусь от обоих Юль. Да, давайте честно? Эта девчонка вообще самое потрясное, что случалось со мной за все мои сорок лет. Ее хочется не просто любить, ей хочется жить и дышать. А это, мать твою, уже капец как серьезно.
Откладываю вилку и откидываюсь спиной на спинку стула. Улыбаюсь. Юлька испачкала кончик носа в шоколаде. Сейчас пытается его оттереть. Такая сосредоточенно милая. «Тискать» она мне сказала в машине? Вот ее точно хочется именно «тискать».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Мне нравится в ней все. От жаркой инициативности до милого смущения. Я хочу ее рядом двадцать четыре на семь. И я, пздц, как боюсь, что Юля не захочет того же. Разочаровать ее боюсь. Даже в сексе пока я выгляжу охренеть, каким эгоистом!
– Что такое? – вскидывает взгляд котенок, заметив, что я таращусь на нее во все глаза. – Почему ты так на меня смотришь? – щурится. – Я уляпалась где-то еще? Щеки?
– Нет, – посмеиваюсь. – Все нормально.
Мы сидим в той же кафешке, где обедали по приезде. Единогласно решив, что для похода в ресторан одеты, мягко говоря, неподобающе. Да и сил нет куда-то тащиться далеко. День получился насыщенный, а после бани есть всего два пункта, о которых у меня получается думать не с ненавистью – кровать и Юля. Обнять и уснуть. Ну, или не уснуть… как пойдет. За мной конкретный должок, аж в двойном размере.
– Вкусно? – киваю на ее тарелку. Моя рыба с овощами выглядит крайне уныло. Да она и в глотку не лезет.
– Мхм. Хочешь попробовать? – накалывает кусочек панкейка с шоколадной пастой, протягивая мне. Я стягиваю с ее вилки блин, прожевывая и кивая:
– Шикарный ужин у балерин.
Юлька смущается.
– За выходные я скину все эти калории. Так что, – пожимает плечами, – мне можно. А ты чего не ешь? Не проголодался?
– Кусок в горло не лезет.
– Все хорошо? – тут же меняется в лице девчонка.
– Даже лучше, чем хорошо, Юль. Я не особо искусный оратор, но я безумно рад, что ты здесь, со мной.
– И я, – улыбается девчонка. – Это был крутой день.
– О да. Ну что, доедаем и в номер? Отдыхать. Завтра день будет еще насыщенней. Кстати, ты отцу звонила? Данилов, наверное, беспокоится.
– Сообщение кидала, когда мы доехали. Наберу из номера ему и Нике. Если ты не против, конечно?
– Конечно, нет. Не будем заранее портить отношения с бывшим другом и будущим тестем.
– Почему ты говоришь «бывшим другом»? – смурнеет Юлька, дожевывая остатки своего «ужина».
– Ему наш союз не понравится.
– Сначала да, но потом он поймет. Я уверена.
– Хорошо если так, но это в любом случае будет мощная проверка нашей дружбы со Степаном. Он желает тебе счастья, но в том, что таким «счастьем» для тебя могу стать я, Данилова будет сложно убедить. Я и себя-то в этом убедил не сразу…
Юля ничего на это не отвечает.
В номер мы возвращаемся уже в одиннадцатом часу вечера. Пока котенок разговаривает по телефону, я меняю спортивный костюм на домашние легкие штаны и падаю на огромную кровать. Она кажется вопиюще пустой, когда лежишь на ней один.
Телек не включаю, я вообще терпеть не могу сторонний шум. Света мне достаточно от ночника, что стоит на прикроватной тумбе. Тупо лежу и разглядываю потолок. Тело максимально расслаблено после водных процедур и Юлькиной “инициативности”, так что даже мизинцем шевелить лениво.
Прислушиваюсь к Юлькиному голосу, доносящемуся из-за двери. Он у нее такой приятный. Обволакивающий своим спокойствием. Интонации мягкие, смех волнующий. На душе отчего-то сразу такое умиротворение. От понимания, что она тут, рядом со мной, только руку протяни. Моя. Кто бы еще две недели назад сказал, что меня так повернет на девятнадцатилетней девчонке – хохотал бы в голос. Но факт остаётся фактом. Повернуло так, что забил на все, и не жалею…
Заслушавшись, я, похоже, проваливаюсь в сон. Просыпаюсь только когда над правым ухом слышу щелчок и свет в спальне тухнет. Приоткрыв один глаз, вижу изящный девичий силуэт. Юля забирается на другую половину кровати, ныряя под одеяло. Укладывается на самом ее краю, накрываясь до подбородка и замирает. Как будто боится. Чего? Или кого? Меня?
Нет уж, малыш мой, я же знаю, что ты не из пугливых.
Отгибаю свой край одеяла, накрываясь и двигаюсь на середину кровати. Матрас подо мной прогибается и пружинит. Юля лежит и даже не дышит. Я тяну к ней свои руки и без вопросов, молча, двигаю, прижимая спиной к своей груди. Обнимаю, опутывая руками и ногами, целуя в шею.