Вера Колочкова - Спасение утопающих
– И правда, Дашенька, чего это ты? – с неизменным знаком вопроса в конце пропищала на фоне этого железа Надежда Федоровна, будто мяукнула невзначай. И, обращаясь к гостям, попросила извинительно: – Вы не обижайтесь на нее, пожалуйста! Это временное, это пройдет… Токсикоз, прихоти, нервишки расшалились…
– Да ничего, все нормально! – великодушно улыбнулся ей Роман. – Мне даже нравится.
Я бы на ее месте тоже себя так повел. Это хорошо, что она с характером…
– Да она вообще девочка очень хорошая! – радостно поддержала его Екатерина Тимофеевна. – И учится на одни пятерки! Журналистом-телевизионщиком собирается стать…
– Журналистом? – хохотнул недоверчиво Роман. – Ну, это хорошо. Высокая цель – это всегда хорошо. А кстати, и о здоровье не мешало бы поговорить. В зубы я заглядывать конечно же не буду, но полное обследование надо бы провести. Но это уже потом, когда договор подпишем… Когда, говорите, мама Дашина приезжает?
– Завтра, к обеду… – с готовностью откликнулась Надежда Федоровна.
– Ну вот завтра к обеду и мы подъедем. С договором. Мой юрист, конечно, поломал голову, что да как… Она ведь несовершеннолетняя у вас! Но кажется, нашел вполне приемлемый выход из положения. Вы не будете возражать, если я его тоже завтра привезу?
– Да пожалуйста! – великодушно разрешила Екатерина Тимофеевна.
– Рома, ты не спросил про то, чего Дашеньке хочется… – робко встряла в разговор Маргарита, продолжая растягивать лицо в ласковой и одинаково предназначенной для всех улыбке. Скосив мимолетно глаза на Дашин живот, добавила: – Надо обязательно обеспечить ей все гастрономические желания, чтоб ребенок получал все, что ему нужно…
– Да, конечно же, дорогая. Спасибо, я и забыл совсем, – похлопал ее по ухоженной ручке Роман. И, повернувшись к Даше, спросил насмешливо: – Так что там у нас с гастрономическими желаниями, Дашенька? Не хочется ли тебе чего-нибудь особенного?
– Хочется. Соловьиных язычков хочется и бутерброд с глазом крокодила. А еще…
– Дарья! Прекрати немедленно! – снова сердито вскрикнула Екатерина Тимофеевна. – Люди серьезно спрашивают, а ты… Что, нельзя нормально ответить?
– Да пошли вы… – тихо, почти про себя пробормотала Даша и одним рывком, напрягшись, вытащила себя из кресла. – Устала я от вас…
Зайдя к себе в комнату и плотно закрыв дверь, она свалилась без сил на кровать, уставилась мертвым взглядом в потолок. Потолок был белым и чистым, ни трещинки, ни царапинки. Не за что глазу зацепиться. И в голове почему-то было бело и чисто, будто вынули оттуда мозги и набили черепную коробку стерильной ватой. Ничего. Пустота. Как будто жизнь кончилась. И тишина. Только невнятные звуки голосов доносились жужжанием из-за двери, но вскоре и они стихли, растворились будто. И неприятным скрипом вдруг ворвалась в тишину открываемая в ее комнату дверь.
– Ну, Дарья, ну ты выдала сейчас номер, конечно! – напустилась на нее рассерженная Екатерина Тимофеевна. – Я и не знала, что ты такой лихоманкой можешь быть! Не лучше наших синегорских простолюдинок! Даже перед людьми неудобно!
– Да лучше уж хамкой-лихоманкой быть, чем такой, как вы… – садясь на постели и опираясь спиной о стенку, грустно проговорила Даша.
– Интере-е-есно… – возмущенно протянула Екатерина Тимофеевна, взглянув через плечо на стоящую у нее за спиной Надежду Федоровну. – И какие мы такие есть, по-твоему?
– А такие. Циничные и злые. Вас к детям, наверное, и близко подпускать нельзя…
– Нет, ты слышишь, Надь, что она говорит? – задохнулась возмущением Екатерина Тимофеевна. – Соплячка такая! Мы тут с ног сбились, чтоб судьбу ее устроить, и что? Вот она, благодарность! – И, повернувшись к Даше и вытянув на нее свой директорский перст, добавила грозно: – Не тебе судить, дорогая, кого к детям близко подпускать надо, а кого не надо! Ты сначала жизнь проживи, а потом нас суди… Хлебни всякого от нее, поработай с теми детьми сорок лет подряд! Вот тогда и посмотришь, добрая ты будешь или циничная! Особенно с детьми нынешними! Такими вот, как ты, вежливыми хамами!
– Кать, успокойся… Не обижайся на нее, Кать… – все поглаживала по плечу свою подругу Надежда Федоровна. Подруга, конечно, нетерпеливо-раздраженно все норовила скинуть с плеча ее миролюбивую руку, но Надежда Федоровна упорно продолжала ее оглаживать, как норовистую лошадь, и все повторяла тихо: – Ну, Катенька, ну, не надо… Завтра Аленушка приедет, с ней и будем разговаривать… А с Дашей не надо… Она маленькая еще, не понимает ничего…
– Да все она понимает! – прикрикнула на нее Екатерина Тимофеевна. – Сидит тут, придуривается… Беременность нагулять сумела, значит, не маленькая! Спасибо бы лучше сказала, что спасают ее! Я, как идиотка, три раза в область смоталась, чтоб ту фирму да людей этих найти! А она меня же и обвиняет! Вот завтра все твоей матери выскажу, пусть она сама с тобой разбирается!
Она замолчала, стояла в дверях с оскорбленным и сухим, как должностная инструкция, лицом, потом повернулась резко и пошла к выходу, бормоча себе под нос что-то сердитое о том, что ее ждут люди и дела всяческие, а она тут с глупостями застряла… И еще что-то про то, как трудно не получить зла, делая людям одно только сплошное добро…
Остаток дня Даша так и провела не вставая с кровати. Пустота из головы не уходила, звенела тонко и противно, отбиваясь от подступающих мыслей. Они, впрочем, не особо и подступали, мысли эти. Надоело им, наверное. Плюнули и ушли. И делай теперь что хочешь, девушка Даша Кравцова. Решай сама свою судьбу. Или утопай. Никто не придет и не поможет. Если, конечно, не считать за помощь все то, что здесь с нею происходит…
Так она и уснула, даже не раздеваясь. Поверх одеяла, в джинсах да в свитере. Уснула крепко, будто набираясь сил для нового дня. Или для новых решений все-таки? Бог его знает. Иногда решения приходят к нам ниоткуда и сразу, как-то вдруг, из воздуха и пространства, и мы только удивляемся наивно, как это все просто и ясно вокруг нас устроено, а мы и не замечали…
Надежда Федоровна, наоборот, никак не могла уснуть в эту ночь. Пялилась без толку в телевизор, автоматически переключая каналы. Когда в ночных «Новостях» пошел сюжет из Санкт-Петербурга, заинтересованно приподнялась с большой подушки. Праздник там у них какой-то… Красивая сильная губернаторша что-то уверенно говорила в камеру, улыбалась властной улыбкой. Потом камера вышла на большую панораму, выхватила из толпы лица людей, быстро побежала по нарядной толпе. Надежда Федоровна прибавила звуку, впилась глазами в экран, будто ожидая, что мелькнут вот-вот там знакомые лица дочери Аленушки или зятя Гриши. Никто там конечно же не мелькнул. Они, дочь Аленушка и зять Гриша, в это самое время отчаянно скандалили, что было их семейству вовсе и не свойственно. Собранные сумки для Алениной поездки в Синегорск стояли уже в прихожей, а Гриша совершенно не понимал, что такое в их семействе происходит…
