Сказочник - Олли Серж
— Нет, нет! — возмущённо прикусываю Стоцкому губу, но зажатая между кафелем и его телом больше ничего не могу сделать. — Ну, пожалуйста, я не могу… — сменяю тон на умоляющий, но кто слушает?
Палец Игната обрисовывает тугое колечко моего заднего входа и слегка вдавливается.
— Да, любимая. В следующий раз это будет «да». Я возьму тебя сзади. Тебе понравится. Только представь, — хрипит он сквозь зубы, видимо слишком ярко представляя о чем говорит. — Представь мои пальцы будут в тебе, как ты любишь, а в попке будет член…
Нет, я точно не в себе! Потому что слова Стоцкого должны меня возмутить, но даже не смущают. Наоборот. Повышают градус моего возбуждения на столько, что я, как шлюшка, взрываюсь и кончаю, даже не в силах сдержать громкий стон.
— Да, да, — с оттяжкой впечатывается в меня Игнат и замедляется, прижимаясь губами к моему виску. Я чувствую, как внутри меня становится горячо.
— Кошмар… — постанывая, я ложусь щекой на его плечо. — Что ты со мной делаешь? Мне так стыдно…
— Развращаю, — довольно мурлычет он. — И очень доволен тем, как идёт процесс.
Выбравшись из воды, я все-таки начинаю стучать зубами. Игнат снимает с меня мокрое белье и закутывает в халат. Сам моет меня в горячем душе, а после поит на кухне каким-то чаем с явным присутствием алкоголя.
Я отключаюсь почти сразу, едва голова касается подушки, и всю ночь сплю, чувствуя тяжелую ладонь Стоцкого у себя на животе. Оказывается, это так приятно — спать с мужчиной. Особенно, когда ты вся его.
Утром я с треском опаздываю на первую пару и под пристальным взглядом Нади сдаюсь, выкладывая, что влюбилась и вообще жизни без «таинственного и ужасного» себе теперь не представляю. Она мое состояние тактично не комментирует, лишь замечает, чтобы я была осторожна. Все-таки ровесники менее опасны в отношениях для молодых девушек, чем мужчины в два раза старше. Я соглашаюсь с ее доводами, но так глупо при этом улыбаюсь, что подруга оставляет меня в покое.
После института я забегаю за вещами домой, звоню маме, сообщая, что решила дать ей личной жизни и немного пожить у Нади, и снова сажусь в машину Игната.
В этот раз до дома мы доехать не успеваем. Просто сворачиваем с главной дороги на прилегающую с лесопосадкой и занимаемся самым неудобным в моей жизни сексом, но от этого не менее ярким.
Стоцкий каждый раз кончает в меня с особым смаком, будто помечая. А потом, вот как сейчас, может запустить руку мне под юбку и попробовать, как пропитываются его семенем мои трусики. Я полыхаю щеками, кусаю губы, но не могу сказать, что мне не нравится то, что он со мной делает. Черт! Даже больше — мне кажется, я всегда этого хотела, просто не было опыта понять, как именно. А теперь все совпало.
Вечер мы проводим у Михаила с Софьей. Делаем с Ванькой уроки, ужинаем, а потом, когда ребёнок ложится спать, сбегаем к домой к Игнату.
Пьём вино, безумно много целуемся и пытаемся разговаривать, нащупывая общие интересы. Я понимаю, что мне до этого мужчины просто бесконечно далеко. Как минимум, законченное высшее, два языка, основы программирования, курсы психологии, политологии и ещё куча всего. Стоцкий, конечно, утверждает, что я и так прекрасна, но обещает помочь в любой сфере, какую бы я ни захотела освоить.
Разнеженная и залюбленная я снова засыпаю в руках Игната.
Будит меня посреди ночи неожиданный раскат грома. Я поворачиваюсь на бок, чтобы ближе придвинуться к Стоцкому и снова сладко заснуть, но не нахожу его на второй половине кровати. Решив, что он просто вышел в туалет, проваливаюсь в дрему самостоятельно, но делаю это очень зря.
Меня снова догоняет кошмар.
Я понимаю, что это — он по первым кадрам, но переживания на столько остры, что не дают проснуться.
Вот я почему-то не закрываю окно. Потом ложусь на кровать, ворочаюсь с бока на бок на жёстких скрипучих пружинках, и уже почти начинаю дремать, когда слышу стон Светы. Сержусь на неё за то, что она мешает засыпать, что-то рычу, угрожаю не дать завтра на дискотеку юбку, но она все равно продолжает издавать долгие звуки.
Психанув, сажусь на кровати и спускаю ноги на пол. Шлепая босыми пятками по линолеуму, подхожу к постели подруги и трогаю ее за плечо. Спрашиваю что случилось, и что болит. Не получив ответа, начинаю закипать. Слышу новый стон, откидываю одеяло и в ужасе отшатываюсь в сторону, потому что под ним оказывается не моя лагерная подружка. Там весь в крови лежит мужчина в чёрной балаклаве. Тот самый, которому я оказывала первую помощь. Я начинаю звать на помощь, резким движением срываю с него маску и вместо лица вижу только глаза… Задыхаюсь от ужаса, покрываюсь липким потом и кричу…
— Лера, Лерочка! — прорывается в мой сон.
Оглядываюсь по сторонам. Чувствую, что меня начинают трясти, пытаясь разбудить. Но открыть глаза не получается. Сон становится только хуже, потому что лицо бандита приобретает черты лица Стоцкого. И они так на удивление пропорционально ему подходят, что меня начинает бить нервной дрожью от догадки…
— Лера! — говорит мне Игнат из сна. — Что случилось?
Я, желая очнуться, все-таки распахиваю глаза. Несколько секунд смотрю на настоящего Стоцкого и теперь кричу снова, но только наяву. Потому что или я сошла с ума… или это он… Господи, ну конечно! Глаза, шрам, голос…
Ужас и истерика, заставляют меня жестоко отбиваться от его рук. И, видимо что-то поняв, Игнат перестаёт меня трогать. Меняется в лице и прикрывает глаза. Молния, вспыхнувшая за окном, освящает его лицо. Как раз с той стороны, где расположен шрам.
— Это ты… — говорю я тихо.
— Я… — выдавливает из себя Стоцкий.
Глава 40. Истерика
Лера
— Прошу тебя, Лерочка, — с болью в голосе умоляет меня Игнат. — Встань с пола, я клянусь, что не прикоснусь к тебе… Пожалуйста…
Истерика колотит меня так сильно, что я слышу стук собственных зубов. Воспринимаю все, что пытается обьяснить мне Стоцкий, но остановиться и перестать плакать не могу. Столько лет… я была уверена, что оказывала первую помощь убийце своего отца, давала показания, проживала эту жуткую ночь в своих кошмарах снова и снова, а теперь должна поверить в принципиально другую версию событий. Где мой папа — вовсе не герой, а преступник. И эта версия, к сожалению, очень сильно похожа на правду, но… я не