Ирина Лобановская - Измайловский парк
Теперь Арам стал замкнутым, нервным, дергался по пустякам, искал чего-то запредельного… Романтическая натура… Наверное, в жену. Айрапетов никогда романтизмом не отличался. Может, кто-нибудь был в роду…
— Почему люди обожают смотреть на огонь? — задумчиво спросил Арам, уставившись в камин.
— От наших предков досталось по наследству, — устало откликнулся Виген, с наслаждением вытягивая ноги поближе к теплу. — Когда-то точно так же сидел возле пещеры первобытный человек, уставившись на костер. И пытался в его языках разглядеть свое будущее…
— Это войну, что ли? — хмыкнул Арам. — Да не одну, а великое множество… О них часто вспоминает наш профессор Бочкарев.
— И их в том числе. А еще наш далекий предок пробовал увидеть в огне свою любовь, своих друзей, своих врагов… Чтобы потом легко отличить их и найти на Земле.
— И увидел?
— Если бы… Тогда, сынок, может, и жизнь на Земле наступила бы совсем другая. А знаешь, самое ценное на Земле — это дружба.
— Это ты сейчас так подумал, — логично возразил Арам. — Судя по обстоятельствам. А когда-то, — он хитро прищурился, — ты был убежден, что нет ничего выше и сильнее на Земле, чем любовь.
Айрапетов-старший слегка покраснел:
— Ну, пусть так, ты прав… Человеку свойственно ошибаться.
— А почему ты думаешь, что ошибался тогда, а не сейчас? Ладно, не обращай на меня внимания. Я болтаю всякую чушь собачью.
— Не люблю ворошить старое… — пробормотал Виген. — Оно как осенние листья — давно ушло в землю… Да все помнится… Извини… Я хочу тебе рассказать о нас с мамой… — неловко продолжал Виген.
— И ты рвешься к мемуарам! — простонал Арам. — Нашел время для воспоминаний!
Айрапетов-старший нервно закурил:
— Душа человеческая, сынок, времени для исповеди не выбирает. Наболит у нее — вот и кричит она, исходит мукой и страданием… А насчет дружбы… Есть на Земле честность и верность. А пока они остались, и Земля будет. Друзей и родителей надо всегда почитать. Что это за люди такие, которые родителей не уважают и забывают?.. На Кавказе живут по-другому…
«Забубнил, — злобно подумал Арам. — Чуть что, сразу: «Сынок! Сынок!» Как в фильме «Золушка».
— Кучеряво… Но мы с тобой не на Кавказе, а в Москве! Здесь другие законы, не твои правильные законы гор. И почему я должен почитать, как ты говоришь, этого Панина?! Какой он мне теперь друг?! Он подлец, негодяй!
Отец смотрел как-то растерянно.
— Думать о предателях и помнить их всех, конечно, не надо, а вот лишний раз без толку душу себе бередить — совсем не обязательно. У воина, когда он идет в бой, сердце должно быть на месте. Это правило, даже закон. И не стоит тебе их отвергать. А человеческая доброта закончится вместе с родом человеческим. Или наоборот… Мне кажется, что Валерий добрый. Вы дружили много лет… Но только он почему-то свою доброту прячет поглубже, будто стесняется. А разве это плохое качество? Нет, конечно. Хорошее, очень хорошее… Боюсь, что с ним произошло какое-то недоразумение… И надо уметь прощать…
— Добрый, как же! — усмехнулся Арам.
Валерка всегда о себе говорил так:
— Я не добр, но надежен. У меня природный цинизм компенсируется огромным чувством долга. Почему же, несмотря на это, за цинизм мне в жизни все равно достается?
И Арам как-то ему ответил:
— Ну, ведь тебе не придет в голову, если у тебя болит горло, снизить себе дозу панадола на том основании, что у тебя не болит, скажем, еще и зуб!
Отец курил и смотрел в огонь.
— Вот Земфира пела: «Курить — значит, буду дольше жить!» — хмыкнул Арам. — Разделяешь девичье мнение?
Айрапетов-старший ответил предельно деловито, с тонким куражом, подстраиваясь под интонацию сына:
— Она не права.
— Говорят, что курение вредит организму, а никто ведь этого не доказал! Где доказательство, что болезни курящих связаны именно с их куревом? Непросто и доказать, что вредно злоупотреблять алкоголем.
— Чтобы это понять — достаточно просто посмотреть на алкоголиков. — Отец задумчиво дымил в потолок.
— И на Панина тоже достаточно посмотреть. Так что насчет недоразумения с ним… — продолжал Арам. — Пусть каждый из нас останется при своем мнении. Зато потом из множества разных суждений легко составить четкую характеристику. Хотя она мне совершенно не требуется. И так все ясно.
В отличие от него Виген запутался окончательно.
Он по-прежнему любил жену. И слишком хорошо понимал, какими сложностями обернулась для нее жизнь.
Оставшись без матери, Стася упорно пыталась сберечь для себя тех, кого могла: отца, бабушку, мужа, сына. Она словно забывала, упрямо не хотела помнить о том, что жизнь все равно сильнее, что она неизменно настаивает на своем и заявляет свои права, что уходят все и всегда… Просто в разное, обозначенное Небесами время.
Стася абстрагировалась от этой мысли — и мечтала все сделать по-своему. Она была очень несчастна, и Виген жалел ее, страдал вместе с ней и понимал, в какое тяжкое, почти невыносимое испытание может, в конце концов, превратиться жизнь Станиславы, если она не пересмотрит своих взглядов.
Однако ничего пересматривать Стася не собиралась, и Виген пробовал ее уберечь, но разве это в его силах…
Стася с его помощью выдержала смерть бабушки и отца, от которого в последний месяц его жизни Виген почти не отходил — взял отпуск. Но потом вырос Арам и заявил о своих правах… И Стася впала в ужас.
— Нет! — сказала она. — Я его никому не отдам: ни армии, ни девкам, ни науке! Это мой сын и только мой!
Сознавать настоящую глупость своего желания Станислава отказывалась. Она вообще не желала мыслить, когда дело касалось Арама, и лишь твердила свое:
— Это мой сын!
В ту ночь, когда Арам впервые не пришел домой и не позвонил, со Стасей случилась истерика. Да еще это ограбление в тот страшный день…
И Виген поклялся себе, в который раз, сделать все от него зависящее. Тогда рыдающая Стася попросила развести Арама с Женей. Она почему-то была убеждена, что все зло исходит именно от этой девицы.
Сидевшая рядом Галина кивала. Ей тоже не нравилась Женя.
И Виген сдался и пообещал исполнить желание своей Кувшинки, правда подумав при этом, со сколькими еще девушками ему придется так «разводить» сына.
И вспомнил, что еще в советские времена в «Пионерской правде» фигурировали в отдельной рубрике два веселых остроумных друга-выдумщика — Петя и Вася, которые делали всякие мысленные и реальные изобретения. Каждый по-своему. Например, один покрасил свою лодку во все цвета радуги, а другой — свою лодку ошкурил, покрыл пинотексом, и получилась эдакая «первобытная» лодка с полным «рисунком» сучков. Чья лодка лучше? Ставьте, дорогие читатели, свою оценку каждой и присылайте письма в редакцию. Мы сложим баллы всех ваших оценок и вынесем вердикт — по читательскому голосованию.
