Право на одиночество (СИ) - Шнайдер Анна

– И безответность здесь ни при чём, девочка моя. Любовь – это не двусторонний договор между двумя юридическими лицами. И она не появляется просто так. Если тебе дарят любовь, пока ты не научишься жить с этим чувством и каждый день благодарить небеса за него, не будет тебе счастья. Знаешь, почему, доченька? Потому что счастье надо выстрадать. Только человек, знающий, что такое страдание, ценит своё счастье и благодарит за него Бога. А я… я была неблагодарной, глупой девчонкой, не понимающей, какой ценный подарок от него получила. Ведь многие проживают свои жизни, не ведая, что такое настоящая любовь.

Я молчала. Такие мысли никогда не приходили мне в голову… Но как, как совладать со своим отчаянием, своими желаниями?.. Ведь так хочется обнять любимого человека, а он…

Мама смотрела на меня, улыбаясь. И я понимала – она знает, о чём я думаю.

– Я не говорю, что это просто, девочка моя. Я училась смирению четыре года, сколько понадобится тебе – не знаю. Но клянусь тебе, в тот вечер, когда я поняла всё это, я впервые была по-настоящему счастлива. Я уснула спокойно, уверенная, что теперь всё будет хорошо. Я поняла… Наташа, девочка моя, в тот вечер я поверила Богу – просто так, без всякой причины, поверила в то, что он знает, как будет лучше для меня, и если он подарил мне эту любовь, значит, так нужно.

И знаешь, что самое забавное, милая? В тот вечер Володя понял, что любит меня.

– Как?! – я поперхнулась. Мама рассмеялась своим тихим хрустальным смехом, её глаза лучились.

– Вот так. Я узнала об этом спустя полгода, но тем не менее – именно в тот день, когда я поверила в то, что всё будет хорошо, Володя наконец понял, что всё это время валял дурака. Как я уже сказала, прошло полгода, прежде чем мы стали полноценной парой, поразив этим всех своих знакомых, знающих историю нашей непростой дружбы.

– Мама… – выдохнула я, – скажи… а что ты почувствовала, когда папа тебе в любви признался? Ты, наверное, была очень счастлива?

– Ты удивишься, – она рассмеялась, – но я бы не сказала, что захлёбывалась в счастье. Безусловно, я была рада, но не более, чем в тот день, когда поняла, что всё будет хорошо. Я просто стала спокойнее. Исчезли страхи. И потом – невозможно было любить Володю ещё сильнее, поэтому… поэтому, в сущности, ничего не изменилось. Пойми, доченька, сила твоей любви не зависит от того, есть ли на неё ответ.

Тогда я не поверила маме. Потому что мне казалось – если когда-нибудь Антон признается мне в своих чувствах, я упаду в обморок от радости.

– Но, мама… Как ты могла простить папе всё то, что он тебе говорил? Всё, что он сделал? Четыре года ты была рядом, а он тобой не интересовался! Неужели тебя не унижало такое положение? Как ты смогла простить папу?!

– Девочка моя, все мы ошибаемся. Если ты надеешься, что встретишь в жизни мужчину, который никогда не скажет или не сделает тебе нечто, из-за чего ты обидишься, то ты заблуждаешься. Нет ничего проще, чем расстроить другого человека. В тот день, когда мы с твоим отцом… В общем, когда мы наконец объяснились, все прошлые обиды уже не имели значения. По сравнению с тем, что дала нам эта любовь, то, что он когда-то мне говорил, – просто пыль под ногами. Простить было легко, доченька.

Мама ненадолго замолчала. А затем сказала очень тихо:

– Я знаю, что ты влюбилась, Наташа. Поэтому решила рассказать тебе нашу историю. Пожалуйста, помни об этом. Никакое чувство не даётся просто так. Значит, оно тебе нужно, даже если потом это пройдёт. Поверь мне, доченька.

Я усмехнулась. Тогда я многого не понимала…

Мама встала с кровати, поцеловала меня в щёку и направилась к двери. Уже на пороге она вдруг обернулась и сказала:

– Любовь способна вылечить любую рану, цветочек мой. И если в твоей жизни когда-нибудь случится что-то такое, от чего ты долго не сможешь оправиться, тебе поможет только любовь.

Я лежала в темноте, вспоминая тот вечер, и прислушивалась к биению собственного сердца. Почти не слышно… Может, его у меня вовсе нет?

Мама. Я бы отдала всё что угодно, лишь бы увидеть её, обнять и попросить прощения. Сказать, как сильно я любила их с папой и как я жалею… Жалею о том своём поведении…

С тех пор всё потеряло ценность. Особенно – моя жизнь.

Только после смерти родителей я поняла, зачем мне было нужно то чувство, которое я испытывала к Антону. Во-первых, именно он помог мне выбраться из того болота, в котором я тонула три года назад. А во-вторых… видимо, то была моя первая и последняя любовь.

Впрочем, оно и к лучшему. Слишком это больно – терять близких. Особенно если при этом ты осознаёшь, что виноват в их гибели больше, чем кто-либо другой.

Я беззвучно роняла слёзы на подушку. Нет, мама, ты ошибалась – любовь не может вылечить любую рану… Есть раны, от которых не поможет ничего. И ваша с папой смерть вырвала моё сердце со всеми венами и артериями, заменив его на большую ледышку. Эту рану уже не вылечить…

Плача, я не заметила, как уснула. Во сне я видела маму. Она сидела рядом, на моей  кровати, и гладила меня по волосам. Я чувствовала её запах – запах персиков и весенней листвы… И видела её улыбку – ту самую, по которой я так скучала каждый миг своей никчёмной жизни.

– Любовь способна вылечить любую рану, – прошептала мама, целуя меня в щёку.

А потом всё исчезло.

19

После нашего объяснения Молотов не прекратил меня добиваться, просто теперь он действовал втихаря. Примерно через день я находила на своём столе какие-нибудь подарки – конфеты, шоколадки, открытки со стихами, один раз даже обнаружила плюшевого мишку. Светочка бросала на меня косые взгляды, но ничего не говорила. Некоторые подарки я принимала (конфеты и шоколадки, например), другие возвращала. Вернула и плюшевого мишку.

А в остальном жизнь в издательстве текла своим чередом. Приближались майские праздники, народ предвкушал поездки на дачу и долгожданные шашлыки. И только я унывала, понимая, что все мои друзья будут в отъезде: Антон завис в Париже, снимая каких-то моделей, Аня рванула с очередным хахалем за границу, а Светочку родители попросили помочь на даче.

– Прости, Наташ, – развела она руками, когда я спросила, не хочет ли она встретиться на майских. – Я буду гнуть спину на грядках.

Я вздохнула. Да, безрадостное будущее. Что ж, стоит наведаться в книжный и прикупить себе какой-нибудь литературы на выходные.

Накануне первого мая мы заканчивали в пять часов вечера, но многие уходили и раньше, пользуясь благосклонностью начальства. Я, как всегда, засиживалась. Даже не из-за огромного количества работы… Просто в праздники я чувствовала себя особенно одинокой.

Ровно в пять из своего кабинета вышел Громов. Простился с убегающей Светочкой и перевёл удивлённый взгляд на меня.

– Наташа, – сказал он укоризненно, – твой трудоголизм из достоинства превращается в недостаток. Меру тоже надо знать! Рабочий день закончен, давай я отвезу тебя домой.

Я вздохнула.

– Честно говоря, Максим Петрович, я не слишком радуюсь предстоящим выходным…

– Почему? – спросил он, надевая куртку.

Сначала я хотела ответить, но потом… пожалуй, в последнее время я была слишком откровенна со своим начальником.

– Да так, – я пожала плечами, уставившись в монитор.

– Наташа?

Громов подошёл ко мне, с улыбкой подал руку. Я приняла её и встала со своего места, гадая, что же он хочет сказать, так загадочно улыбаясь.

– Завтра мы с Алисой планируем большую прогулку, – наконец произнёс Максим Петрович. – Может, присоединишься?

Нет, я, наверное, ослышалась.

– Что? – видимо, изумление отразилась у меня на лице, потому что Громов рассмеялся.

– Присоединяйся к нам. У тебя ведь нет планов на завтра? Обещаю, мы проведём хороший день.

Я смотрела на него, не веря своим ушам.

– Максим Петрович, вы уверены? Ваша дочь не будет против?

– Почему Алиса должна быть против? Наоборот, она будет очень рада с тобой познакомиться.