Лучший друг моего парня - Мария Манич
Сейчас на лице Саши читаются холодность и отрешённость. Глаза, как голубые ледышки, цепко следят за каждым моим движением. Осматривает меня с головы до ног несколько раз, подмечая каждую деталь и криво усмехается.
Нет. Сегодня Саша не примет любой исход и не вздохнет с облегчением, если я уйду.
Вторая мысль, более здравая и решительная: вот он, шанс поставить точку в этих отношениях. Стать свободной. Вырваться из мира, в который я так долго пытаюсь пролезть и который так отчаянно изрыгает меня назад в нищету. Мира богатых отпрысков и их грязных секретов. Мира, где правят деньги и, кажется, других проблем не существует. Мира вседозволенности и откровенного секса.
Мира, где я плечом к плечу сосуществую с Мироном Гейденом и, кажется, готова в него влюбиться, кинувшись в омут с головой. Всего после одного поцелуя… но какая долгая к нему была прелюдия! Плевать на всё!
Он хотел, чтобы я пришла к нему сама. Я готова. Потому что только рядом с ним, в его руках, я сегодня почувствовала себя не куклой, а живой.
Только в этом мире любви нет места. Как нет места и для меня. Я всегда буду чужой. Везде.
На ватных ногах подхожу к «мерседесу» Соколова и открываю дверь. Забираюсь внутрь и зябко ёжусь. В салоне холодно и пахнет табаком. Сколько он тут сидел один? Что делал? Меня ждал? Или кого-то ещё?
— Привет. Я думала, ты уехал, — говорю тихо. — Поговорим?
Голос свой не узнаю. Прочистив горло, бросаю косой взгляд на водительское сиденье.
Саша не включает печку, ничего не говорит и вообще не двигается. Не заводит мотор. Он как будто не здесь. Смотрит в лобовое немигающим взором, стискивая ободок руля до побелевших костяшек.
Кутаюсь в куртку сильнее, изо рта вырывается облачко пара. Кожа на ногах под капроном колготок покрывается мурашками.
— Саш? — зову его. — Всё нормально?
Парень вздрагивает и переводит на меня бешеный взгляд налитых кровью глаз.
— Нормально? Это ты мне скажи, как тебе с моим лучшим другом зажиматься было, нормально? — спрашивает резко.
Слова оправдания чуть не слетают с языка. Не была готова к такому вопросу в лоб. Хотела начать с другого, не с измены, которая уже состоялась. Расстаться, как и планировала. По-хорошему, по-человечески. Соколов не сделал мне ничего дурного. Единственное: был не самым внимательным парнем на свете и имел проблемы с алкоголем. Но умело компенсировал всё дорогостоящими подарками. И меня это почти всегда устраивало.
— Как тебе, Ангелина? Потрахалась наконец-то? Да ты бы сказала, что тебе этого не хватает! Знаешь, скольких желающих я бы нашёл на твою пилотку! Очередь бы выстроилась!
У меня от его слов всё внутри холодеет. Сжимается и подпрыгивает к горлу тошнотворным комом. Сам меня и пальцем не трогал. Не возбуждался никогда, целовал через силу. А теперь ревнует?
Саша подаётся в мою сторону всем телом, приближая к моему лицу своё, искажённое дичайшей яростью. Но ярость эта не похожа на задетые чувства обманутого и обиженного неверной девушкой парня. Нет. Здесь что-то другое.
— Отодвинься от меня, — произношу обманчиво ровно, словно не боюсь этой внезапной вспышки гнева. — И сбавь тон. Ты меня в чём-то обвиняешь, Саша? Ты? Меня?
Неотрывно глядя ему в глаза, завожу руку за спину и пытаюсь нащупать дверную ручку. Сердце в груди неистово трепыхается. Интуиция кричит бежать и не оглядываться. Сегодня, видимо, день такой. Все сбрасывают маски и обнажают свои души перед другими. И я уверена, обнаженная душа Соколова мне не понравится.
— Какая же ты сука, а строишь из себя кроткую овцу, — говорит Саша, но мое желание выполняет.
Откидывается назад на сиденье и обхватывает голову ладонями, запуская в волосы пальцы. Его грудь быстро вздымается и опадает. Он пытается взять себя в руки и успокоиться.
Я наконец нащупываю ручку и немного выдыхаю. Если что, успею её дёрнуть и вывалюсь наружу, даже если этот придурок вздумает тронуться с места. Особенно если он вздумает.
— Не помню, чтобы я кого-то из себя строила. Мы расстаёмся, думаю, тебе это понятно? Впрочем, это именно то, о чём я планировала с тобой сегодня поговорить. Собиралась сообщить при других обстоятельствах, но ты меня сам вынуждаешь, Соколов.
— То есть ты даже отрицать не будешь, что потрахалась с Гейденом на вечеринке в честь дня рождения его девушки?
— А нужно отрицать? Это что-то между нами изменит? — недоумеваю.
Моя измена очевидна.
Саша что, мазохист? Или его волнует сам факт того, был ли у меня половой акт с Мироном или нет? А это уже интересно…
Прищурившись, окидываю взлохмаченного Соколова оценивающим взглядом.
— Да ты понимаешь, Лина, что ни хера ему не нужна! Ваще ни одна ему не нужна, ни ты, ни какая другая. Он девками пользуется как одноразовыми перчатками. Один раз натянул и выбросил. Ни имени не помнит, ни телефона не записывает. Ходит в клубы, снимает шлюх, покупает девственниц. Спорит на них! Да он долбаный извращенец и коллекционер. Тебя такое вставляет? Хочешь быть его очередной?
— Я — нет. А ты?
— На что ты намекаешь? — визгливо взвивается Саша. Кажется, ещё чуть-чуть, и вцепится в волосы уже мне.
— Ты ведь не меня ревнуешь, да?
Догадки одна за другой всплывают во взбудораженном мозгу. Я только успеваю выстраивать логическую цепочку. И, наконец, многое становится на свои места. Пробелы заполняются недостающими деталями, и вот у меня перед глазами уже полная картина происходящего.
На сцене спектакля теперь три главных действующих лица. Соколов. Мирон. Я.
— Ты тоже в него влюблён. В Мирона…
— Заткнись!
— … вот поэтому и бесишься, пьёшь и используешь меня как ширму перед своими предками! Потому что не можешь принять себя и свою ориентацию! — на секунду я заливаюсь громким истеричным смехом. — Боже, какая я идиотка!
— Замолчи, Ангелина! — орёт
