Не тихоня (СИ) - Лаванда Май
— А у тебя их несколько?
— Нет, один пока что.
— Так кто этот Ваня и причём здесь Иванова? — игнорирует моё «один пока что».
— Ваня это мой бывший парень, с которым я встречалась с первого курса. Мы расстались в тот момент, когда… в моей семье кое-что произошло. Мне уже было не до отношений. А Алина просто обижена на меня за то, что я приставала к ней на первом курсе. Иванова тогда выглядела нелепо и вела себя, как тупая блондинка из проходных низкосортных комедий.
— Хорошо же ты её задела, что ей покоя всё ещё нет.
— Она злопамятная. Прямо как муж твоей матери.
— Константин не злопамятный, но злой и память у него хорошая, — криво усмехается, и я отчётливо вижу, как Артёма едва не передёргивает от упоминания этого мужчины.
— В общем-то… — тяну, обдумывая свою фразу, — про Ваню мне больше и нечего сказать. Мы были в радости, но не смогли быть в несчастье.
На самом деле я опустила некоторые детали. По правде говоря, Ваня гораздо больше связан со смертью моей сестры, чем я рассказала Артёму. Но к чему Угольникову засорять голову лишней информацией? Да и самой не хочется в этом ковыряться…
Я вообще много не договариваю, но уверена, что Артём знает кое-что. Знает о факте смерти члена моей семьи. Ведь все об этом знают, и не могло такое остаться в тайне даже от новенького. Но он не спрашивает об этом более конкретно. Кажется, я даже испытываю благодарность по этому поводу. На меня не давят, не пытаются расшевелить рану — это ли не повод для уважения?
Угольников менялся в моих глазах постепенно, даже почти незаметно. Я шучу, что он клоун, но этот парень оказался не таким плоским, как мне думалось. У него есть разные грани: шутливый болван, деликатный собеседник, горячий любовник, взрослый самостоятельный парень… Он тоже пережил свою личную травму, ему тоже есть о чём грустить.
Я проникаюсь им.
Всю неделю мы не скрываемся, ведём себя, как пара. Не как сопливые подростки, что обжимаются на каждом углу, а просто как люди, хорошо ладящие друг с другом. Не смотря на мой дерзкий характер, я не любитель демонстрации чувств. Даже с Ваней такого не было. Я просто пошло шутила над ним, и всем, включая его самого, было смешно.
Теперь другие времена. Проходящая неделя мне это хорошо показала. Если раньше в паре шутницей была я, то теперь, в уже новых отношениях, одёргивать приходится Артёма, а вовсе не меня.
А он светится. Довольный настолько, что у меня подкрадывается мысль: «А не влюбился ли случайно?». Ну, нет — смешно же! Мы просто хорошо проводим время: ходим вместе на обед на большой перемене, вечерами занимаемся сексом. Кстати, теперь я стала часто оставаться у него с ночёвкой, хотя и сопротивляюсь идее полного переезда к нему.
— Какой смысл мотаться тебе туда-сюда? — спрашивал он меня.
— У нас не любовь, — отвечала я, — мы же убьём друг друга, если останемся наедине на такое длительное время!
На том спор и заканчивался.
Хотя буйная фантазия то и дело подкидывала мне картину того, как бы могла выглядеть наша с ним совместная жизнь… Быстро убираю мечтательную улыбку со своего лица — сейчас не время для витания в облаках, так как я на работе.
Эту суббота выдалась спокойной: сейчас, в последний час рабочего дня, в библиотеке только компания из трёх первокурсниц и Угольников. Девчонки шарятся в книжных стеллажах и тихонько хихикают между собой, а мой парень сидит в рабочей зоне за компьютером, Он приехал полчаса назад, чтобы мы потом сразу же отправились к нему домой.
Поглядываю на часы, считая минуты. На мне новое откровенное бельё, и мне не терпится скорей прыгнуть в машину Артёма, а затем и в его кровать.
Растягиваю губы в улыбке, ведь парень, словно прознав о моих шаловливых мыслях, подходит к стойке библиотекаря. Мужская рука протягивает мне самодельный конверт из листа печатной бумаги.
— Снова твои шуточки? — усмехаюсь, предвкушая прочесть всякие пошлости.
— А ты прочти, а затем посмотри в мои глаза. Тогда и поймёшь.
По голосу и лицу Угольникова ничего не читается. Я не понимаю серьёзен он или разыгрывает сейчас какую-то свою клоунскую сценку.
Открываю конверт и извлекаю из него валентинку, напоминающую мне апрельскую, которую Артём дарил месяц назад. Словно в другой жизни это было…
«Четырнадцатое февраля ещё не скоро, а валентинку хочется подарить уже сейчас. Я без ума от того, как пахнет твоё тело и от того, как ты улыбаешься мне».
Лицо бросило в жар. Если месяц назад я разозлилась, то сейчас растерялась. Меня охватило лёгкое смущение, ведь я ожидала чего-то совсем другого. Более дерзкого, наглого и даже почти грязного. А это… даже мило.
— Мило, — коротко смеюсь и нервно поправляю волосы, не зная, что и ответить.
А затем смотрю в его карие глаза, как он и велел ранее. В них ни тени улыбки или шутки.
— Мило это бантик на члене, а я тебе по факту говорю.
— Это признание?
— Ты мне приятна, — вальяжно облокачивается на стойку.
— В последнее время и ты меня не бесишь.
— Ну, круто. Мы всё больше похожи на стандартную парочку, а не на кошку с собакой.
— Хорошо, что мы не влюблённые идиоты, но при этом нравимся друг другу.
— Да, хорошо, — кивает.
Мы дружно обмениваемся смешками, но, уверена, каждый подумал о чём-то своём. Не знаю, что там у Артёма в голове, а вот я мысленно скрестила пальцы в надежде, что не начну сохнуть по этому парню. Да, мы не влюблённые идиоты, а просто нравимся друг другу. Правда же?
— Что же! — весело восклицаю. — А вот эту валентинку я, пожалуй, оставлю при себе.
— Никаких мусорок?
— Нет, этот клочок бумаги достоин большего.
— А я?
— А что ты? — встаю со стула, наклоняюсь и почти мурлычу парню на ухо.
— А я достоин чего-то большего, чем простое «мило»?
Подзываю рукой Артёма к себе за стойку, и тот послушно идёт за стулом, а затем усаживается рядом со мной.
— Ты об этом? — спрашиваю.
Поглаживаю рукой ширинку Угольникова, делая свой нажим всё более настойчивым.
— А если кто-то придёт сейчас или та троица увидит? — выдыхает шёпотом.
— Общественные места не твой конёк! — тихо смеюсь, но не прекращаю движений рукой.
— Ты была права: я стеснительный.
— Ты?!
— Уж точно скромней тебя буду, — усмехается, выглядя донельзя счастливым.
— Ты сейчас что мне хочешь сказать? — с угрозой щурю глаза.
— Что ты меня заводишь
