Осколки (СИ) - Эльданова Александра
— Ей звонит незнакомый человек с такими вот новостям, еще бы она уверена была.
— Да, ты прав, наверное. Мне тоже странно все это.
— Почему?
— У Андрея может кто-то и был, но не всерьез и ненадолго, так что я рада за него всей душой, но мне немножко странно… Дашка уже не маленькая, поймет.
— У Дашки скоро свои женихи пойдут.
— Уже. Только у нее пока это на уровне баловства и поднятия самооценки.
Прощание на вокзале вышло быстрым и скомканным.
Мелкая не удержалась, обняла меня и шмыгнула носом. Я еще раз пообещала не бросать Андрея и что он обязательно будет звонить, как только разрешат.
Когда поезд двинулся, старший Ольшанский сказал:
— Попросить хочу, — завтра человечка пришлю, а сегодня дома посидите. Дверь никому не открывайте, займитесь чем полезным.
— Обязательно, — серьёзно пообещал Сергей, — Человека во сколько ждать?
— Я утром позвоню. А ты намылился куда-то, что ль?
— На запись. У меня работа есть.
— У всех работа, — вздохнул дядя Игорь, — ладно, постараюсь пораньше человечка прислать. А теперь марш домой и не высовываться.
— Чем полезным займёмся? — спросила я, когда Топольский вырулил со стоянки.
— Есть у меня пара идей, госпожа Лишина.
— Поделишься?
— Покажу, — пообещал Сергей.
— Интрига! Тебе к завтрашней записи готовится не надо?
— Моя партия записана уже. Могу себе позволить немножко расслабится. Но сначала более приоритетные задачи.
— Какие?
— Тебя надо накормить, иначе скоро ветром будет уносить, будешь кирпичи в карманы класть.
— Сережа-а, — протянула я, — Дашка уехала, выходи из роли родителя, я взрослая девочка уже.
— Есть, тем не менее, забываешь.
— Ты вредный и ворчливый.
— Старый пень, ты хотела добавить, — он усмехнулся.
— Не кокетничай. Откуда у тебя вообще такое умение с детьми ладить?
— Идет в комплекте с навыком "Старший брат". Прокачивать можно, когда у твоих друзей появляются дети.
— Интересная история будет?
— Олега спроси — тогда студии еще не было, мы постоянно оказывались без базы, собирались у него репетировать, Инке лет шесть-семь было, поэтому историй вагон и маленькая тележка. Не удивлюсь, если и фотки есть.
До дома мы добрались без приключений. Я разбирала пакет купленных по дороге продуктов, когда позвонил дядя Игорь.
— Предварительные результаты готовы, Саша.
В принципе, он мог и не продолжать — я уже по голосу поняла, что ничего хорошего меня не ждет, но все-таки спросила:
— Не он, да?
— Нет. Не знаю, кого закопали, но по костям значительно старше.
— Спасибо. В принципе, я так и думала.
— Сашуль, ты только не накручивай себя, — попросил старший Ольшанский, — ребята ищут, успехи есть.
— Хорошо, дядя Игорь, я постараюсь, — пообещала я и положила трубку.
— Не он? — задал тот же вопрос, что и я, Сергей.
— Нет. Как-будто кто-то в этом сомневался.
— Я.
— Ты слишком оптимистичен, — усмехнулась я.
Я тоже сомневалась. Надеялась, что это еще одна Димина любовница все устроила, или мать, или инопланетяне, да кто угодно! Кто угодно, лишь бы не Дима. Лишь бы не было доказательств того, что он жив.
Я жираф, я осознала до конца с какой-то заминкой. Не просто услышала, а поняла, что человек, которого я ненавижу, которого когда-то любила, который обещал мне счастливую жизнь, а потом эту жизнь сломал, человек, который бросил меня, расплатившись со своими долгами — живой. Ходит по тем же улицам, что и я, наблюдает за мной. Что именно этот человек чуть не убил Лешку и Андрея.
Это и стало триггером.
Моя истерика правда была похожа на стихийное бедствие. Я рыдала в голос, тряслась и несла какую-то несвязную чушь. Сергей пытался меня обнять и успокоить, достучаться до меня, но я вырывалась и снова захлебывалась слезами. Окончательно я его напугала, когда начала задыхаться.
Хорошего и заботливого Сережу я не слышала, в вот жесткого, способного сунуть меня головой под струю воды, не услышать тяжело. Спасибо, хоть вода не ледяная, а едва теплая — пожалел меня.
— Нормально? Понимаешь кто ты и где?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Мир начал возвращаться в обычное состояние. А вместе с ним неловкость и стыд.
— Холодно, — голос был хриплый и чужой.
— Прости, у меня не было выбора.
— Выйди. Я мокрое сниму, — вода с волос залила футболку и она неприятно липла к телу.
— Принести что-то?
— Нет. Сереж, выйди.
Топольский поколебался, но вышел, а я села на пол. С волос капало, теперь и джинсы вымокли, но вставать я не торопилась — холод воды и кафеля трезвил. Думать не хотелось. О чем? Я пустая, голова пустая и тяжелое чувство отчаянной безысходности. О чем тут думать? Зато можно бесцельно разглядывать швы затирки между узорчатой напольной плиткой — отвлекает и позволяете тянуть время, чтоб не выходить и не смотреть Сереже в глаза.
Я бы так долго сидела, если бы не Топольский, который так и не дождался, и начал опасаться, как бы я чего не натворила.
— Плохо? — спросил он, садясь рядом со мной прямо на мокрый кафель.
— Стыдно, — голос я сорвала, кажется, — ты не должен был вот это все видеть.
— Дурочка, — Сергей вздохнул и притянул меня к себе, — маленькая, глупенькая.
— Все равно стыдно.
— Саш… Я устал повторять — я был у твоего врача, я читал, я консультировался, я целиком и полностью понимал, что будет. Я тебя люблю и принимаю такой, какая ты прямо сейчас, здесь. А ты себя, кажется, никак принять не можешь.
— Не могу, — я уперлась лбом в его плечо.
— И я догадывался, что вся эта неделя по тебе ударит, но я не думал, что так сильно.
— Я тоже.
Топольский вздохнул снова и замолчал. Чем больше я приходила в себя, тем больше понимала, как его напугала. Желание провалиться сквозь землю тоже крепло.
— Саша… — как-то глухо начал Сергей.
Я подняла голову и посмотрела на него.
— Ты… я понимаю, что это эмоции, ты не понимала, что говоришь, но не надо так. Пожалуйста.
— Я тебя обидела?
— Не помнишь?
— Нет. Помню, что-то несвязное несла.
— Ты сказала, что боишься и не будешь без меня жить, — мне показалось, у него даже голос дрогнул.
Я молчала. Мне действительно до одури за него страшно. И жить без Сережи… зачем?
— Не надо об этом думать, хорошо? — продолжал Сергей.
— Я не могу об этом не думать, когда Дима жив. Не мо-гу. Но я не хотела делать тебе больно.
— Ты не сделала. Просто, — на меня он больше не смотрит, теперь Сергея тоже больше интересуют затирка и плитка, — просто сны дурацкие снятся. Никогда раньше не умирал во сне. Вроде, это к долгой жизни, да?
— Сережа, — в груди вдруг похолодело, — это просто сны.
— Да, сны, но на нервы действуют — яркие такие. И твои слова просто на них сверху, вот я и… Ты так и будешь на полу сидеть?
— Удобно, — пожала я плечами.
— Холодно. Давай вставать.
Я встала слишком резко — в глазах потемнело, пол качнулся под ногами.
— Давление упало, — пробормотал поймавший меня Сергей, — пойдем, поспишь немножко. Я с тобой посижу.
— Нет, я не усну. А если усну, то потом буду жалеть.
— Успокоительное?
— Сутки в киселе? Нет, спасибо.
— И что мне с тобой делать? Напоить? — он криво улыбнулся.
— Разве что чаем.
— Пойдем.
Я села за стол, глядя, как Топольский достает с сушилки мою кружку. Меня это в свое время тронуло, что не особо любящий чай Сергей, купил специально для меня полулитровую кружку и чай с мятой.
— Если ты так и будешь смотреть на меня виноватыми глазами, я тебе что-нибудь откушу, — пригрозил Топольский, ставя передо мной чашку с чаем.
— Я и не смотрю.
— Значит, так, — он отошел к подоконнику, вытряс из пачки сигарету и закурил, — ничего сверхъестественного не произошло. Ты устала, я вовремя не понял, что делать. Ты не умеешь просить помощи, а я не всегда принимаю, как именно помочь. Все. Не надо себя грызть, хорошо?