Звездочка миллиардера. Это моя дочь! (СИ) - Виктория Вишневская
— Как-то же она смогла, — отвечаю со вздохом. Жаль, что ничего так и не узнала. А есть ли что-то новое? Мне и так понятно, что биологическая мама моей дочки та ещё…
Даже слова приличного для неё нет! Для меня она уже не человек.
Но мне были интересны их взаимоотношения с Глебом. Вдруг он настаивал на свадьбе, а она не хотела? Может, он бил её? Вряд ли, но это и хочется узнать!
— И предпосылок никаких не было. Брат её любил. Несмотря на его трудный характер, как ты успела заметить, они никогда не ругались. Казалось бы, всё было идеально… Но нет.
И всё же была ли причина, почему она так возненавидела Пожарского?
Живя рука об руку, я ничего не вижу в нём такого, из-за чего можно было так поступить с Астрой. Только если её не насильно оплодотворили и заставили рожать… Но это никак не вписывается в их историю.
Она сорвала свою злость на ребёнке, а не на мужчине. И это уже низко.
— Зато потом он изменился, — продолжает Слава с грустью. Явно вспоминает метаморфозы, произошедшие с её братом. — Кардинально. Мы стали реже общаться из-за этого. Он не нравился мне своей язвительностью, что пытался задеть грубостью.
Есть у него такое, да…
— Извинялся, конечно, когда понимал, что обижал. Он мог быть говнюком с матерью, но не со мной.
— О, кстати, почему у него такие плохие отношения с ней?
Заметила, что он даже с родительницей может поязвить. А она к нему нормально относится, изредка огрызаясь в ответ.
Слава чешет макушку и неловко улыбается.
— Ну, она не пример для подражания.
— В плане?
— Она отличалась от тебя, — наклоняет голову набок.
— От меня? При чём тут я?
— Есть идеал матери. И я вижу в нём тебя. Ты всегда с дочкой. Подотрёшь слюнки, проверишь температуру бутылки, не сведёшь с неё взгляда, отпустив со своих рук. Даже больная будешь думать о его самочувствии. Ты думаешь только о ребёнке.
Разве у остальных не так? Это же обыденность.
— Наша мама же бросала нас у бабушки, когда мы были совсем маленькими. Когда та умерла, и вовсе оставляла одних. И Глебу приходилось заботиться обо мне. Скажу по секрету…
Она наклоняется ко мне, почти шепча:
— Он даже заплетал мне косы на первое сентября.
Чего?! Да ладно?!
— Не верю, — говорю прямо. — Он не знает, как вести себя с дочкой! А тут у него был опыт с тобой, маленькой! Не складывается как-то…
— Понимаю, — соглашается со мной, кивнув. — Но возраст у нас был разный. Я тогда точно умела говорить и всё понимала. Ему не приходилось искать ко мне подход, как к Астре. Глеб не был для меня отцом и не пытался им быть. У него был долг — разбудить в школу, отвести, проследить, чтобы я поела, и помочь с уроками. В ответ я не мешалась. Не юлила перед его глазами, спокойно занималась своими делами, готовила нам кушать. Понимала, что ему и так тяжело заботиться о себе, обо мне. Учитывая, что мы в то время были не особо богаты, как сейчас…
На секунду представляю в голове эту картину, где подросток Глеб ухаживает за сестрой… Аж сердце щемит. Я не знаю, как всё было на самом деле, но звучит жутко. Особенно для меня, выросшей в нормальной семье, где мама каждый день занималась мной.
— А отец?
— Они в разводе. Давно.
Понятно… Спрашивать, каким он был, уже не вижу смысла.
— Но сейчас ведь у вас хорошие отношения с матерью?
— Сейчас да, — кивает, закинув рот шоколадку. Она сразу начинает есть быстрее, будто нервничает. — Но у Глеба по-прежнему есть на неё обида. За то, что вместо того, чтобы гулять с пацанами во дворе, он сидел со мной. Как видишь, семейка у нас со странностями.
Вижу… И теперь становится ясно, почему Пожарский так яро пытался забрать Астру. Он хотел ей хорошей жизни. Заботливой семьи. Любящего отца. Но не матери. Обида на всех женщин явно идёт у него ещё с детства. А Марта просто вспорола рану, сделав её ещё глубже.
— Спасибо, что поделилась, — остаюсь с осадком на душе после этого разговора.
— Ты только Глебу не говори, а то мне ещё влетит, — просит меня, сложив ладони в мольбе.
Не-не, я не собираюсь это обсуждать с ним! Не смертница же я!
Но кое-что этот диалог мне принёс. Я стала лучше понимать Пожарского.
Хоть я и узнала всё, что хотела, у Славы развязывается язык. И она рассказывает о Глебе все истории, что помнит. Смешные, позорные. Даже те, где она гордится им.
И этот человек отчасти раскрывается мне с другой стороны. И я вижу не того вредного мужлана, а обычного парня. Немного травмированного, недолюбленного, что сказывается на нём сейчас.
— Кстати, — как-то хитро улыбается Слава, — мне кажется, хоть брак у вас и фикция… брату ты моему нравишься.
— Чего?! — восклицаю, ёрзая на стуле.
— Не знаю, — пожимает плечами и закидывает в рот очередную дольку шоколада. — У него глаза светятся.
— Это из-за Астры, — бурчу, протестуя.
Тоже скажет… Договорились там все? То мама подстрекательница, то теперь это!
— Не-е-е, — шепчет самодовольно. — Чем-то похоже на того Глеба, который был при Марте. Хотя нет. Различия имеются. На тебя он смотрит с каким-то огоньком, предвкушением. И порой удовольствием. Да-да, именно с удовольствием. От твоих ответов. Ему точно с тобой нравится общаться!
Закатываю глаза. Да издеваться ему надо мной просто нравится!
— Брату идёт быть таким, как он есть сейчас. Может, в будущем…
Она игриво дёргает бровями.
А я не знаю, что сказать.
Наверное, мне приятно, что такого человека, как он, мне удаётся вытерпеть.
Если вспомнить наши первые встречи, и какой он сейчас… Мне нравится то, что я вижу. Нет того ледяного категоричного человека, которого не заботят чужое мнение и чувства. Сейчас он другой. Старательный, заботливый. По-прежнему груб, но эта грубость — защитная реакция. Только пока не пойму, от чего он защищается.
Ах, да. Я же женщина!
Но ничего, рано или поздно он перестанет выпускать свои колючки. Теперь он воспринимается мною как фырчащий ёжик. Но милый, когда свернётся клубочком.
Улыбнувшись, и дальше болтаю с Пожарской, желая больше узнать о моём муже. Не замечаю, как наступает вечер, Слава уезжает, а Глеб возвращается домой.
Глеб возвращается домой к вечеру. Уставший, поэтому сил у него бороться с нами нет. А вот Звёздочка сегодня на удивление крайне ласкова и добра.
