Обжигающая грань (СИ) - Верная Карина

Не могу объяснить почему, но в последнее время в голове слишком часто всплывает наша первая встреча с Ильёй.

Как сейчас помню тот день, когда после вечерней смены и бессонной ночи над рефератом по агрохимии накануне, я сдуру согласилась выйти на работу ещё и с утра.

Настроение было мерзопакостным, усталость валила с ног, а язвительные комментарии коллег по поводу моей заторможенности и помятого внешнего вида разбередили раздражительность и желание убивать. Но я держалась паинькой — почти не огрызалась, упорно напоминая себе зачем я там нахожусь.

Мне нужны были деньги не только для того, чтобы прокормиться самой, но и на содержание больного отца. Того самого человека, от которого я за всю жизнь не получила ни копейки, ни похвалы, ни доброго взгляда. Того, который за все девятнадцать лет со дня рождения дочери, ни разу не обнял её и не назвал по имени.

Утешая себя тем, что до конца смены осталось недолго, я рассчитывала, что рой голодных клиентов скоро рассосётся (так как обеденный перерыв у всех заканчивался), и можно будет спокойно отсидеться (вздремнуть) в подсобке перед последней парой в универе, на которую, кровь из носу, нужно было попасть.

Мои столы опустели, и я, наспех убравшись, собралась осуществить задуманное. Но не успела выйти из зала, как в кафе заявились два высоких пижонистых парня и, высокомерно осмотревшись, вразвалочку направились прямиком к окну.

«Ненавижу! — вспылила я тогда про себя. — Неужели нельзя было сесть за стол Анжелки?!»

Сердито скрипя зубами, сделала вид, что не заметила этих самовлюбленных мажоров и скрылась по нужде в служебном помещении. Однако, очень скоро была выкурена оттуда нашим бесячим администратором Андреем.

Заносчивые, смазливые, уверенные в своём бесспорном совершенстве парни всегда вызывали у меня двоякие чувства.

С одной стороны, они, в большинстве своём, тупоголовые рельефные придурки, умеющие грамотно пускать пыль в глаза и очаровывать женщин. Ценности, цели и желания у таких, мягко говоря, поверхностные.

Но, с другой стороны, меня, как девушку, всегда задевал их смотрящий-сквозь-меня взгляд. Я, безусловно, осознаю, что эффектная внешность — не мой конёк, но и страшилой себя не считаю. Если бы не этот отвратный шрам, перетягивающий на себя внимание, то у меня вполне приятные черты лица.

Бабушка с детства уверяла, что я бойкая, неординарная и миловидная девочка, предсказывая огромную очередь из парней, которых она будет гнать в шею, пока не увидит достойного своей чудесной внучки.

Уверена даже, что я нравилась нескольким одноклассникам в школе. Но после того, как в двенадцать лет на моей левой щеке появился хорошо заметный, отталкивающий шрам, все поклонники бесследно испарились.

И в универе, конечно же, признанные мачо, даже при внезапном лобовом столкновении со мной, равнодушно, иногда пренебрежительно, отводили глаза, не удостоив и секундой царского взгляда. Они, как люди, меня совершенно не интересовали, но такого рода отношение со стороны лиц мужского пола расковыряло добротную дыру в и без того посредственной самооценке.

К чему я веду? Илья и его приятель показались мне тогда повзрослевшими вариантами подобных альфа-самцов, зацикленных на собственной напускной неотразимости.

Олег (имя узнала позже), глядя на меня, брезгливо кривился и грубо высказывался, будто я не официантка в кафе, а его персональная служанка, обязанная терпеть нападки и недовольство любого характера.

Илья вёл себя более сдержано, но его мимика с лихвой выдавала антипатию. А издевательская насмешка в глазах и самодовольная улыбочка на губах, адресованные мне напрямую, усилили раздражение больше, чем откровенное хамство со стороны его дружка.

Я мысленно представляла, как поочередно надеваю на головы этим напыщенным типам тарелки с едой, когда остановилась у их стола с подносом, в котором оставался только гаспачо.

Под снисходительным взглядом Ильи подцепила пальцами посудину, подняла верх, поднесла ближе к парню, а она — бац и выскальзывает, щедро угостив светлую рубашку Ильи своим ярко-красным содержимым.

Чёрт! Вы бы видели его лицо! Это уморительное зрелище просто непередаваемо.

Первые пару секунд я не без удовольствия наслаждалась опешившим, по-детски растерянным видком парня, и только потом до меня дошло — это конец.

Илья так громко разорался на весь зал, что сбежались все, кому не лень.

Я уже в уме прикидывала, может ли человек месяцами питаться одними лишь бич-пакетами и мысленно строчила текст завещания, но вдруг произошло невообразимое — пострадавший неожиданно стих, глубоко вдохнул и ни с того ни с сего заступился за меня, отказавшись от всех претензий. Представляете?!

Пусть это попахивало банальной жалостью к низшему сословию (именно такое сравнение в тот момент я прочитала в глазах Ильи), но такой широкий жест поразил меня до глубины души, заставив почувствовать себя ужасно виноватой перед ним. Да и моё мнение относительно таких парней дало свою первую слабую трещину. Ведь тогда я ещё не знала, что судьба сыграет с нами злую шутку, и Илья окажется исключением, не вписавшимся ни в одно моё убеждение.

Позитивный летний трек, принудительно перекинутый мне Лилей и оповещающий о её входящем вызове, возвращает мою реальность прямиком на твёрдую металическую скамью посреди зала ожидания.

Упс! Из-за своего невменяемого состояния я совсем забыла ей позвонить.

По причине непрекращающегося гула вокруг, мне сложно собрать мысли в кучку, но отклонять или игнорировать звонок от подруги, как показывают годы нашего общения, бесполезно. Она просто угробит мне зарядку до того, как я сяду в поезд.

Прочистив горло, пытаюсь придать голосу позитивное звучание, чтобы не выслушивать тираду о том, как от нашего настроения, посылаемого во Вселенную, зависит всё, что происходит с нами в дальнейшем.

— Привет! Чего так долго не звонишь? Встретились? Как он? А что ты? Рассказывай скорее, я просто сгораю от любопытства! — тараторит в трубку без остановки.

— Я домой возвращаюсь. Сейчас на вокзале жду поезд.

— Ой… А чего так? Накрыли? Не получилось с ним пересечься?

— Получилось, только он был совсем не рад моему появлению…

— Прогнал, что ли?

— Нет, но слушал неохотно. К тому же, он уже всё знал про Ваню.

— Так, а про себя ты сказала? Что извиняешься за всё? Что была круглой дурой? Что скучала по нему и за столько времени не смогла выкинуть из головы? Что любишь его?

— Вообще-то, я только извинилась, как и планировала. А остальное — это твои фантазии…

— Ой, мне-то не ври, ладно? Ты искренне улыбаться начала только тогда, когда собралась к Илье ехать. До этого почти два года ходила как приведение безликое.

— Ну, спасибо! Давай дома поговорим. Я завтра уже…

— Подожди, подожди! Он выслушал твои извинения и сказал: «Всё, пока!» Я правильно понимаю?

— Не совсем. Но он был очень холоден со мной и торопился быстрее отвязаться…

— Как вы попрощались? Ты сказала, что возвращаешься домой, а Илья: «Окей! Счастливо!» Так?

— Нет. Его куда-то срочно вызвали. Он попросил дождаться или оставить свои контакты, но я сбежала. Поэтому что это было унизительно, его поведение…

— Ты, прости, что сделала? Он просил дождаться его, а ты трусливо свалила?

— Да, ушла с офиса. А какой смысл докучать и навязываться человеку, который тебя даже не сразу узнал?

— Венера, чёрт бы тебя вразумил! Илья бы не стал просить остаться, если бы не хотел больше видеть. Аууу! Приём! Завязывай сейчас же со своим обидками-придирками и нормально с ним объяснись. Если пошлёт, то значит всё…

— Не буду я…

— Нет, будешь! Он, после всего, что было, два, целых два раза к тебе приходил, наступая на гордость и прочее, а ты один раз сунулась и сдалась? Сейчас же сдавай билет и звони Илье!

— Да поздно уже… Он другим стал. Времени столько прошло… И не факт совсем, что чувства были у него… К тому же, я ведь рассказывала тебе, что тоже хотела тогда поговорить с Ильёй, после визита к папе в посёлок, а у подъезда застала парня в объятьях какой-то рыжей красотки…