Кассандра Брук - Прикид

Я услышала, как часы пробили два.

Так какова же она, моя ситуация?.. О нет! Только не начинать сначала! Надо отключиться. Надо поспать. Но я не могла спать. Не получалось. Я хотела Джоша, меня даже тошнило от того, как я его хотела. Но, Боже мой, если я не посплю хоть немного, я же вырублюсь завтра вечером после первого же бокала вина.

Спать, Анжела, спать! Ради Бога, усни наконец!

Я все больше возбуждалась и злилась, пытаясь заставить себя уснуть, затем услышала, как часы пробили три.

К моему изумлению, они почти тут же пробили снова, на этот раз – восемь. Я приоткрыла один глаз. В комнату пробивался свет. Я никак не могла сообразить, где нахожусь, прошла ли уже ночь с Джошем, которой я так жаждала и боялась. Сны о нем отделяли меня от реальности.

Я заморгала и окончательно открыла уже оба глаза. На меня смотрел Ральф. Я так и сжалась. А что, если сны и мечты о Джоше отражаются у меня на физиономии? Что, если я говорила во сне?.. Ужас!

– Ты чего это вся извертелась? – заметил он, не спуская с меня глаз. – Заболела, что ли?

Во рту у меня пересохло.

– Да нет, просто жарко было, – пробормотала я.

И не слишком покривила душой.

Затем Ральф заговорил о «Дяде Ване». Он был возбужден и страшно нервничал. До премьеры оставалось две недели. В течение всего ноября театр будет играть спектакль в Вест-Энде, но премьера должна состояться в Брайтоне. Ральф расхаживал по комнате и говорил, говорил. Уже окончательно проснувшись, я пыталась слушать, изображала заинтересованность. Он был уверен, что с этой роли в его карьере снова начнется взлет. Отныне все пойдет просто прекрасно. Люди уже говорят, что после Оливье никто не исполнял роль Астрова столь вдумчиво и интеллигентно. Я издавала звуки одобрения. Да, конечно, я буду на премьере, обязательно. А после можно пойти пообедать, верно? И я останусь у него в гостинице на ночь. И нам подадут завтрак в номер с видом на море. Ну разве не замечательно?

Ральф рассмеялся:

– Ты так говоришь, точно у нас роман. И предстоит провести ночь в гостинице в Брайтоне.

Я растерянно заморгала и не нашлась, что ответить.

Было уже поздно. Я быстро одевалась. Магдалена готовила завтрак. Лучше бы она этого не делала – мне хотелось придать сегодняшнему дню особый, неземной оттенок. Готовя, она напевала что-то по-португальски, чудовищно фальшивя при этом. Как заставить ее заткнуться? Мало того, недавно она открыла для себя такое блюдо, как каша. То было роковой ошибкой. Не знаю, что она с ней делала, но всякий раз, когда подавала на стол, блюдо походило на куски мертвой медузы. Оно тряслось, как желе, когда она ставила перед нами тарелки. Обычно кашу осмеливалась есть только Рейчел, но, поскольку она была в лагере, Магдалена, видимо, решила, что мы должны взять на себя хотя бы часть ее страданий. Ральф был слишком хорошо воспитан, чтобы отказаться, я слишком нервничала. Кроме того, я боялась обидеть девушку. А что, если она вдруг взбрыкнет и уволится, унеся с собой ключи к моей двойной жизни?..

Я сделала над собой усилие. Надо собраться с мыслями. Алиби на вечер и ночь было лживым лишь наполовину, ну… на три четверти. Четверть правды заключалась в том, что один знаменитый модельер устраивал демонстрацию своей новой коллекции в Кентербери. Там он жил. Вход строго по приглашениям. И я попала в число избранных. Приглашение принес в магазин специальный посыльный, и я тут же вспомнила имя человека с внешностью Ивана Грозного, который как-то раз, зайдя в «Прикид», заставил меня примерить паутинку без лифчика, а потом без каких-либо видимых причин подарил ее мне. И Джош выбрал именно этот момент и заглянул тогда в дверь. Смущение и стыд, испытанные мною при этом, до сих пор были живы в памяти. И имя модельера – Данте Горовиц – тоже.

Три четверти лжи заключалось в том, что я сказала Ральфу, будто показ состоится поздно вечером, поэтому мне придется провести ночь в Кентербери. На самом деле показ был назначен на двенадцать дня, вот почему я так торопилась, глотая куски медузы, приготовленной Магдаленой, и размышляя о том, как бы и с чем скормить затем эту еду Фатве.

– Еще не знаю, в какой гостинице остановлюсь, дорогой, – сказала я Ральфу. – Ты в любом случае приедешь с репетиции поздно, так что нет смысла звонить. Увидимся завтра.

Я была потрясена тем, как хладнокровно и гладко могу лгать.

Ральф кивал, мысли его были целиком заняты «Дядей Ваней».

Затем я поднялась наверх собрать вещи. Вынула из шкафа соблазнительный туалет номер один – то самое платье, которое испытала на Ральфе несколько недель назад. Причем с таким успехом, что это едва не вернуло наш брак к исходным позициям. Платье от Сони Рикель, достаточно скромно прикрывавшее живот и с коротенькой черной юбочкой, расшитой золотыми бабочками. Гейл, настоявшая, чтоб я надела его тогда, прекрасно понимала, что я надену его и сегодня, пусть даже совсем ненадолго. Ведь не зря же она не далее как вчера заявила, что считает себя прирожденной сводницей, и при этом еще так многозначительно покосилась на меня. Что несколько противоречило ее неоднократным призывам: «Будь осторожна!»

У меня не было ни малейшего намерения быть осторожной, и Гейл это понимала.

Может, она имела в виду совсем другое? «Не упади, не споткнись»? Но как прикажете соблюдать осторожность, если у тебя роман и ты собираешься отдать себя возлюбленному всю без остатка? Ведь роман – это не капиталовложение, когда делаешь взносы и знаешь, что основной капитал остается нетронутым… В любом случае я уже не ребенок. Не новичок. И вовсе не собираюсь бросаться к ногам Джоша со словами: «Бери меня, топчи ногами. Люби меня, или я покончу с собой!» Мне уже почти двадцать девять. У меня есть муж, у меня есть дочь. У меня наконец есть своя жизнь, которая столь чудесно преобразилась и станет совсем полной, если у меня будет и любовник. Мужчина, который будет обожать, желать, трахать меня, смеяться вместе со мной! Двойная жизнь без всякого чувства вины, взаимных обвинений, требований верности. Итак, я отдаю себя в руки Джошу… Почему бы нет?

Но, Анжела, тут же спросила я себя, как, интересно, это у тебя получится?

Я не знала и не хотела знать. Хотя бы сегодня предпочитаю витать в облаках.

И с этой мыслью я снова полезла в шкаф. И достала серую паутинку, подаренную Данте Горовицём. У меня ни разу не хватило смелости надеть ее. Но, возможно… возможно… когда Соня Рикель с золотыми бабочками проделает подготовительную работу, затем, уже за кофе и бренди, я смогу удалиться в ванную, раздеться, накинуть эту паутинку, и ничего больше на мне не будет… И я уже чувствовала прикосновение рук Джоша, нежно стягивающих с меня эту паутинку, видела, как она бесшумно оседает на пол. А потом на пол летит его одежда. А потом…