Анна Берсенева - Женщина из шелкового мира
— Ну как? — услышала Мадина. — Живая?
— Ага… — пробормотала она, не понимая, кому отвечает. — А… что такое случилось?
— Так ведь и я не прочь бы понять. Ты случайно не отравилась? От любовного горя?
— Нет, — едва шевеля языком, проговорила Мадина. — Я, кажется, заболела. Голова болит… И все болит…
Она почувствовала у себя на мокром лбу сухую ладонь. Ладонь была страшно холодна. Или это лоб у Мадины был страшно горяч?
— Да у тебя же температура за сорок! — услышала она. — А я-то воды на тебя набрызгала, дура! Ну-ка давай в кровать. Ты лекарства какие-нибудь принимаешь?
— Нет, — с трудом выговорила Мадина.
— А врача хотя бы вызывала?
На этот вопрос Мадина уже не могла ответить. Схватившись за руку высокой женщины, которая стояла перед нею — как ее зовут, эту женщину, кто она вообще? нет, не вспомнить, — она поднялась с пола и, пошатываясь, дошла до кровати. Как она упала на эту кровать, как, сотрясаясь от непрекращающегося озноба, накрылась одеялом, этого Мадина не то что не чувствовала уже, но даже не помнила.
— У тебя, может, от нервов горячка приключилась? — услышала она. — Да нет, на дуру ты вроде не похожа. Ладно, что зря рассуждать? Пусть врач разбирается.
Все, что происходило дальше, Мадина помнила лишь короткими вспышками. Все они оказывались связаны только с чем-нибудь физически ощутимым — например, с тем, что стетоскоп, которым выслушивал ее врач, был холодный, или с резким запахом лекарства, которое зачем-то пришлось выпить, или с крепким духом водки, которой обтирала ее спину и грудь какая-то пожилая, с мягкими руками, женщина…
Сознавать что-либо, кроме физических примет реальности, Мадина стала не скоро.
И когда наступил день, начало которого она смогла осознать именно как начало, как утро, — она даже удивилась. Возвращаться в обычный мир было странно и как-то не очень радостно.
День начался с появления Ольги. Теперь-то, окончательно придя в сознание, Мадина сумела вспомнить, как ее зовут и кто она такая. Вспомнить это было так же нерадостно, как и осознать себя частью бессмысленного, непонятно зачем существующего мира.
— Ну что, очухалась? — спросила Ольга, едва войдя в комнату и даже не успев поздороваться. Или она и не собиралась этого делать? — Можно Анну Семеновну отменить?
— Какую Анну Семеновну? Здравствуйте, — проговорила Мадина.
— Да, привет. Сиделку. Она через два часа должна прийти. Но, по-моему, ты уже и без нее обойдешься.
— Конечно! — воскликнула Мадина. — Здесь что, сиделка была? Но зачем?
— Ну не мне же было за тобой ухаживать, — усмехнулась Ольга. — У меня ни опыта, ни, извини, желания. А сама ты себя обслуживать не могла. Ты хоть соображаешь, что чуть на тот свет не отправилась?
— Но почему?.. — снова глупо пробормотала Мадина.
— Какой-то хитрый грипп. Где ты его подхватила, непонятно. Что-то вроде испанки, — объяснила Ольга. — Читала про такую болезнь? В Гражданскую войну была. Ну да, ты наверняка читала. У тебя же тут книг и книг!
За полгода, которые Мадина прожила в квартире на Чистых Прудах, она в самом деле успела собрать здесь целую библиотеку. Она не привыкла жить в отсутствие книг и чувствовала себя без них неуютно, поэтому чуть не каждый день ходила за ними в книжные магазины на Лубянке, или на Тверской, или на Новом Арбате, да и из дому кое-какие, особо любимые, привезла, ту же «Волшебную гору», например.
— Извините… — пробормотала Мадина. — Я в ближайшее время уеду.
— Да ладно, — махнула рукой Ольга. — Не забивай голову ерундой. Приходи в себя. Куда тебе спешить? Или у тебя где-нибудь дети по лавкам плачут?
— Нет, — невесело усмехнулась Мадина. — Никто у меня нигде не плачет.
— Ну и прекрасно. Отдыхай.
— Но… — начала было Мадина.
— Без «но», — тоном, не терпящим возражений, заявила Ольга. — Об Аркашкиной недвижимости беспокоишься? Не стоит волнений. Ни недвижимость, ни он сам.
То, что она говорит о своем муже безразлично-насмешливым тоном, не могло обмануть Мадину. Она видела, что Ольга вовсе не так равнодушна ко всему произошедшему, как хочет показать. Ее самообладание вызывало уважение.
Как бы там ни было, а освободить жилплощадь в ближайшее время все равно не представлялось возможным. Хоть выздоровление и началось, но происходило оно не быстро. Только назавтра после того, как к ней вернулось сознание, Мадина смогла сама пройти в дальний закоулок, где была оборудована кухня, и заварить себе чаю. А есть ей захотелось вообще лишь через два дня, но зато захотелось так сильно, что она ела не останавливаясь, будто не в себя; так назвала это Ольга.
Та приезжала каждый вечер и каждый вечер привозила еду. Когда Ольга в первый раз втащила в квартиру два битком набитых пакета, Мадина попыталась отказаться и даже возмутиться. Но эта ее попытка не произвела на Ольгу ни малейшего впечатления.
— Брось глупости, — сказала она. — От гриппа не померла, так от голода помереть собираешься? Так сильно по любовнику страдаешь?
— Не так сильно. — Мадина невольно улыбнулась Ольгиной бесцеремонности. — Даже совсем не страдаю.
— Отрадно. Значит, голова на место встала.
— Да она у меня вообще-то никогда с места и не сходила, — пожала плечами Мадина. — Я имею в виду, когда я…
Тут она все-таки смутилась. Бестактно ведь было напоминать Ольге о том, что муж был ей неверен.
Но Ольга, кажется, относилась к этому иначе.
— Про тебя мне все понятно, — сказала она. — Да и что уж ты такого сделала? Мужчина видный, богатый, щедрый, неженатый — почему нет? Вот он в этой ситуации — подлец. Но ты к этому отношения не имеешь.
— Почему же? — пробормотала Мадина. — Все-таки имею.
— Не имеешь, — жестко отрезала Ольга. — Это была его личная подлая фантазия. И он ее осуществил.
— Какая фантазия? — не поняла Мадина.
— Иметь красивую и умную любовницу. При наличии красивой и умной жены. В том-то и подлость!
Все-таки она разволновалась в этом разговоре. И самообладание ей изменило. Мадина сидела на кровати, а Ольга в другом конце комнаты, в кресле возле стеклянного столика. И даже с немаленького расстояния, на котором происходил их разговор, видно было, как сверкнули каким-то сильным чувством ее яркие синие глаза и алым огнем полыхнули щеки.
— Конечно, у него и раньше бывали романы, интрижки, просто перетрах на бегу. — Ольга встала, нервно заходила по комнате. — О некоторых я знала. Но не придавала этому значения. Ну не дура же я, понимаю, что, если мы с ним в восемнадцать лет поженились, не может такого быть, чтобы за всю остальную жизнь ему не захотелось новых сексуальных впечатлений. Но каждый раз это были вот именно новые впечатления, понимаешь? Просто — но-вы-е! — в этом была их суть. То девочки-припевочки, то секретутки, то просто откровенные проститутки, чуть не уличные… Однажды негритянка даже была, он к ней в Лондон пару раз летал — экзотики захотелось. Но все это было разнообразие впечатлений, больше ничего. И я это понимала и даже, скажу тебе, уважала. В конце концов, каждому хочется разные возможности в этой жизни попробовать, и глупо же себе в этом отказывать. Зачем — чтобы потом жалеть? Но когда ты появилась…
