Семья. Измена. Развод - Мария Николаевна Высоцкая
— И мне очень жаль.
— Что? — Даша распахивает глаза, цепляясь пальцами за край раковины. — Нет…
— Да.
— Прекрати этот спектакль. Прекрати мной манипулировать.
Делаю шаг к ней. Аккуратно накрываю ладонями Дашины подрагивающие плечи.
— Это не спектакль. Ты никогда не хотела и не хочешь меня выслушать.
— Никакие слова не изменят того, что с нами произошло. Ты это понимаешь?
— Понимаю. Но не понимаю, почему ты так сильно цепляешься за прошлое.
— Почему?
Дашка разворачивается ко мне лицом, а по ее щекам катятся горючие слезы.
— Правда не понимаешь почему? Это единственное настоящее, что у меня было. Вся та боль, все, что ты сделал вместе с моим отцом. Вы меня убивали, год за годом, Миша. Разве такое прощают? Разве к предателям имеют хоть какие-то теплые чувства?
— Ты боишься признаться себе в том, что…
— Не нужно придумывать то, чего нет.
— А я, кажется, боялся. Очень долго боялся признаться себе и тебе в том…
— Молчи, — накрывает пальцами мои губы. — Ничего не говори. Ты не имеешь на это права. Слышишь? Не имеешь!
— Не плачь, — вытираю ее слезы. — Я просто хочу сказать, что жалею обо всем, что было. О том, как это было. Мне жаль. Прости меня.
Даша шмыгает носом, растирает по лицу слезы и отступает, пока не врезается в раковину поясницей.
— Пожалуйста, я тебя прошу, не надо. Ничего не надо.
Обнимаю ее несмотря на протест. Он слабый, и я его подавляю, иногда это просто необходимо.
— Я постоянно о тебе думаю. О сыне, — глажу ее по спине. — Скучаю по вам. С тобой все было по-другому. С тобой у меня была опора. С тобой жизнь была настоящей. Семья ненастоящая, а жизнь была настоящая… Каламбур. Хотя, возможно, и семья у нас тоже была настоящая, просто мы не хотели в это верить.
— Я не вернусь в эту клетку. Никогда туда больше не вернусь, Миша. Ты можешь мне угрожать, шантажировать. Можешь сломать и снова туда засунуть, только знай, что…
— Я не собираюсь делать ничего из вышеперечисленного. Я просто хочу, чтобы ты позволила мне быть рядом с вами. Не только как отцу твоих детей, но и как другу, как человеку, на которого ты всегда сможешь положиться.
Даша часто кивает. Вытирает слезы, упираясь ладонями мне в грудь.
— Ладно. Хорошо. Но между нами ничего не может быть. Ты, как бы я ни старалась отрицать, большая часть моей жизни. Был и будешь. Но на этом все.
— Я понимаю, — сжимаю ее ладони в своих. — Никогда об этом не задумывался, а теперь понял, что люблю и любил свою жену.
Даша вздрагивает. Поднимает на меня полный ужаса взгляда, и именно в этот момент в комнату забегает Марк.
— А чего вы тут делаете?
— Решаем, куда пойдем ужинать, — тут же включаюсь в диалог с сыном.
— Я хочу рыбу.
— Значит, будем есть рыбу, — аккуратно разжимаю пальцы, что держат Дашкины руки, и отступаю. — Пошли тогда собираться.
* * *
— Мам?
Марк удивленно разглядывает Дашу, которая, в свою очередь, смотрит в одну точку. Мы уже минут пятнадцать сидим за столом, и за все это время она не сказала ни слова.
Она делает вид, что меня тут и вовсе нет…
— Мам!
— А? Что? — Даша вздрагивает и переводит взгляд на сына. — Что такое?
— Я хочу мороженое.
— Хорошо.
Марк с широченной улыбкой, пользуясь Дашкиным замешательством, стекает со стула и несется за мороженым.
— Даш, я…
— Ничего не говори. Ты сегодня достаточно сказал, Миш. Прости. Мне прилечь хочется, голова кружится.
— Плохо себя чувствуешь? Может, врача?
— Врач мне не поможет. И ты это знаешь.
Жена грустно улыбается и пожимает плечами, явно давая понять, что ее состояние — моих рук дело. Моих слов, видимо…
— Зачем ты вообще начал этот дурацкий разговор? Кто тебя просил? — срывается на истеричный тон. — Все же хорошо было. Хорошо… К чему эти признания? Они чего-то стоят? Хоть что-то изменят?
— Даш, — тяну к ней руку.
— Нет. Не надо. Я пойду, присмотри за Марком и уложи его сегодня сам, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.
— Даш, давай обсудим.
— Не сегодня. Точно не сегодня. Завтра, да, завтра.
Даша поднимается и медленно бредет в сторону нашего шале.
— Пап, а мама куда? — Марк с мороженым в руках смотрит Дашке вслед, не забывая надкусить один из шариков в рожке.
— Домой, тут слишком жарко.
— Вы поругались?
Сын хлопает огромными глазами, заставляя все острей испытывать вину.
— Нет. Доедай мороженое, и тоже пойдем.
— Ты обещал на пляж, смотреть на звездочки.
— Точно. Значит, покатаемся.
Давлюсь остатками кофе, пока жду сына, и размышляю о произошедшем.
Я поторопился. Просто это был такой порыв яркого осознания собственных чувств. Знал, что Даша воспримет в штыки, но на какие-то секунды потерял контроль, смотрел на нее и очаровывался. Снова и снова.
Неужели сегодня мы прошли еще одну точку невозврата? Не хочу об этом думать и верить в это не хочу.
— Князев?
Поворачиваю голову на голос.
— Рейман? Здорово, — привстав, протягиваю Ромке руку.
— Ты тут с сыном? — смотрит на Марка.
— С семьей, — на автомате его поправляю.
— Ты же разве… — Рейман снова цепляет Марка глазами и замолкает. — Присоединюсь?
— Падай.
Рома — мой давний приятель. Мы вместе учились. Тогда я еще жил в Москве. Теперь видимся максимум пару раз в год, иногда реже.
— А мы на звездочки скоро с папой смотреть пойдем, — деловито сообщает Роме Марк, никак не реагируя на то, что видит его впервые.
— Круто, — Рейман вытягивает большой палец вверх. Улыбается.
— Ты здесь как оказался? — отодвигаю от себя чашку с кофе.
— Пап, можно я в бассейн?
Марк активизируется мгновенно, так всегда происходит. Сидеть в кругу взрослых и слушать их разговоры ему скучно, естественно.
— Давай. Аккуратно только.
Наблюдаю за тем, как сын бежит в детский бассейн, расположенный на краю ресторанной зоны, и, убедившись, что он выбрал тот, где меньше всего воды, снова перевожу внимание на Реймана.
— Я думал, ты развелся с Дашкой.
— Развелся.
