Колыбельная виски (ЛП) - Коул Стиви Дж.

Я хмуро смотрю на него.

Тревор сует ящик с пивом под мышку, открывает свою банку и делает большой глоток.

— Я не могу поверить в это дерьмо. — Делает еще один глоток и рыгает. — Этот ублюдок собирается стать большой шишкой.

— Черт возьми, мы даже не знаем, попадет ли альбом в продажу.

— Брайс-чертов-Тейлор, твою мать! — Тревор покачал головой. — Он сказал, что дело верное, так?

Я пожимаю плечами, и он останавливается, повернувшись ко мне лицом и положив руку мне на плечо.

— Я горжусь тобой, — говорит он, улыбаясь, прежде чем уйти. — Вот, ты больше никогда не услышишь от меня ничего подобного.

Музыка с причала гремит в воздухе, сопровождаемая криками и воплями людей, прыгающих в озеро.

Пирс усеян танцующими, пьющими, целующимися людьми. И пока мы спускаемся вниз по склону к озеру, кажется, что каждый человек, мимо которого мы проходили, смотрит на нас. Придурки, которые мне не нравились, останавливают меня, чтобы сфотографировать, и я начинаю задаваться вопросом, может быть, я не создан для этого дерьма. Я имею в виду, что даже не записал альбом, но для этого маленького городка, тот факт, что я собирался в Нэшвилл — тот факт, что встретил Брайса Тейлора и спел один трек для его следующего релиза, ну, этого было достаточно. Я стал для них знаменит.

— Черт, — говорит Тревор. — Это безумие!

— Да уж.

Когда мы добираемся до пирса, Бенджи вскарабкивается на один из столов для пикника, складывает ладони рупором и орет во всю глотку:

— Эй, мудачье! — Толпа не успокоилась. — Эй! Эй, заткнитесь, вашу мать!

— Какого черта он делает? — спрашиваю я Тревора. Он только качает головой и залпом допивает пиво.

— Эй! — Бенджи хлопает в ладоши и свистит. Почти все оборачиваются и смотрят на него. — Наконец-то, бл*дь! — Он прочищает горло и указывает на меня. — Вы все знаете Ноя Грейсона, верно?

Все смотрят в мою сторону.

— Ну, сегодня его последняя ночь в маленьком Рокфорде, штат Алабама, если кто-то не в курсе, он убирается отсюда к чертовой матери! — Бенджи поднимает банку с пивом, и все следуют его примеру. — Ну, твое здоровье, ублюдок. Сделай так, чтобы мы все гордились тобой, — он ухмыляется и пьет.

Все кричат, прежде чем залпом осушить свои напитки. Бенджи спрыгивает со стола, и все столпились вокруг меня, как мухи на дерьме. Каким-то образом, сквозь толпу людей, я замечаю Ханну, стоящую на краю пирса и пристально смотрящую на меня.

Черт, я должен пойти поговорить с ней…

Но люди дергают меня, делают селфи, рассказывают, как удивительно, что мои мечты сбываются. Эти люди ни хрена не знают меня, я никогда не мечтал стать знаменитым, потому что никогда не верил в себя настолько, чтобы выдумывать такую чушь. Я просто благодарю их и киваю, затем принимаю пиво и рюмки, которые они пихают в мою сторону. Час спустя, я уже в хлам подписываю сиськи какой-то девушки, пока затуманенным зрением пытаюсь увидеть Ханну где-то в толпе.

Тревор хлопает меня по спине, а девушка с обнаженной грудью обнимает меня за плечи.

— Вот это и есть гребаная жизнь! — бормочет он невнятно. — Жизнь. — Протянув руку, щипает девушку за сосок.

Мигают вспышки телефонов, и девушка наклоняется к моему уху, потирая мой член под джинсами.

— Я так сильно хочу тебя трахнуть.

Улыбаясь, я немного отстраняюсь.

— Нет, не хочешь.

— Очень хочу. — Она языком скользит по моему горлу, и группа парней, стоявших передо мной, отступает, открывая Ханну, наблюдающую с другого конца пирса. Наши взгляды встречаются. Взрывается еще один фейерверк, красный цвет пляшет на ее лице. Ее ноздри раздулись, и она закатывает глаза.

— Ладно, хватит, — говорю я, высвобождаясь из объятий девушки.

Делаю несколько шагов, спотыкаясь, и пытаюсь сохранить равновесие. На секунду я думаю, что должен пойти за Ханной. Взять ее за руку и обнять. Поцеловать ее. Черт, может быть, сказать ей, что я не постирал подушку, на которой она спала, потому что она все еще пахла ею.

Но я этого не делаю. Я просто смотрю на нее, пока она не отворачивается и не идет к одному из домов.

Я сказал Ханне, когда мы впервые встретились, что она в конечном итоге возненавидит меня, и по ее взгляду, который она только что бросила на меня, я почти уверен, что она это сделала.

38 

НОЙ

ОСЕНЬ 2016 ГОДА

Беру себе еще пива и переворачиваю страницу.

Я заблокировала тебя на Facebook на следующий день после вечеринки четвертого июля. В тот день, когда ты уехал в Нэшвилл, потому что я не нуждалась в искушении. Было слишком легко нажать на твою страницу и посмотреть на твои фотографии. Но то, что я заблокировала тебя, не имело значения, ты был везде. Парень из маленького городка США, который взлетит до небес к славе, был у всех на устах. Боже, я видела тебя в передаче «Доброе утро, Америка» и в шоу Эллен Дедженерес. Еще были таблоиды в очередях к кассам. Всякий раз, когда появлялась твоя фотография с очередной предполагаемой интрижкой, моя кожа начинала гореть. Я не могла не представить, как ты целуешь какую-то другую девушку, теребишь ее волосы, рассказываешь ей, как с ней хорошо.

Я ненавидела быть такой девушкой.

Она никогда не была такой девушкой. Черт, я трахнул девушку только один раз после нее, и даже тогда, все, о чем я мог думать, была Ханна, так какой в этом смысл? Бессмысленный секс утратил свой блеск.

Каждая песня, Ной. Каждая песня, казалось, была написана о нас. С другой стороны, они могли быть написаны для любой девушки из Рокфорда, так ведь? Уверена, что ты водил кучу девушек на то пастбище, в аэропорт. Уверена, что многие из них засыпали в кузове твоего грузовика. Возможно, ты залезал на дерево каждой из тех девушек, но одна-единственная песня, я знаю, моя, потому что ты написал ее для меня. Если только это тоже не было ложью.

Тоже? О чем я ей солгал? Я не врал ей, черт возьми. Ни одной чертовой вещи. Делаю еще один глоток, прежде чем вернуться к письму.

Когда я впервые услышала эту песню по радио, то не была готова. О, это послало поток воспоминаний, бушующих во мне, вспенивая эмоции, которые я так старалась держать надежно запертыми. Я вспомнила, как ты пахнешь, какой теплой была твоя кожа на моей. Это было похоже на пятьдесят ударов плетью прямо в мое сердце, и все это заставляло меня чувствовать стыд. Стыд за то, что я поддалась на всю ту милую ложь, которую ты мне рассказывал своими поцелуями. За то, что я верила в то, как ты прикасался ко мне, имело хоть какой-то смысл. Я не знаю, что беспокоило меня больше: то, что ты обманул меня, или то, что я обманула себя.

Знаешь, как трудно было забыть тебя, когда даже не могла от тебя убежать? Я имею в виду, что вычеркнула тебя из своей жизни... и каждый раз, когда вижу твое лицо, я сомневаюсь, правильно ли поступила, что никогда не говорила тебе об этом. Я чувствую этот укол неуверенности в себе, глупости за то, что так легко влюбилась в тебя, хотя ты предупреждал меня, что я тебя возненавижу. Ты ведь знал, правда, Ной? Можно сказать, что я была более увлечена тобой, чем ты когда-либо мог быть увлечен мной. Но ты просто не мог сказать мне этого, потому что нуждался в любви. Я не могу винить тебя. Ты чувствовал себя покинутым большую часть своей жизни, так что, как бы мне этого ни хотелось, я не могу винить тебя за то, что ты позволил мне любить тебя. Я заставила тебя чувствовать себя хорошо. Ты заставил меня чувствовать себя в безопасности.

Я помню, как думала, что все, чего я хотела, это доказать тебе, что ты достаточно хорош — я любила бы тебя, если бы ты позволил мне, но я была недостаточно хороша, и ты доказал это, когда даже не боролся за меня.