Гадкий утёнок для босса - Алёна Амурская
— Перед каким батей? — рассеянно переспросила я его.
Тема новых веяний среди поселковой шпаны меня не интересовала. Куда больше волновало, почему Лебеда все последние дни недоступен по мобильной связи. Может, он всë-таки передумал насчет пластического хирурга?
— Ну ты даешь, Дианка! Как страус с головой в песке, гы-ы-ы… Не батей, а Ба-а-атей, смекаешь? Про Батянина я. Я аж вспотел, как узнал, что ты с ним корешишься, так что ты это… звиняй меня за всë, если не так посмотрел и не то сказал, ага?
— Что ты несешь? Не «корешусь» я ни с каким Батей!
— Ну да, ну да, как скажешь… Лады, в-общем. Просто он со своими людьми недавно подключился к твоей группе поддержки. Это уже после того, как один его человек, ну тот самый крутой перец, взбаламутил весь наш район и согнал прежнего решалу. Я пробил его фамилию, птичья такая… что-то с лебедем связанное… но не Лебедев вроде… Опять из головы вылетело, ля!
— Может, Лебеда?
— Во, точно!
После слов Гоблина многое для меня окончательно прояснилось, хотя активное участие в моей жизни Батянина, главного акционера корпорации «Сэвэн», немного озадачивало.
Вот только прямо сейчас у меня совершенно нет ни желания, ни настроения гадать о причинах и следствиях возникшей вокруг моего имени суеты.
— Диа-а-ана! — голос приемной матери по обыкновению похож на пронзительное звучание электродрели и разносится по дому, ввинчиваясь во все его уголки. — Дианочка, к тебе гости, дорогая!
У меня вырывается иронический смешок.
Надо же, она до сих пор такая добренькая и подчеркнуто ласковая со мной. Неестественное для нее поведение, и от этой фальши аж коробит иногда. Надолго ли хватит мамаши?
— Сейчас выйду! — отвечаю ей погромче и неохотно сползаю со своего любимого подоконника.
Толкаю скрипучую дверь, выхожу на крыльцо… и мои брови непроизвольно ползут вверх.
За калиткой стоят сразу два огромных внедорожника-фольца — черный и бордовый. Это может означать лишь одно: ко мне «в гости» заявились самолично акционеры корпорации «Сэвэн». Потому что только они в нашем городе ездят на таких одинаковых вездеходных иномарках разного цвета.
Настороженно подхожу к забору, уже предполагая личность, как минимум, одного гостя. Помнится, бордовый внедорожник есть у Короленко, а вот кому принадлежит чëрный? Неужели тому, о ком болтал недавно Гоблин..?
Неожиданно меня сковывает такая сильная робость, что хочется развернуться и убежать обратно в дом. Но меня уже заметили.
— А вот и наша Дианочка!
Калитка широко распахивается, и приемная мать с показушно-радушной улыбочкой отступает в сторону.
Двое высоких широкоплечих мужчин в дорогих темных пальто нараспашку одновременно разворачиваются и скрещивают на мне взгляды. Короленко смотрит, как обычно, прямо и безэмоционально… зато тяжесть интенсивного внимания второго мужчины словно придавливает меня металлической плитой. Ощущение не очень-то приятное, но я всë равно усилием воли заставляю себя не опускать глаза. Почему-то меня преследует стойкое интуитивное чувство, что именно сейчас очень важно сразу хоть немного проявить характер. Показать, что я — личность, у которой достаточно самоуважения и психологических сил, чтобы не смущаться вторжения властного гостя даже такого высокого уровня, как…
…Батянин.
Узнать его оказалось очень легко по страшному шраму, который пересекает правую половину его хищно-мужественного лица. И что самое удивительное — он меня совсем не пугает. Наверное, из-за того, что я насмотрелась недавно на ожог Лебеды и теперь произвести на меня жуткое впечатление внешними изъянами не так-то легко.
Несколько мгновений Батянин продолжает сверлить меня по-настоящему чёрными — явно от природы! — глазами. Нутром чувствую, как он изучает, оценивает увиденное по каким-то одним ему известным критериям. И это нервирует до чертиков.
— Здравствуй, Диана, — произносит он наконец сильным густым голосом. — Пригласишь домой?
Я хмурюсь и медлю с ответом. Похоже, самоуверенный незваный гость решил, что раз мы заочно знакомы, то представляться не обязательно. А такое поведение мне как-то не по душе и вообще…
Моë недовольство не ускользает от чужого внимания.
— Я Батянин, — чему-то усмехнувшись, он протягивает мне руку по-мужски открыто, — Андрей Борисович.
— Очень приятно. А я Диана, — машинально реагирую я и осекаюсь.
Он сказал… Андрей Борисович?
Мой вопросительный взгляд импульсивно перескакивает на Короленко, и тот еле заметно кивает.
Робость возвращается с новой силой, а язык и вовсе словно отнимается. Господи, неужели… неужели передо мной — человек, который… пусть и только физиологически, неосознанно… но всё же подарил мне жизнь?!
Какая удивительная ирония судьбы! Батя оказался действительно… батей.
Затаив дыхание, я указываю на крыльцо скованно-приглашающим взмахом руки, и первой захожу в дом. Слышу, как приемная мамаша бубнит за спиной что-то насчет «проходите на кухню, посидим-пообщаемся», стараясь проявить гостеприимность. Всплеск раздражения из-за ее настырного присутствия побуждает меня сказать:
— Нет! Мы с моими гостями пообщаемся в моей комнате. У нас важный разговор, — и я тыкаю пальцем в сторону двери под лестницей.
Короленко принимает предложение с равнодушием человека, который привык ради дела находиться в любой, даже самой странной для него обстановке. А вот на Батянина моя комнатка-каморка неожиданно производит сильное впечатление.
Он резко останавливается на пороге, озирает крошечное неказистое помещение с узкой кроватью, а затем спокойным, но каким-то очень нехорошим тоном уточняет:
— Ты живешь здесь?.. В этом чулане?
Я открываю рот, чтобы подтвердить, но меня поспешно опережает приемная мамаша:
— Ой, да я всë уговариваю Дианочку занять комнату покомфортней вместо одного из моих мальчиков… но она ни в какую не соглашается, представляете? Упрямица, каких поискать! Но ее решения в нашей семье мы всегда уважаем и никогда не вмешиваемся…
Так ничего и не сказав, я возвращаюсь на свой подоконник. Мне просто становится смешно и безразлично всë, что она плетет тут Батянину, виртуозно смешивая правду и вранье.
Переселиться в комнату Славки я действительно отказалась по своей инициативе. Хотя если бы мне предложили такой вариант раньше, согласилась бы без раздумий. Но теперь, в свете внезапно проклюнувшегося у другого моего «братца» Веньки острого мужского интереса ко мне, это было бы неосмотрительно.
Во-первых, дверь в славкиной спальне не закрывалась изнутри, а венькина комната находилась прямо за стенкой по соседству. Во-вторых, сам Венька в состоянии вечернего подпития — очень частого последнее время, — был достаточно неадекватен, чтобы ввалиться ко мне прямо посреди ночи.
Так что, к радости возмущенного мамашиным тоталитарным «беспределом» Славки, его хоромы остались за ним же.
— …Дианочка вообще девочка особенная у нас, любит фантазировать, — продолжает мамаша, — и знаете… наверное, ей эта комната с самого начала приглянулась из-за книжек про того знаменитого английского мальчугана-волшебника с поцарапанным лбом…
Ее пронзительный голос-дрель почему-то становится всë
