Александра Джонс - Любовный контракт
В течение утра Оливия формулировала стратегию своих действий в отношении Бэрди. Из того, что Натали сказала ей о зрении старой сотрудницы «Лэмпхауза», следовало, что ту, должно быть, беспокоит глаукома. Обсуждение этой темы было делом весьма деликатным. Наконец Оливия придумала и где-то в полдень громко сказала вслух в присутствии Бэрди:
— Ради Бога, что это может значить — «талья»? — Она сунула страницу под нос Бэрди. — Может быть, «талия»?
Бэрди уставилась на оттиск, потом ощетинилась:
— Не спрашивай меня — это не моя работа, исправлять ошибки, это дело Натали! И вообще, может, автор так и хотел сказать — «талья»? Это очень забавная книга о том, как женщина сражается с дурацкой диетой, — тебе стоит прочесть ее, когда она будет отпечатана.
— Ни за что. А разве ты ее читала, Бэрди? Это же не твоя работа, ты сама только что сказала.
— Конечно, не моя! Натали читала мне некоторые смешные отрывки. Но и не твоя работа — решать личные проблемы служащих. Поэтому говори прямо, что у тебя на уме, и не пытайся поймать меня в ловушку или перехитрить, Оливия!
— Присядь, Бэрди.
Та уселась на ближайший стул.
— Ладно уж, увольняй меня!
— Бэрди, прости, что поднимаю эту тему, но я замечаю, что ты натыкаешься на мебель, проливаешь кофе и все время вытираешь глаза, как будто непрерывно плачешь. Это неловко для нас обеих, люди могут подумать, что с тобой плохо обращаются на рабочем месте.
Бэрди лишь фыркнула в ответ.
— Ты хорошо проверила глаза, прежде чем покупать бифокальные очки?
— Ну, разумеется! А ты думала, я их купила на барахолке?
— Что-то в этом роде. Я не верю, что ты вообще хоть как-то интересовалась своим зрением, пока не зацепило. Совсем недавно ты рассказывала мне о других горестях — там были и счета, и неполадки с толпой Маккензи, но о зрении ни слова! Глаукома — это не конец жизни, если ее вовремя распознать и правильно лечить.
— Откуда ты знаешь, что у меня глаукома? — вызывающе спросила Бэрди.
— Я не знаю, но ты ведешь себя так, словно думаешь — она у тебя есть… — Оливия придвинула ей карточку через стол. — Ради тебя я позвонила глазнику. Он примет тебя частным образом в Уорфилдской глазной клинике завтра утром. Я тебя сама туда отвезу, чтобы удостовериться, что ты благополучно попала на прием к доктору Брэйнтри. Будь готова точно к десяти тридцати; приглашение на одиннадцать тридцать.
— А как насчет дальнейших частных приемов, Оливия? Недавно я посетила кое-кого частным образом, и это обошлось мне в целую кучу полновесных фунтов стерлингов! Я не могу позволить себе систематически тратить такие деньги.
— Это — самое меньшее, что может сделать для тебя «Лэмпхауз», после того как ты посвятила ему все, в том числе и зрение, за последние тридцать лет, Бэрди, — успокоила ее Оливия. — Я позабочусь о счетах: это будет запоздалый подарок крестной матери от меня и того, кто во мне!
— Что ж, спасибо, — сказала Бэрди, вытирая глаза.
Оливия успела на шестичасовой поезд с вокзала Черинг-Кросс и взяла билет в первый класс, потому что ей хотелось быть в хорошей форме при встрече с мужем, по которому смертельно соскучилась. Неделя без него тянулась словно вечность, ей так много нужно было ему сказать!
К сожалению, «хорошая форма» быстро покинула ее. Только она заняла место, одна в пустом вагоне, по понятным причинам довольная этим, как дверь вновь скользнула в сторону и в проеме показался Макс ван дер Кроот собственной персоной.
— Привет, Оливия! Можно к вам призоединиться?
Она вежливо улыбнулась, не слишком обрадованная перспективой провести следующие пятьдесят пять минут в его гнетущем обществе.
— Милости просим, Макс.
Он отряхнул зонтик в коридоре, снял плащ и повесил его на крючок-присоску, которую сам же и прикрепил с внутренней стороны двери. Все еще источающий влагу зонтик Макс положил на багажной сеточке над пустым сиденьем. Его, видимо, нисколько не трогало равномерное падение капель на голубую обивку: Оливии оно действовало на нервы, как китайская водяная пытка.
— На машине и на поезде одинаково долго. Вот почему я всегда еду поездом, — со свойственной ему педантичностью пояснил Макс.
Оливия опять вежливо улыбнулась.
Ван дер Кроот развернул пакет от «Макдоналдса», содрал желтую полистиреновую упаковку с двойного биг-мака, жареного цыпленка и запечатанного стакана пепси-колы, аккуратно выставил их на приоконный столик и с удовольствием впился зубами в бутерброд, да так, что соус расползся у него по щекам подобно бакенбардам.
— Я дурной человек! Но вы не зообщите Анни — пожалуйста! — что я ел плохую еду? Я люблю бифштексы, и для меня дрянная еда — это английские помидоры! Ну так вот, я ем свой бифштекс, когда прихожу на работу, а овощи Анни — когда возвращаюсь домой. Ради мира в семье! — И он подмигнул Оливии.
Та отвела взгляд: что он ест — не ее дело. Однако если Макс скрывает от Аннабел свои гастрономические пристрастия, он может утаивать от жены и еще кое-что… Оливия сосредоточилась на своих бумагах.
Закончив свою тайную плотоядную трапезу, Макс облизал пальцы и достал из своего пухлого кейса экземпляр «Газеты земледельца».
Слава Богу, подумала Оливия, он собирается читать, а не разговаривать! Но тут же у Макса заблеял мобильный телефон.
— Ja [21] … думаю, это будет правильно! Любые виды — тюльпаны, нарциссы, розы. Лишь бы было вовремя оплачено!
Он закончил разговор и положил трубку.
— Черт поберри! До чего глупы эти люди! Не разбираются в прозтейших накладных! Если они не умеют толком читать, как же можно пытаться управлять зтраной, в двадцать раз больше Великобритании?
Оливия еще раз вежливо ему улыбнулась.
— Мне надо отправить голландские цветы в Южную Африку, чтобы АНК [22] кразиво отпраздновала победу на выборах, а они там все еще продолжают резню! Мне зтыдно говорить, что Южная Африка — моя родина!
— Да, — сказала Оливия, — стыдно, не правда ли?
Она убрала свои бумаги в кейс. Ей совершенно не хотелось вступать в политическую дискуссию о Южной Африке с Максом ван дер Кроотом, чей акцент становился все заметнее по мере того, как он возбуждался.
— Это еще не наша озтановка! — Макс выглянул в окно. — Нам еще долго ехать!
— Я как хорошая разведчица, Макс, люблю быть всегда наготове!
Оливия простояла оставшееся время в коридоре, подальше от Макса с его тайным плотоядством, готовая выпрыгнуть из поезда сразу по прибытии на станцию Мидхэрст.
— Похоже, пока меня не было, много воды утекло! — Стюарт зевнул и поднял руки к потолку, намекая, что пропускающий воду брезент все еще занимает свое место над черной софой. Оливия не захотела принять этот намек.
