Мы сгорим вместе. Сводные. - Маргарита Аланина
- Зато комп всегда под рукой, - парирует с широкой улыбкой.
- Юль, по скольким городам тебя Олежик протащил? – спрашивает Демьян.
Мороз стягивает кожу. Демьян сейчас похож на айсберг, от которого бешено веет холодом.
Боже, мне хочется нагнать недавнюю легкость, вцепиться и силой оставить с нами.
- Не считала, - пожимаю плечами. –По два-три месяца в одном в течении трех лет, посчитай, если интересно.
- Каждый бы Олежке в глотку запихать, - ядовито шипит сын мачехи.
Папу Демьян не «разглядел». И не собирается. При этом открыто не оскорбляет. Мимикой и интонацией презрение показывает.
Может, со временем потеплеет…?
Не отвечая на выпад, заталкиваю в себя второе – пюре и котлету.
В гробовой тишине слышен звон ложек за соседними столиками, голоса студентов. Какофония в столовой не глушит неумолчный рокот во мне.
Не могу. Еда в горле встает булыжниками. Отставляю поднос и киваю всем.
- Я провожу.
Демьян поднимается вместе со мной, ловит, руку не давая уйти. Разряды тока отдаются глухим эхом в теле. Уже не так, как в начале обеда.
Тяжелее…
Вдыхаю полную грудь густоты напряжения между нами и подхватываю сумку.
- Я не изменю отношения к Олеже, - звучит как ультиматум.
- А я не хочу каждый раз при упоминании моего папы в твоем присутствии мечтать переместиться в другое место!
- Я держу себя в руках. Я, черт возьми, смирился с тем, что он живет у нас. Игнорю его девяносто процентов времени, ничего другого он не заслужил и не получит, - сухо обрубает и сжимает мою руку до хруста.
- Полегче, Дем, - дергаю рукой. – Почему ты так относишься?
Ослабляет тиски.
- На всё есть причина.
Я успеваю заметить намек на подавленность в зеленых глазах до того как Дема прикрывает веки. Собирается с мыслями. Собравшись, резко опускает грудь на выдохе, едва различимо хмурится и осторожно проводит большим пальцем по моему запястью.
- Я понимаю, что их брак стоит костью у тебя в горле, но ты мог бы мог попытаться. У них же всё серьезно, тебе придется рано или поздно изменить отношение, - доношу надломлено.
- Юль, не надо лезть в это… - просит почти беззвучно.
Легко сказать. Мои нервы уже растянуты донельзя. Будто ещё немного и они лопнут, но нет. Каждый раз я ошибаюсь, когда так думаю. Они растягиваются и адаптируются.
Я устала адаптироваться и «не лезть». Я, черт подери, устала жить в паутине.
- Что значит не лезь? Назови причину и тогда я пойму!
- Крайнова, не надо. Просто не надо, - мученически выталкивает.
От меня не утаивается боль и необъяснимая обреченность в голосе. Я пугаюсь, потому что надо…надо докопаться до причины. Я же помню, что у папы, Вики и Демы есть какая-то тайна. Неужели это касается меня? Или всё-таки относится к отцу бывшего семейства Покровских?
Хочу потребовать объяснений, но встречаюсь с воспаленным от боли взглядом Демьяна, и осекаюсь. Если секрет касается меня, то я не готова его услышать.
Я не готова к новой порции боли….
И к боли Демьяна я не готова.
- Ты придешь на ужин? – спрашиваю хрипло.
- Нет. А тебе удачи в цирке, - цедит сквозь зубы.
Завожусь на глазах. Дергаю рукой, чтобы освободиться.
- Отлично, - вторю ядовитому тону.
Мне же лучше. Не придется краснеть, бледнеть и гадать, что выкинет Демьян. Я сама идти не сильно хочу, но по папе соскучилась. Может, улучу момент и спрошу у папы, что за тайны Мадридского двора. Если буду готова…
Доходим до моей аудитории под дыхание друг друга.
Демьян круто разворачивает меня к себе лицом. Въедается взглядом, полным сожаления. Жар в теле превращается в лед. Слепота от солнечного света проходит, я снова в паутине….
Что произошло? Что изменилось за один разговор?
Что-то крутится в голове, зудит под кожей. Что-то темное и болезненное.
Мне каждый раз приходится вставать на носочки, чтобы потянуться до губ Демьяна. Сейчас не делаю даже попытки. Утыкаюсь лбом к плечу Демьяна и шепчу:
- мне пора на пару.
- Последний поцелуй.
Оттесняет к стене, медленно вдыхает и прижимается лбом к моему. Я зажмуриваюсь, прислушиваясь к дрожи в теле.
- Нет, - перекрываю доступ к своим губам ладошкой.
Демьян без игривости зубами скребет по моей ладони и защипывает кожу.
- У тебя дурная привычка кусаться, Покровский, - шиплю, одергиваю руку и трясу ей в воздухе.
- Крайнова, у меня их вагон.
- Самокритично. Какие?
- Ты просто не была в моей комнате, - смеется, а глаза остаются пугающе серьезными.
Я провожу ладонями по широким плечами, подушечками пальцев веду по ярким скулам и касаюсь губами впадинки у основания шеи.
- Мне пора на пару.
- Юль, последний поцелуй, - с надломом.
Проползаю по стенке, не смотря на Демьяна. Он ловит меня за руку. Вырываться бесполезно, держит мертвой хваткой.
- Дем, давай после пар поговорим и поцелуемся? – гневно выплевываю.
- Нет. Здесь и сейчас.
- У меня пара как бы.
- Забей на неё, Юль.
- Дем, что происходит? Или говори, что у тебя за приступ «здесь и сейчас», - пальцами изображаю кавычки, - или отложим всё до вечера. Хочешь можешь приехать.
Голова раскалывается, настроение рухнуло ниже некуда. Закрыться бы дома с кучей вредной еды и обдумать всё. Дать сотне вопросов волю всласть дробить внутренности…
- А почему нет? Зачем упускать момент, – Демьян пронизывает тяжелым взглядом, словно душу выворачивает.
Злость отравляет мысли. Действительно, а почему не здесь и не сейчас? Почему я думаю о том как бы потактичней отдать проклятую бумажку, а он не церемонится со мной? Обдает то кипятком, то холодом как ему заблагорассудится.
Спускаю сумку с плеча и расстегиваю замок одной рукой. Запускаю руку в сумку, чтобы достать тетрадь, и сразу одергиваю руку. Я не смогу. Не смогу.
- Отпусти руку, пожалуйста, - прошу спокойно.
Демьян вместо этого тянет меня на себя. Пользуется ситуацией и захватывает губы в чувственный плен. Не сносит ураганом, а медленно пьет меня и мое дыхание. Мир теряет краски, вкус Демьяна заменяет всё.
Прикрыв
