Катрин Гаскин - Дочь Дома
Она слышала тихое звяканье ложек о чашки, наблюдала, как собаки подошли, чтобы выпросить последний кусок пирога. Шила и Том вели беседу; слышались имена людей, с которыми они встречались в Кулнейвене. Мора видела, как приятно Тому вернуться сюда, где шел разговор о знакомых вещах… Она впервые поняла, как мудро он поступил, проведя четыре года в Лондоне. Его любовь к Джине не была забыта, но стала удаленной, а Ратбег явился местом, куда можно вернуться с радостью, местом, чем-то милосердно отодвинутым от сердечной боли тех лет. Мора понимала, что Шила тоже была рада, что он вернулся, — как была бы рада, если бы после долгого отсутствия вернулся Гарри. Но Том был ей ближе по возрасту, и он был братом Гарри.
Джеральд щелкнул пальцами, подзывая собак, но их интересовала только Шила. Они время от времени поднимали головы с лап и преданно смотрели на нее. Когда она встала, чтобы поискать сигареты, они бросились следом, а когда снова села, улеглись рядом с хозяйкой, неподвижные и красивые, словно запечатленные кистью художника.
Мора, прислушиваясь к Шиле и Тому, ощутила желание присоединиться к их разговору. Темой было все то же прошлое, а она была лишь частью будущего. Мора подняла глаза на Джеральда, и он каким-то образом понял ее беспокойство:
— Шила, можно мне показать Море трофеи? Мне кажется, она еще не видела их.
Шила посмотрела на них:
— Разумеется. Но, я надеюсь, вы не заскучаете?
Джеральд встал:
— Когда я начну рассказывать о каждом из них, она не сочтет это скучным.
Он повел ее по длинному коридору, одна сторона которого была уставлена стеклянными ящиками. Там находились щиты и кубки, сиявшие так, словно были начищены вчера.
— Вероятно, так и было, — ответил Джеральд, когда рассказывал об этом. — Маргарет не выносит беспорядка. У нее до смешного небольшой штат прислуги, пригодный для уборки лишь двух комнат, но она все равно не желает запирать те, которыми не пользуются. Очень глупая женщина, как я часто ей говорю.
Он не пытался давать объяснения о трофеях, но медленными шагами, заложив руки за спину, подошел к высокому окну в конце коридора. Мора присоединилась к нему. Память ей не изменила.
Мора увидела, что не хватает нескольких кедров у края лужайки. Но теперь были лучше видны парк и молодые лошади, мокрые и темные, стоявшие под сенью вязов. Косой дождь резко выделялся на фоне синевы кедров. Море начало казаться, что, может быть, именно этот дождь и рано наступивший вечер вызвали чувство болезненной апатии, поразившей дом.
Джеральд прочитал ее мысли, словно она произнесла их вслух.
— Ты, несомненно, увидела перемены? — Он смотрел на лошадей.
— Не сразу, — сказал она. — Вспомните, ведь я бывала в Драмноке не более трех раз. Тут было полно народу, и многое было не так, как теперь, когда леди Маргарет больна.
— Да, многое можно отнести на счет болезни, но не то чувство, какое ныне присуще этим местам. Тут так грустно для Шилы…
Он положил руку на подоконник:
— Рассказывал ли тебе Том о смерти ее отца?
— Том упоминал, но без подробностей.
— С тех пор прошло больше двух лет. Он вел машину из Дублина и врезался в парапет моста. Это была утрата для всех нас. Как-то всегда представляется, что, если такому человеку, как Ричард, суждено погибнуть насильственной смертью, то это должно случиться во время охоты или на войне. Но мы не были удивлены, когда узнали всю правду. Я полагаю, что начало этому было положено самим Ричардом и Маргарет. Они всегда тратили слишком много денег… Его отец нажил состояние при эксплуатации английских угольных шахт, а ее семейство, я думаю, имело очень мало. Тут не стеснялись в расходах… Я не знаю, как шли у них дела во время войны. Полагаю, как и у большинства из нас. Не знаю, много ли осталось от угольных акций… Хотя со всем этим покончила национализация. Но они никогда не снижали своего уровня жизни, и внезапно Ричард обнаружил, что ему нужно больше денег, чем у него есть. Он вложил все, что имел, в золотые рудники в Южной Америке. Они прогорели, о чем он узнал в тот день в Дублине. Я полагаю, что в тот скверный зимний вечер, возвращаясь в Драмнок, бедняга не полностью владел своим рассудком. Прошло много времени, прежде чем они узнали, как мало у них осталось средств… Маргарет уволила несколько слуг и прожила те деньги, какие остались. Шила знала о лошадях почти столько же, сколько знал ее отец. Она продолжала извлекать из этого все, что могла. Я думаю, они собирались продать Драмнок и заниматься только конюшнями. Хотя в действительности никогда на это не пошли бы. Полный крах наступил, когда Маргарет узнала от врача о своей болезни. Сначала Шила испугалась и пришла ко мне. Но она привыкла принимать решения самостоятельно и сказала, что сохранит дом, пока мать жива. Я полагаю, что она права. Но это чертовски тяжело для нее. К тому же девушка не оправилась после смерти Гарри. Но в таких обстоятельствах женщины действительно проявляют мужество. Твоя мать тоже была мужественной женщиной, Мора. Я хорошо ее помню, хотя видел только один раз.
Джеральд молча смотрел на дождь. Она видела его взгляд, устремленный в прошлое. О чем он думал? О Шиле и Гарри, или о женщине, лежавшей наверху?
Он резко повернулся:
— Давай вернемся в комнату, моя дорогая.
IV
Мора услышала шаги Джеральда по коридору. Она положила перо и стала ждать, когда он войдет.
— Ты здесь, Мора? — услышала она голос дяди.
— Входите.
Он остановился на пороге:
— Прости, что врываюсь к тебе, моя дорогая. — Он указал на лежавшие перед ней бумаги. — Только что по телефону со мной говорила Маргарет Дермотт. Ей бы хотелось увидеть тебя.
— Ей лучше?
— Лучше, чем вчера. Она на ногах и, по-видимому, достаточно хорошо себя чувствует, чтобы повидаться с тобой.
— Да, но…
Он мягко спросил:
— Тебе не хочется ехать, Мора?
— Не то чтобы не хочется. — Она отодвинула в сторону стул и встала, все еще не глядя на него, нерешительно перекладывая бумаги. — Это не так, — сказал она. — Я не хочу ехать, потому что слишком многое там должно произойти. Мне больно думать о Шиле, на которую обрушилось все это.
— Это будет добрый поступок, — сказал он. — Маргарет редко хочет видеть кого-то. Она говорит, что помнит, как ты приезжала в Драмнок когда-то. Она, по-видимому, боится, что ее не будет в живых, когда ты приедешь в следующий раз… Хотя Бог наверняка не приберет ее так скоро. Поэтому, может быть, как раз хорошо…
— Да, — сказала Мора. Потом повернулась к нему: — Конечно, я поеду. Я помню, как я раньше робела перед ней. Она была обычно такая веселая.
