Галия Мавлютова - С праздником! Новогодние рассказы о любви (сборник)
– Я? Я! Я… Да как ты со мной… Да я тебе… я тебе такое устрою!.. – не ожидавшая столь хамских криков от мужа неведомой невоспитанной Юли, задохнулась Пелагея.
– Не надо, Пелагеюшка, пожалуйста, не устраивай… – устало попросил Дмитрий. – Найди себе ровесника. Оставь меня по-хорошему, ладно? Я желаю тебе счастья. Нового. Правда.
Пелагея словно оцепенела, стоя посередине комнаты. Она ожидала криков, разборок, оскорблений – и была к этому готова. А тут вдруг «пожалуйста»…
Пока она осознавала произошедшее, Дмитрий собрал по комнате ее вещи, молча вложил ей в руки. Пелагея очнулась, вскрикнула и побежала в прихожую. Какое-то время оттуда слышалось злое сопенье, вздохи, проклятия, затем глухо хлопнула дверь, и все стихло.
Дмитрий достал чемодан и побросал в него вещи. «Надо бы секретарям позвонить, пусть отпуск оформят недели на две; съезжу, разберусь со всей этой белибердой, вернусь другим человеком. Слишком затянулся период противостояния с жизнью».
…Развели их и впрямь быстро. Судья зачитывала решение, низко опустив голову. Дмитрий не смог разглядеть ее лица, как ни пытался.
«Почему у нас все судьи сплошь и рядом одни женщины?» – подумал он и слегка наклонил голову, пытаясь зацепиться за судейское лицо, но оно ничем не выделялось, абсолютно бесприметное, как застарелое пятно на плаще.
Судья все бубнила и бубнила, проглатывая окончания слов, а Дмитрий мечтал поскорее выбраться из очага правосудия. Наконец чтение закончилось. Развод состоялся. А зачем его затягивать? Супругам делить нечего. Все кредиты Дмитрий взял на себя. На совместную квартиру Юля не претендовала. Мебель и посуду она оставила Дмитрию, сославшись на то, что получила наследство от тети. Теперь у нее все есть, а чужого не надо. Дмитрия слегка покоробило это пресловутое «чужого не надо», но он справился с раздражением. Юля по-прежнему сильно раздражала его. Все в ней было противно: запах, цвет глаз, тембр голоса. А ведь давно не виделись, должен был соскучиться. Нет, время не все и не всех лечит – видимо, оно выборочно помогает, только по спецсписку и спецзаказу.
Оставшиеся после развода дни Дмитрий провел за пределами страны, уехав далеко, почти полтора американских перелета. И впервые остался в запредельном одиночестве, вновь обдумывая свое положение. Он так и не вывел причинно-следственной связи между своим браком и разводом. Не понял, почему так случилось, что Юля стала раздражать его, и это не было минутным капризом: Юля явно действовала ему на нервы. В суде она стояла чуть поодаль, словно боялась попасться на глаза. А он и не смотрел на нее, он судью изучал во время процесса. Все думал, а есть ли муж у женщины в мантии, и если есть, то какой он и кто? Простой парень с комплексами или, наоборот, сложный мужик, но без комплексов? Потом он перевел взгляд на секретаря суда и думал, что она скажет, если он спросит, замужем ли судья, ведущая процесс? Ничего не скажет, ее же с работы уволят за правду. Дмитрий вышел из зала суда с душой, обремененной новой тайной, даже не оглянувшись на Юлю. А она, наверное, смотрела ему вслед.
На берегу океана отлично думалось, вспоминалось. Все тончайшие подробности супружеских отношений, все нюансы Юлиного поведения во время брака, с начала знакомства и до самого конца, когда уже наступило муторное раздражение от всего, даже от звука ее голоса, – все, все встало перед мысленным взором Дмитрия. Океан шумел перед ним, перекатываясь по песку бурными волнами, оставлявшими пышную пену, напоминающую старинные кружева. И вдруг Дмитрий ощутил в себе свободу – ту самую, о которой мечтают сотни тысяч мужчин. Он свободен. Он может жить без обязательств. Никто никому ничего не должен. Хочешь лежать на пляже – лежи. Хочешь пойти в бар – иди. Хочешь валяться на кровати в номере – валяй! Твоя жизнь – ты сам за нее в ответе. Главное, что рядом никого нет, кого ты мог бы обвинить в иждивенчестве.
Женщины, приехавшие на океан в поисках женихов, любовников и случайных связей, скользили мимо, пытаясь зацепиться за него хотя бы взглядом, но Дмитрий оставался равнодушным к призывным песням самок. Каждая из них пыталась заинтересовать его своим нарядом, внешностью, состоянием кожи, макияжем. Последнее смешило больше всего. Он попытался победить тоску алкоголем – не получилось: по утрам тошнило, при виде бокала становилось как-то неуютно. В общем, это утлое прибежище для слабых вызывало противоречивые чувства. Спрятаться от жизни в бокале невозможно, слишком уж он тесен и хрупок. Лучше всего «оттягивали» гаджеты. Социальные сети поглощали уйму времени, уводя в сторону от депрессии. Возникала видимость диалога. Незнакомые люди клялись в вечной дружбе, предлагали любовь на годы, обещали райское наслаждение. Дмитрий теперь знал, что социальные сети специально придуманы для ухода от реальности. В них спокойнее и надежнее, чем в действительности. Никто не ударит, не плеснет кислотой в лицо, не заденет, потому что не дотянуться. Могут оскорбить, выматерить, унизить словом, но ведь это все нереально, игрушечно, понарошку.
Вернувшись, Дмитрий резко переиграл жизнь, сбросив карту карьеры рубашкой вниз. Отказавшись от высокой должности в провинции, он вернулся в Петербург. Здесь были друзья, родители. Здесь было легче жить. Он был дома. И снова начался бег по кругу. Утро, завтрак, служба, вечерние посиделки с друзьями. Но ряды компаньонов стали заметно редеть: многие из друзей были давно и крепко женаты. Нет, встречи с друзьями остались, но это были уже не те посиделки, как раньше. Они стали короткими, почти молниеносными, скорее дежурными, нежели дружескими, а вскоре и совсем сошли на нет, и Дмитрий остался один на один с загадкой собственной жизни. Постепенно боль от разлуки рассосалась. Дмитрий привык к холостяцкой жизни. Он снова получил повышение на работе. Его все устраивало: никто не дергает, он предоставлен самому себе. Свобода радовала. Основное время забирала карьера, остаток свободных минут Дмитрий тратил на социальные сети. На полях Интернета убивали, взрывали, дрались, отнимали и никто ничем не делился. Ни имуществом, ни добротой. Все хотели только отнять.
В соответствии со служебными инструкциями Дмитрию запрещалось участвовать в виртуальных дискуссиях, поэтому он лишь тихо умилялся многочисленным высказываниям сталинистов, демократов, либералов и просто отчаявшихся людей. Дмитрия забавляла душевная простота комментаторов. Неужели они не понимают, как глупо выглядят? Но даже этой забаве Дмитрий уделял слишком мало времени, которого катастрофически не хватало для карьеры: ну не тратить же его на безделушки?
