На крыльях Феникса (СИ) - Яфор Анна

– Сейчас гораздо важнее, чтобы он приехал из Аахена живым и здоровым. И смог сам растить своего ребенка. А я постараюсь вести себя хорошо, чтобы Кирилл нас не выгнал, – Полина дождалась, пока муж перестанет смеяться, и добавила: – Пойдем уже наверх, мне нужно открыть тебе один секрет.

Едва они оказались в своей комнате, как Мирон заключил ее в объятья. Так приятно было просто ощущать его рядом, чувствовать сильные руки, которые по-прежнему вызывали трепет во всем теле.  Глаза мужа стремительно темнели, приобретая цвет штормового моря. И этот шторм затягивал все дальше. Обоих.

Мужчина сдавленно охнул, повторяя пальцами узоры кружев на ее новом белье.

– Ты ЭТО хотела показать, милая? Очень красиво… Только мне гораздо больше нравится, когда на тебе ничего нет. Можно сниму?

И он, не дожидаясь ответа, отбросил прочь невесомые кусочки ткани. Полина задохнулась, наслаждаясь соприкосновением кожи. Без всяких помех. Впитала стук его сердца, чувствуя, как собственное отзывается тем же ритмом.  Она была уже готова забыться под тяжестью его тела, но все-таки удержалась на мгновенье.

– Мир, подожди… – и, поймав его внимательный, нетерпеливый взгляд, прошептала: – Я совсем о другом хотела сказать…

Он притворно нахмурился, не переставая ее целовать.

– Это так важно… что совсем не может подождать?

Полина с трудом увернулась от жаждущих губ и проговорила:

– Важно… Я беременна, любимый…

Мужчина замер.  Ей показалось, что даже дышать перестал. Продолжал обнимать, но что-то незримо изменилось в прикосновениях. Ослабел захват умелых рук, а кипящая в каждом движении страсть вообще исчезла, сменившись трепетной, щемящей нежностью. Он накрыл широкой ладонью живот, едва касаясь кожи. Полина задохнулась от мучительного желания, когда на смену пальцев пришли губы. Но это была не ласка. Что-то совсем другое, незнакомое, отозвавшееся в сердце едва заметной, необъяснимой болью.

Мирон освободил ее от своего веса, погружая лицо в разметавшиеся по подушке волосы. Обнял со спины, так осторожно, словно боялся, что она, как фарфоровая статуэтка, рассыплется в его руках.

– Милый, что случилось? – развернувшись к нему, с тревогой взглянула в глаза, ничего не понимая. – Ты не рад?

Он коснулся ее рта, легкими, невесомыми поцелуями осыпал лицо.  Ответил каким-то странно глухим голосом:

– Очень рад, девочка моя. Спасибо… любимая… – и, коснувшись горячими губами виска, добавил, поднимаясь с постели:

– Я скоро вернусь. Ты… отдыхай…

Мгновенье спустя Полина услышала шум воды в душе. И почти не сомневалась, что эта вода  была ледяной.

Глава 29

Ольга застыла, не веря собственным ушам, растерянно глядя на сидевшую напротив нее врача-гинеколога.

– Вы же уверяли меня, что все в порядке…

Та кивнула.

– Я и сейчас готова повторить то же самое. У Вас все хорошо. Но это не значит, что я могу одобрить перелет и проживание в непривычных условиях.

– Но я не могу остаться… Мой муж в тяжелом состоянии, и я должна быть рядом.

Женщина отложила обменную карту и в упор посмотрела на Ольгу.

– Послушайте… Ваш организм сейчас только адаптируется к новому для него положению. Использует все свои резервы, чтобы сохранить зародившуюся жизнь. У ребенка происходит формирование важнейших органов. Именно поэтому в первом триместре необходимо быть особенно осторожной. Разумеется, в том случае, если Вы заинтересованы, чтобы этот ребенок появился на свет.

– Но я же не могу бросить мужа… одного. В чужой стране. С такими проблемами… – от волнения она почти задыхалась.

– Ольга, Вы слишком глубоко переживаете ситуацию. Я понимаю, что мои слова могут показаться жестокими, но в первую очередь сейчас Вам нужно думать о себе и о ребенке. Кроме того, как я поняла, Вашего мужа отправляют в одну из лучших клиник Германии. Можно быть совершенно уверенным в том, что он не будет испытывать недостатка в уходе. Так что Ваше желание находиться рядом основано в большей степени на субъективных страхах, чем на реальной необходимости.

У нее почти не было аргументов против слов доктора.

– Вы уверены, что с ребенком что-то случится, если я все-таки полечу?

Женщина в белом халате нахмурилась.

– В этом никто не может быть уверен… кроме Господа Бога. Как, впрочем, и в обратном. – И,  немного помолчав, она добавила: – А Вы уверены, что подобный риск необходим? Вам? И Вашему мужу, которому потребуется положить все силы, чтобы справиться с болезнью? А вместо этого он будет вынужден переживать еще и за Вас. И если все-таки что-то пойдет не так, у вас появятся дополнительные непредвиденные расходы. И, поверьте мне, совсем не маленькие.

Ольга прикусила губу, спрятав лицо в ладонях. Ей и в голову не приходило, что могут возникнуть подобные сложности. Но в словах врача звучала очевидная истина. Рисковать ребенком она не могла, просто не имела права. Хотя при одной мысли о том, что Лешка окажется так далеко, один,  ее бросало в дрожь.

Она внезапно ощутила на плече легкое прикосновение. Выпрямилась, встречаясь с ободряющим взглядом доктора.

– С Вашим мужем все будет хорошо. Это прекрасная клиника. Я много слышала о совершенно потрясающих результатах лечения. А Вы дождетесь его здесь. Поверьте мне, так будет лучше … для вас троих.

Троих? Ольга зажмурилась, словно пробуя это слово на вкус. Станет ли оно реальностью? Будут ли они когда-нибудь втроем? По-настоящему?

За несколько часов до перелета ей  все-таки разрешили зайти к Алексею. Врач уступил  жалобной  просьбе увидеть мужа последний раз перед длительным расставанием. О том, что следующей встречи может и не быть, Ольга старалась не думать, хотя жгучая, давящая тоска последние недели вообще не покидала ее сердце. А теперь, лишившись возможности сопровождать его в поездке, женщина опять пребывала на грани отчаяния.

Идти в палату было страшно. Гораздо страшнее, чем в прошлый раз, когда она не представляла, с чем придется встретиться. Сейчас же была готова к новой порции боли от невозможности помочь. Застыла в дверях, впиваясь глазами в монотонно работающие приборы. И лишь осознание того, что ей отведено на посещение всего лишь короткое время, подстегнуло приблизиться к кровати. Избегая смотреть на многочисленные повязки, она медленно перевела взгляд на лицо мужчины и едва смогла удержать крик, увидев, что его глаза открыты.

Ольга совершенно не рассчитывала, что он окажется в сознании. И уж тем более не могла предположить всей глубины нескончаемой бездны боли, которая плескалась сейчас  в глазах. Их застилавшая пелена была настолько ощутимой, что  женщине показалось, будто он вообще не видит ничего вокруг. Но затуманенный взгляд внезапно сфокусировался на ее лице. Мужчина дернулся в тщетной попытке подняться, но тут же застыл, издав едва слышный возглас, утонувший в сдавленном стоне.

Она ощутила, как мелкая дрожь сотрясает все тело. Вспомнила слова врача о преимуществах бесчувственного состояния Алексея, о неизбежности мучительных страданий при возвращении сознания. Подтверждение сказанному она видела перед собой, читала в покрасневших, широко распахнутых глазах, не отрывающихся от ее лица. Хорошо, что оно было скрыто под маской, и мужчина не мог заметить, как трясутся губы.

Но паника была лишней. Сковывающий все тело пронзительный страх – совершенно неуместным. Во всяком случае,  Лешке точно не следовало видеть терзающие ее сомнения. Ему вполне хватало собственных мук.

Она шагнула совсем близко к кровати, стараясь удержать предательскую дрожь в коленях. Выдохнула, заставляя себя успокоиться. Все потом. Слезы, переживания. А сейчас есть несколько драгоценных минут, когда он может ее услышать. Если, конечно, вообще способен что-то осознавать сквозь пронизывающую сознание боль. Но попытаться в любом случае необходимо.

Во рту разлился солоноватый вкус крови из прокушенной губы. Но даже это было неважно. Ничего не важно, кроме, может быть, последнего шанса признаться во всем, оставляя позади нелепые игры. Ольга заговорила. Не слыша собственного голоса, задыхаясь от страха не успеть. Не подбирая слов, не стремясь как-то их приукрасить. Она не заметила, как намокла от слез маска, скрывающая большую часть ее лица. Вообще ничего не видела перед собой, кроме его глаз. Но не могла прочитать, что скрывается за застилавшей их пеленой. Просто роняла рваные, выстраданные признания, прекрасно осознавая, что они могут стать не только ее спасением, но и приговором. Концом и без того более чем непрочной связи.